На вашем месте. Веселящий газ. Летняя блажь - Пэлем Грэнвилл Вудхауз
Не знаю, не знаю. Лично мне казалось, что такому, как Эгги, еще здорово повезло, если нашлась девица, согласная с ним связаться. Разумеется, своих соображений я высказывать не стал. Старый Плимсолл слишком уж благоговел перед нашим семейством, и мое замечание его бы расстроило. Вместо этого я решил уточнить, чего, собственно, от меня хотят в возникшей ситуации. Чем я могу помочь? Так и спросил его.
Плимсолл посмотрел на меня, словно верховный жрец племени, вдохновляющий юного вождя на священную битву.
– Ну как же, Реджинальд… Вы отправитесь в Голливуд и вразумите этого заблудшего молодого человека. Положите конец его неразумным планам. Употребите все свое влияние.
– Кто, я?
– Вы.
– Хм…
– Никаких «хм»!
– Ха!
– Никаких «ха». Ваш долг очевиден. Вы не можете от него уклониться.
– Но… Голливуд – это же черт знает где!
– Тем не менее я настаиваю на том, что на вас, как на главе семьи, лежит обязанность немедленно туда отправиться.
Я задумчиво пожевал нижнюю губу. Мчаться со всех ног, чтобы подрезать на корню романтическую любовь, в которой я пока не мог усмотреть ничего плохого. Живи и давай жить другим – вот мой девиз. Если Эгги вдруг приспичило бросить якорь, почему бы и нет? Может быть, семейная жизнь изменит его к лучшему. Во всяком случае, к худшему его уже ничто не изменит.
– Хм, – снова сказал я.
Старый Плимсолл уже возился с карандашом и бумагой – очевидно, разрабатывал маршрут.
– Вы правы, – заметил он, – путь довольно долгий, но вместе с тем очень простой. Прибыв в Нью-Йорк, вы должны будете сесть на так называемый экспресс «Двадцатый век» до Чикаго. Оттуда с совсем небольшим интервалом…
Я подпрыгнул на стуле.
– Чикаго? Вы сказали – Чикаго?
– Да. Там у вас пересадка. Затем, из Чикаго в Лос-Анджелес…
– Погодите, – снова перебил я. – Тогда это куда больше смахивает на реальный план. Как раз в Чикаго через неделю или около того пройдет чемпионат мира в тяжелом весе…
Теперь ситуация представлялась в совершенно новом свете. С детства мечтая посмотреть мировой чемпионат, я никогда прежде не мог себе этого позволить, а теперь, с титулом и всем, что к нему полагается, мне это – раз плюнуть. Удивительно, что такая мысль не пришла мне в голову раньше. К изменившимся обстоятельствам жизни не сразу привыкаешь.
– А от Чикаго далеко до Голливуда? – спросил я.
– Чуть больше двух дней пути.
– Тогда ни слова больше. Я еду. Не думаю, правда, что смогу справиться со стариной Эгги, но я с ним повидаюсь.
– Вот и замечательно, – просиял старик и вдруг снова нахмурился. Наступила пауза. Я вздохнул, ожидая новых осложнений. – Э-э… Реджинальд…
– Да?
– Надеюсь, вы будете осторожны?
– Осторожен? – поднял я брови.
Плимсолл смущенно откашлялся, теребя в руках подвернувшийся арендный договор.
– Я хочу сказать, в отношении себя самого… Эти голливудские девицы, как вы только что заметили, славятся необыкновенной внешней привлекательностью…
Я от души расхохотался.
– Боже правый! Да ни одна из них на меня и не взглянет!
Он снова нахмурился. Очевидно, я задел честь семьи.
– Вы граф Хавершот.
– Я знаю. И тем не менее…
– Кроме того, если не ошибаюсь, женщины смотрели на вас и прежде.
Я понял, что он хотел сказать. Два года назад в Каннах мы обручились с девушкой по имени Энн Банистер, американской журналисткой, которая проводила там отпуск. Поскольку я в то время считался уже наследником, это событие вызвало изрядный переполох в старшей ветви рода. Полагаю, последующее расторжение помолвки явилось для всех немалым облегчением.
– Хавершоты отличаются крайней чувствительностью, – наставительно произнес Плимсолл, – они склонны принимать необдуманные решения, по воле сердца, а не разума. Поэтому…
– Ладно-ладно. Буду держать себя в руках.
– В таком случае мне нечего больше сказать. Verbum… э-э… sapienti satis. Итак, вы отправитесь в Голливуд как можно скорее…
– Не медля ни минуты! – воскликнул я.
Ближайший пароход отчаливал в среду. Прихватив чистый воротничок и зубную щетку, я едва на него успел. Краткая остановка в Нью-Йорке, несколько дней в Чикаго, и вот уже лос-анджелесский поезд катит по просторам чего-то там – кажется, Иллинойса.
И вот в этом самом поезде, на второй день пути, когда я сидел, попыхивая трубкой, на смотровой площадке и размышлял о том о сем, в мою жизнь вошла Эйприл Джун. Эффект был такой, будто я проглотил хорошую порцию динамита и кто-то поджег фитиль изнутри.
2
Если вы не в курсе, такие специальные смотровые вагоны находятся у них там, где в английских поездах – вагон охраны. Открываешь дверь и выходишь на площадку с креслами, где можно сидеть в свое удовольствие и разглядывать окрестности. В последних недостатка обычно не бывает, поскольку, как вам, вероятно, известно, Америки очень много, особенно в западной ее части, и, сев на поезд до Лос-Анджелеса, вы просто едете и едете, и этому нет конца.
Короче говоря, как я уже сказал, наутро второго дня путешествия я сидел на смотровой площадке и смотрел, когда внезапно открывшаяся дверь вышибла из меня дух.
Ну, не совсем так, конечно. Последнее предложение надо не забыть подредактировать. Я вовсе не хочу сказать, что меня треснуло по голове или что-нибудь в этом роде. Дух из меня вышибла не дверь, а то, что оказалось за ней. А именно, самая красивая девушка, какую я видел в своей жизни.
Самым первым, что поражало в ней зрителя, словно пуля, выпущенная в упор, была какая-то особенная милая, нежная, поистине ангельская кротость. Выйдя на площадку в компании проводника негроидной наружности, который положил в свободное кресло подушку, девушка поблагодарила его таким проникновенным воркующим голоском, что у меня даже пальцы на ногах поджались от удовольствия. А если добавить к кротости пару огромных голубых глаз, совершенную модель корпуса и нежную улыбку с ямочкой на правой щеке, то вы без труда поймете, почему ровно через две секунды после того, как это божественное существо ступило на сцену, мои пальцы, сжимавшие трубку, побелели от напряжения, а дыхание стало натужным и прерывистым. Свободной рукой я поспешно поправил галстук, а если бы длина моих усов позволяла их подкрутить, то я бы без всякого сомнения подкрутил их.
Наш цветной брат незаметно улетучился, видимо, вернувшись к трудам, за которые получал жалованье, а прекрасная незнакомка подошла к креслу и опустилась в него, как опускает лепестки поникший цветок. Полагаю, вам приходилось видеть поникшие цветы.
Некоторое время ничего не происходило. Она вдыхала воздух, и я вдыхал воздух. Она вглядывалась в расстилавшиеся вокруг
