Кодзиро Сэридзава - Умереть в Париже. Избранные произведения

После разговора с Кикути я твёрдо решил не торопить событий и ждать.

Я уже упомянул, что работал в департаменте гор и лесов. Департамент занимался контролем за казёнными лесами. Поступая на службу в министерство, я надеялся, участвуя в разработке законов об арендаторах, о труде и других социально значимых актов, внести практический вклад в административное управление, но меня ждало горькое разочарование.

Тогдашний начальник отдел а лесного хозяйства Оцука сказал мне со всей любезностью: "Чтобы стать хорошим чиновником, вам будет полезно на первых порах набить руку в счетоводстве", — и определил меня счетоводом. Департамент гор и лесов вёл внутри министерства свою особую бухгалтерию. Счетоводами там служили два старика, годящиеся мне в отцы, которые, решив, что я в будущем стану секретарём или начальником отдела, обращались со мной как с дорогим гостем, не давая мне никакой обременительной работы.

Обязанный каждый день являться на службу, я вскоре пресытился чтением ведомственных статутов и принялся изучать историю казённых лесов. Я узнал множество сложных, интересных случаев, относящихся к началу эпохи Мэйдзи, когда учреждались казённые леса, а также то, как в процессе разграничения постоянно сталкивались интересы чиновников и населения. Я приободрился, увидев, что даже в таком месте можно найти осмысленную работу.

Однажды меня вызвал начальник Оцука:

— Когда сдают экзамены на чиновника высшего разряда, обычно берут отпуск. Может быть, тебе до экзаменов отдохнуть, чтобы хорошо подготовиться?

Я был признателен за доброту, но при этом впервые рассказал начальнику о мотивах и планах, побудивших меня поступить на работу в министерство.

— В таком случае в департаменте гор и лесов тебе не очень-то интересно, — посочувствовал мне начальник.

Вероятно, Оцука поговорил обо мне с тогдашним начальником отдела аграрной политики господином Исигуро Тадаацу. Через несколько дней Оцука велел мне сходить к Исигуро. Когда я пришёл в отдел аграрной политики, Исигуро сказал:

— Начальник отдела лесного хозяйства говорил мне о твоём желании. Пожалуй, я бы мог взять тебя на работу в свой отдел. Как ты на это смотришь?

Я не мог скрыть радости по поводу того, что сбылись мои мечты.

Дело в том, что в то время все вопросы, касающиеся гражданского законодательства, были переданы из ведения министерства сельского хозяйства и торговли в министерство внутренних дел, где было образовано специальное гражданское управление. Министерские работники роптали, охваченные беспокойством и недовольством. Самые непримиримые твердили, что теперь, когда передали работу, неизвестно, какая судьба ожидает сотрудников. Только что поступившие на службу молодые чиновники вроде меня, плохо понимая происходящее, выступали в качестве зрителей, но поскольку я шёл в министерство как раз ради того, чтобы участвовать в работе, которую теперь передавали в другое ведомство, я втайне мечтал перевестись вместе с работой в гражданское управление. Впрочем, пока нечего было и мечтать об этом. После того как важнейшая часть работы была отдана министерству внутренних дел, из того, что меня в то время интересовало, в нашем ведении остались только аграрные законы и законодательство об арендаторах. Я был рад и несказанно признателен любезности Исигуро, который с подачи Оцуки взял меня в свой отдел, который как раз и занимался тем, что меня интересовало. Сообщив о желанном мне назначении, Исигуро спросил:

— Уяснил ли ты для себя, кем собираешься стать? Государственным служащим, чиновником — или же пойдёшь по научной части?

— Я не собираюсь становиться учёным.

— В таком случае, раз приняв решение стать чиновником, ты уже не должен отступать.

Сказав это, он внимательно посмотрел на меня своими большими, добрыми глазами, разглаживая ладонью великолепные усы, но смысл его слов я смог полностью оценить только года через три.

Как бы там ни было, по любезному распоряжению Исигуро я перешёл в отдел аграрной политики и стал работать под началом господина Кодайра Кэнъити в секторе, занимавшемся исключительно арендным законодательством. Наконец-то я мог отдаться любимой работе.

Мне хотелось сообщить М., что я смог заняться желанной работой, как вдруг от неё пришла небольшая посылка. Это было "Исследование добра" профессора Нисиды, книга, которую я дал ей почитать давным-давно. Получив совершенно неожиданно эту посылку, я был несказанно взволнован: в книгу было вложено письмо. В нём рукой М. было написано следующее:

"Разбирая вещи, я обнаружила, что так и не отдала Вам эту книгу. Собралась отослать её Вам, и мне вдруг стало невыносимо грустно при мысли, что мы совсем прервали наши отношения.

