Проспер Мериме - Два наследства, или Дон Кихот. Дебют авантюриста

Марина. Она хороша, эта маркиза де Верней?

Малуский. Французы зовут ее не иначе как прекрасная маркиза, и, пока я был во Франции, я действительно считал ее самой прекрасной женщиной… но после моего возвращения…

Марина. Заметно, пан, что вы хорошо воспользовались своим пребыванием во Франции. Вы привезли нам галантность Лувра. Но расскажите мне о ваших победах. Сколько портретов вы привезли в вашей шкатулке?

Малуский. Один, панна, вывезенный из Польши и запечатленный в глубине моего сердца.

Марина. Вы стали совершенным французом, пан Малуский… А вот и мой отец возвращается с князем Адамом и моим шурином Константином. Они ходили взглянуть на этого ужасного коня. Видно, пан Малуский, мужчины созревают в путешествиях; до поездки в Париж вы бы не преминули оставить меня здесь ради этого диковинного зверя.

Малуский. В чем же диковина?

Марина. Восхитительный конь, но такой злой, что никто не может его объездить. И князь Адам не знает, что делать.

Малуский. Не с того краю взялись.

Марина. Да нет. Константин Вишневецкий был так резко сброшен наземь, что вывихнул руку, а ловчий его брата, старый казак, известный своим умением, сломал ногу. Теперь, говорят, он искалечен на всю жизнь.

Малуский. Ваши слова все сильнее подогревают мое желание объездить этого коня.

Те же, Мнишек, князья Адам и Константин Вишневецкие.

Мнишек. На вашем месте, князь Адам, я бы его застрелил из пищали, а вы всегда от всего уклоняетесь.

Марина. Отец, пан Малуский хочет объездить коня!

Мнишек. Что за блажь!

Князь Адам. Спросите у Константина, легко ли это.

Малуский. Можно хотя бы попробовать. Год назад господин де Рони оказал мне честь и позволил объездить самую строптивую лошадь из его конюшен, которую никто не мог осадить, мне же это показалось проще простого.

Константин. Я сяду на любую из ваших французских лошадок, но этот татарин — ручаюсь, вы с ним ничего не сделаете.

Князь Адам. Черт побери! Пан Малуский, дарю вам его, коли объездите.

Мнишек. Малуский, и не пытайтесь; вчера он чуть было не убил человека.

Малуский. Разрешите!

Марина. Пан Малуский, подумайте: ваши французские кружева… какому риску вы их подвергаете!

Малуский. Я имел честь брать уроки верховой езды в знаменитой конюшне в Париже и льщу себя надеждой, что усвоил их.

Константин. Уж не утверждаете ли вы, что в Париже лучше объезжают лошадей, чем в Польше? Бьемся об заклад на десять дукатов, что вы и круга по двору не сделаете.

Малуский. По рукам!

Входит Юрий, который наблюдает за ними, не будучи замеченным.

Мнишек. Вы убьете его.

Князь Адам. Это его дело. Пусть татарина подведут к террасе.

Малуский. Если я его объезжу, панна даст мне розу, приколотую к ее корсету, и вечером будет танцевать со мной менуэт.

Марина. А если вы сломаете себе ногу, кто пригласит меня танцевать? Держите, я дарю вам розу, только откажитесь от вашего пари.

Малуский. Этот цветок станет мне еще дороже, когда я его заслужу.

Те же, Юрий.

Юрий (выходя вперед). Благородные паны, сжальтесь над бедным странником. Я иду из России, и в Смоленске мне сказывали, что никогда несчастный не проходил мимо замка князя Адама, не получив доказательств его великодушия.

Мнишек. Говорил я вам, князь Адам; вас знают все бродяги, вы со всей округи их притягиваете за двадцать верст.

Князь Адам (Юрию). Ты, верно, греческий монах-раскольник. Не важно, я не изменю своей репутации. Держи. (Дает ему дукат.) Иди на кухню, тебя покормят.

Марина. Какой мрачный вид!

Малуский. Он больше похож на бандита, чем на монаха.

Князь Адам. Что еще? Ты не уходишь? Чего тебе еще надобно?

Юрий. Князь Адам, один из благородных панов собирается объездить этого норовистого коня. Дозволишь ли мне взглянуть?

Князь Адам. Впервые вижу монаха, предпочитающего возвышенное зрелище виду похлебки. Этот парень — бастард какого-нибудь дворянина. Да вот и конь.

