Эрнест Хемингуэй - Зеленые холмы Африки
— А я думаю, это один из тех бродячих африканцев, которых встречаешь с луком у дороги. Он увидел первый солончак, а потом по тропе добрался до второго.
— Нет, вряд ли, те носят с собой лук и стрелы только для самозащиты. Они не охотники.
— Ах, не все ли нам равно, кто это был.
— Да, не повезло. А тут еще дождь. Я поставил дозорных на обоих холмах, но они ничего не видели.
— Что ж, у нас есть еще время до завтрашнего вечера. Когда нам уезжать?
— Послезавтра.
— Черт бы его побрал, этого дикаря!
— А Карл, наверно, уже разогнал всех черных антилоп.
— Мы не успеем заехать в прежний лагерь за рогами. Знаешь новость?
— Нет.
— Я дала обет не курить полгода, если ты убьешь куду, — сказала Мама. — И уже перестала.
Мы закусили, потом я забрался в палатку, прилег и стал читать. Я знал, что у меня еще есть шансы подстрелить что-нибудь завтра утром на солонце, и старался не нервничать. Но все же я нервничал и боялся уснуть, помня, что после дневного сна человека одолевает вялость, а потому вышел из палатки, уселся на полотняный стул под тентом и принялся за книжку «Жизнеописание Карла II», то и дело отрываясь, чтобы поглядеть на саранчу. То было захватывающее зрелище, и я никак не мог к нему привыкнуть.
В конце концов я уснул на стуле, поставив ноги на ящик из-под консервов, а когда проснулся, около меня стоял Гаррик в пышном развевающемся головном уборе из черных и белых страусовых перьев.
— Проваливай, — сказал я по-английски. Он не трогался с места, самодовольно ухмыляясь, потом повернулся, чтобы я мог взглянуть на него в профиль.
Тем временем Старик с трубкой в зубах вышел из своей палатки.
— Полюбуйтесь-ка! — крикнул я ему. Он взглянул, пробормотал: «Боже!» — и скрылся в палатке.
— Куда же вы? — сказал я. — Не надо обращать на него внимания, вот и все.
Старик снова вышел с книгой, и мы сидели и болтали, словно не замечая Гаррика, который все еще щеголял своим головным убором.
— По-моему, этот болван к тому же выпил, — заметил я.
— Возможно.
— От него несет спиртным.
Старик, не глядя на Гаррика, тихо сказал ему несколько слов.
— Что вы ему сказали?
— Велел одеться по-человечески и быть готовым в путь.
Гаррик удалился, покачивая перьями.
— Не вовремя он нацепил эти перья, — заметил Старик.
— Некоторым они нравятся.
— В том-то и дело. Этих молодцов без конца фотографируют в таком виде.
— Безобразие, — возмутился я.
— Черт знает что, — поддакнул Старик.
— Если мы и в последний день вернемся ни с чем, я готов всадить Гаррику пулю в зад. Что мне за это будет?
— Могут выйти серьезные неприятности. Тогда уж лучше стрелять в нас обоих.
— Ну нет, только в Гаррика.
— Лучше не надо. Помните, что отдуваться придется мне.
— Я же шучу, Старик.
Появился Гаррик, уже без своего убора, а за ним Абдулла, и Старик обменялся с ними несколькими словами.
— Они предлагают охотиться у холма на новом месте.
— Превосходно. Когда же?
— Хоть сейчас. Кажется, будет дождь. Так что поторапливайтесь.
Я послал Моло за своими сапогами и плащом, а М'Кола вынес мне из палатки спрингфилд, и мы вместе пошли к машине. Погода весь день стояла облачная, хотя утром и после полудня солнце время от времени проглядывало сквозь тучи. Надвигались дожди. Вот и сейчас уже начало моросить, и саранча больше не летала в воздухе.
— Страшно хочется спать, — сказал я Старику. — Давайте выпьем.
Мы стояли возле кухонного костра под большим деревом, и мелкий дождик шелестел в листве над нашими головами. М'Кола принес флягу с виски и торжественно вручил ее мне.
— Хотите? — предложил я Старику.
— Что ж, выпить никогда не мешает.
Мы выпили оба, и Старик пробормотал:
— Черт бы их побрал.
— Черт бы их побрал, — повторил за ним и я.
— Может, все-таки наткнетесь на какие-нибудь следы.
— Мы обыщем всю местность.
Наша машина свернула вправо, на дорогу, миновала хижины туземцев, потом свернула влево, на плотно убитую, красную глинистую тропу, огибавшую холмы и с обеих сторон теснимую деревьями. Дождь уже лил вовсю, и мы ехали медленно. В глине, по-видимому, было много песка, так как колеса не буксовали. Вдруг Абдулла, сидевший сзади, пришел в сильное возбуждение и попросил Камау остановиться. Тот затормозил, мы вылезли из машины и прошли немного назад. На сырой глине отчетливо виднелись свежие следы куду. Антилопа прошла здесь каких-нибудь пять минут назад, не больше: края отпечатков были острые, и взрыхленная копытами земля еще не успела размокнуть под дождем.