Возможно, Вы уже знаете, что я в скором времени вместе с младшим братом отправляюсь на пароходе "Фусими-мару" в Германию. Мне с трудом удалось упросить отца отпустить меня, убедив его, что для моего развития мне будет полезно на своём опыте познакомиться с тем, как в тяжёлых условиях возрождается Германия, потерпевшая поражение в войне. Профессор Оути плывёт на одном с нами корабле и, по счастью, любезно согласился взять на себя заботу о нас.

Я с нетерпением ждала день окончания учёбы в женском университете. Ведь в тот же самый день Вы кончали свой университет. Втайне я страстно мечтала, что тогда мы сможем соединить наши судьбы. Но вот занятия окончились, а чудо, о котором я так мечтала, увы, не сбылось.

Не понимаю, почему отец Вам не доверяет, почему, толком не зная Вас, относится с неприязнью. Но могла ли я, живя в отцовском доме, поддерживать отношения, которые он запрещает? Как это мучительно — быть сердцем с Вами и в то же время, сохраняя на лице спокойствие, обращаться к отцу! Я должна была выбирать — покориться отцу или Вам.

Сколько раз я замышляла убежать из отеческого дома и укрыться у Вас! Но для того чтобы решиться на такое, мне не хватало уверенности, что я могу дать Вам счастье. Я даже не была уверена в том, что Вы встретите меня с радостью. Сколько лет мы общались, и вы ни разу не сказали, что любите меня, а между тем до меня дошли слухи, что Вы собираетесь стать приёмным сыном. Я не могла поверить своим ушам. Вот почему, узнав, что профессор Оути отправляется в Германию, я упросила отца отпустить меня с ним. Вероятно, родители согласились, надеясь, что я забуду Вас. Впрочем, забывать уже нет необходимости. Говорят, что все человеческие трагедии рождаются из малодушия. Я тоже думаю, что обоюдное малодушие — причина наших бед. Я отправляюсь в Германию в надежде вернуться полностью переродившейся.

Клянусь, в моих любовных чувствах не было ни малейшей лжи! Это то, что более всего меня радует. Даже если Вы меня не любили, я могу утешаться тем, что в моей любви не было ничего нечистого. Любя, я возвышала, совершенствовала себя. В этом смысле мне не в чём себя упрекнуть, не в чем раскаиваться. Я желаю лишь одного — чтобы в будущем Вы стали таким человеком, которого я не стыдилась бы назвать своим возлюбленным. Тогда и моё прошлое станет более красивым и светлым. Понимайте это не как свидетельство моего малодушия, а как искренность любящей Вас. М."

Это письмо я прочёл перед уходом на службу. Его смысл не укладывался у меня в голове. Я дошёл до министерства, как в тумане. У себя на месте вновь перечитал. Справившись по газетному объявлению, узнал, что "Фусими-мару" отплывает на следующий день в первой половине дня из Иокогамы. Я убеждал себя, что нужно обдумать всё спокойно. В то время департамент находился в Цукидзи. От Цукидзи до Цукисимы, где жила М., не так уж далеко. Я едва не бросился бежать в Цукисиму. Но удержал себя, решив, что негоже расстраивать М. перед самым отправлением в Германию. Тем не менее, позвонив по телефону, я удостоверился, что М. должна сесть на корабль в Иокогаме. Я решил на следующий день поехать проститься с ней в порту и прямо сказать, что люблю её и готов ждать её возвращения сколь угодно долго.

Но на следующий день в департаменте было назначено совещание следственного комитета, и я понял, что не смогу не присутствовать. Оставалось немедленно написать ей письмо и скоростной почтой отправить на адрес "Фусими-мару". Текст этого письма я уже забыл. Но совершенно точно, что перво-наперво я признался в любви. Откровенно написал, что надеялся, что она убежит из дома отца. Также написал, что буду с нетерпением ждать её возвращения на родину. Сам же тем временем употреблю все свои силы на то, чтобы стать человеком, способным на прекрасные поступки, мужчиной, достойным её внимания…

В обеденный перерыв я отправился на Гиндзу, купил в аптеке лекарство против морской болезни и, вложив в один пакет с письмом, отправил на корабль, так, чтобы успеть к завтрашнему отплытию. Может быть, это был постыдный, не слишком мужской поступок, но иначе я поступить не мог. Я подумывал о том, чтобы поехать в Кобе и проститься с ней там, но и это оказалось невозможным из-за заседании комиссии по выработке мер против арендных конфликтов. Увы, если бы я тогда поехал в Кобе, наша судьба, наверное, решилась бы иначе. Но я оказался слишком труслив для того, чтобы сделать то, что должен был сделать.