Константин. Ну что, пан Малуский, что вы на это скажете?

Князь Адам. Еще есть время отступиться.

Мнишек. Ну же, давайте, расторгните это смехотворное пари!

Малуский (Марине, снимая шубу). Дозвольте мне, панна, снять эту шубу и положить ее под ваши прелестные ножки. Я страдаю, когда вижу их на сырой траве.

Марина. Упаси меня Бог топтать французский бархат!

Константин. Довольно французских любезностей, Малуский. По коням!

Малуский (спускается во двор). Охотно.

Мнишек. Глупышка, ты будешь причиной того, что славный дворянин сломает себе руку или ногу.

Марина. Он говорит, что во Франции…

Мнишек. Ах, какая нам разница, что происходит во Франции?

Князь Адам (глядя во двор, Малускому). Не желаете ли дать мне двадцать дукатов?

Константин (ему же). Да, осторожно… (Конюхам, приведшим лошадь.) Да держите же это проклятое животное, чтобы господин мог вставить ногу в стремя!.. Малуский, Малуский, вам повезло больше, чем мне… здесь плотный песок, вы упадете, как на матрас.

Юрий (глядя во двор). Поверните ему голову против солнца. Видите, он боится своей тени.

Константин. Во что ты вмешиваешься, монах?

Мнишек. Москаль прав. Малуский, заставьте его повернуть голову к солнцу.

Марина. Не надо этого делать, пан Малуский, я боюсь. Возвращайтесь. Ах!

Константин. Орел или решка?.. Ну же, ну! Встает. Ничего. Но французские кружева и бархат жестоко пострадали…

Малуский (во дворе). Проклятая польская уздечка!.. Нет ли у вас французского мундштука?

Мнишек. Ну ладно, хватит! Возвращайтесь, вы хромаете. Довольно глупостей.

Юрий. Князь Адам, дозвольте я испытаю этого коня.

Князь Адам. Ты?

Юрий. Я.

Марина. Да, да, князь. Будет весело, когда он свалится в песок.

Князь Адам. Ну же, преподобный, посмотрим, какой вы сделаете кульбит.

Юрий спускается, сняв рясу.

Малуский. Я ошибся! Я привык к французской сбруе. Кабы я подумал… Возьмите, князь Константин, вот ваши двадцать дукатов.

Константин. Вам больно?

Малуский. Ничего, ничего.

Марина. Смотрите, монах как будто разговаривает с конем… Да это гадкое животное и правда слушает его… Оно тянется к нему и словно нежно целует… Не кажется ли вам, господа, что эти две свирепые физиономии очень хорошо смотрятся вместе?

Константин. Слово даю, этот плут заговаривает его. Он знает цыганскую песню.

Мнишек. А может, он цыган. Взгляните, как черен.

Константин. Конь перестал прижимать уши… Он хочет взять его лаской… но ничего не выйдет… Ах, он уже в седле… О… Удержался… Ох, ох… он уверенно держится… сущий дьявол…

Юрий (во дворе). Гой-да, гой-да!

Князь Адам. Летит стрелой. Татарин прямо, а не монах. Он и крикнул на их языке.

Константин. Так и запорожцы кричат…[34] Что бы ни было, отважен, шельма… Как он пустил коня во весь опор… А каков ход!

Малуский. Он мчится, удирает прочь… Князь Адам, бьюсь об заклад, черт меня побери, монах уведет вашего коня, а взамен оставит вам свою рясу.

Мнишек. Нет, истинный крест. Он возвращается. Это благородный наездник.

Малуский. О, пан Мнишек, как вы можете говорить такое? Взгляните. Он вскарабкался на это животное, как обезьяна или татарин, каковым он и является… Вот если бы вы видели, как мы гарцевали в Париже в большой королевской конюшне перед мадам Верней и…

Константин (Юрию). Отлично, молодец. Коли это настоятель твоего монастыря научил тебя так скакать на коне, он достоин быть попом у запорожцев.

Юрий (возвращаясь). Я думаю, теперь он укрощен.

Константин. Вот, монах, получи эти двадцать дукатов. Ты их честно заработал.

Князь Адам. А я даю тебе этого коня. Мой ловчий искалечен. Если хочешь остаться здесь, займешь его место. Доверься мне и брось свою рясу.