— Думи, — сказал Гаррик, откинув голову, и широко растопырил руки, чтобы показать, какие огромные рога у этого животного. — Кубва сана!
Абдулла подтвердил, что это самец, и притом большущий.
— Пошли! — скомандовал я.
Идти по следу было легко, и мы знали, что куду где-то близко. Под дождем или снегом подобраться к зверю гораздо проще, и я был уверен, что сегодня удастся поохотиться. След сквозь густой кустарник вывел нас на прогалину. Я остановился, чтобы протереть мокрые очки и продуть прицел моего спрингфилда. Дождь теперь хлестал как из ведра, пришлось надвинуть шляпу на самые глаза, чтобы не заливало очки. Едва мы обогнули прогалину, впереди послышался треск, и я увидел серое с белыми полосами животное, которое продиралось сквозь кустарник. Я вскинул ружье, но М'Кола схватил меня за руку. «Манамуки!» — прошептал он. Это была самка куду. Мы подошли к тому месту, где она только что стояла, но других следов там не оказалось. Сомнений быть не могло: от самой дороги мы шли по следу этой антилопы.
— Вот тебе и «думи кубва сана»! — сказал я Гаррику с ядовитым сарказмом и жестом изобразил здоровенные рога, которые якобы растут у него на голове.
— Манамуки кубва сана, — пробормотал он огорченно и кротко. — Какая огромная самка!
— Эх ты, вшивый франт в страусовых перьях, — сказал я ему по-английски. — Манамуки! Манамуки! Манамуки!
— Манамуки, — подтвердил М'Кола, кивнув головой.
Я достал словарь, но, не найдя там нужных слов, знаками объяснил М'Кола, что мы вернемся на дорогу кружным путем и поглядим, нет ли других следов. Мы долго бродили под дождем, вымокли до нитки, но ничего не нашли и вернулись к машине; так как дождь стал утихать, а дорогу не развезло, решено было ехать дальше, пока не стемнеет. Облака клубились по склонам холмов, с деревьев капала вода; мы тщетно вглядывались в даль, но антилоп не было нигде — ни на открытых полянах, ни в зарослях кустарника, ни на зеленых склонах. Наконец стемнело, и мы вернулись в лагерь. Мой спрингфилд был весь мокрый, и когда мы вылезли из машины, я велел М'Кола хорошенько вычистить и смазать его. М'Кола кивнул, и я, войдя в палатку, где горел фонарь, снял с себя все, вымылся в брезентовой ванне и вышел к костру в халате, надетом поверх пижамы, освеженный и довольный.
Мама и Старик уже сидели у огня. Мама встала, чтобы налить мне виски с содовой.
— М'Кола все нам рассказал… — начал Старик, не двигаясь с места.
— Да, здоровенная была самка, — отозвался я. — Я чуть не уложил ее. Как по-вашему, куда ехать завтра утром?
— Пожалуй, на солонец. Наши дозорные просматривают оба холма. Помните того старого деда из деревни? Он как одержимый ищет куду где-то за холмами. Он и еще второй, вандеробо. Они ушли три дня назад.
— Почему бы нам не попытать счастья на том солонце, где повезло Карлу? Авось и для меня выдастся счастливый день.
— Конечно.
— Беда только, что день этот последний, потом солонец могут затопить дожди. Когда мокро, соли не остается и в помине. Одна грязь.
— В том-то и дело.
— Мне бы только увидеть куду.
— А когда увидите, не забудьте: нужно выждать, пока он подойдет поближе. Выждать и стрелять наверняка.
— Об этом-то я не беспокоюсь.
— Поговорим о чем-нибудь другом, — сказала Мама. — Этот разговор действует мне на нервы.
— Жаль, что этот малый, Кожаные Штаны, не с нами, — заметил Старик. — Черт возьми, вот кто умеет поговорить. При нем и у вашего муженька язык развязывался. Разыграйте-ка снова ту комедию про современных писателей.
— Подите к черту.
— Почему у нас нет никакой интеллектуальной жизни? — сказала Мама. — Почему вы, мужчины, никогда не поговорите о мировых проблемах? Почему я ничего не знаю о том, что творится на свете?
— На свете черт знает что творится, — сказал Старик.
— Ужас, да и только.
— Что происходит в Америке?
— Почем мне знать! Какие-то торжества АМХ.[15] Мошенники с сияющими глазами транжирят деньги, и кому-то придется потом расплачиваться. У нас в городе все побросали работу и живут на пособие. Рыбаки сделались плотниками. Как в Библии, только не совсем.
