Пэлем Вудхауз - Том 14. М-р Моллой и другие

��Что-о?!

��Лежат на шифоньере в нашей спальной комнате, вот что.

Мыльному стало понятно, почему у его цыпочки, как он выразился бы, такое лицо. Такое лицо было теперь и у него самого.

��Лежат на шифоньере?�� слабо прокурлыкал он.

��Я считала, что это самое надежное место. Так-то вот, начальничек, и никак к ним не подобраться, потому что к этому времени туда уже кто-то вселился.

��Быть того не может!

��А я бы не удивилась. Этот дед с белоусиками, ну, Корнелиус, рассказывал мне, что такие дома больше одного-двух дней без жильцов не простаивают. Слушай, иди-ка, позвони ему.

��Корнелиусу?

��Н-нну! Спроси, какая погода.

Мистер Моллой вскочил с места так, словно кто-то вонзил шило в сиденье его стула, и быстрыми шагами удалился из помещения.

��Ты была права,�� произнес он замогильным голосом, вернувшись к столу.�� Хату уже сдали.

��Я так и знала.

��Писательнице Лейле Йорк. Она ее снимает с этого утра,�� сказал Мыльный и, поманив официанта, заказал два двойных бренди. Супруги понимали, что это сейчас необходимо.

Некоторое время никто не решался нарушить молчание. Наконец Долли выбралась из-под окутавшей ее пелены угрюмого затишья. Женская жизнестойкость прочнее мужской.

��Поезжай-ка туда. Встретишься с этой тетей, поговоришь о том, о сем.

��Что ты имеешь в виду, солнышко?

��Ну, расскажешь ей какую-нибудь байку, чтобы она согласилась вернуть нам домик.

��Думаешь, она клюнет?

��Может, и клюнет, если будешь молодцом. Все же говорят, что ни у кого не получается так вести разговоры, как у тебя.

Мистер Моллой, которому было пока далеко до обычной благостности, все же немного приосанился. На опушке его сознания вспыхнули проблески надежды, как будто в конце прохода чиркнула спичка.

��Я бы попробовал,�� согласился он.

��Вот и пробуй. Ничего еще не накрылось. И помни, эта тетя пишет книжки. Не было на свете писателя, которому хватило ума по-человечески перейти улицу. Все они на одно ухо обутые.

Мистер Моллой кивнул в ответ. Он знал, что в этих словах есть зерно истины.

Лейла Йорк завтракала в постели. Салли сварила ей яйца и поджарила булочки, все еще дивясь про себя той скорости, с которой ее подняли с насиженного места и переправили в незнакомую обстановку. В пятницу хозяйка велела ей собирать вещи, в субботу они выехали на машине из Клэйнз Холл, сопровождаемые очень долгим взглядом дворецкого, каким всегда смотрит дворецкий, если отказывается вас понимать, и вот наступило воскресное утро, а они уже провели в �Приусадебном мирке� почти двадцать четыре часа. Лейла Йорк ничего не любила откладывать на завтра, и хотя Салли была от нее без ума, в глубине души ей уже не раз приходилось сетовать на то, что та чересчур часто моделирует свое поведение по образцам тех американских ураганов, которые, стоит им появиться у мыса Гаттерас,[14] становятся совершенно неуправляемыми.