Василий Аксенов - Пора, мой друг, пора
Кстати, вот ей-то и не надо было бы снова смотреть этот фильм, особенно сегодня. Письмо и этот фильм – слишком много для одного вечера.
«Что делать?» – подумала она, когда увидела в массовке, в толпе прохожих длинную шею и собачью голову Кянукука.
Он очень гордился тогда – ему дали проход. Он вел под руку даму и комично вихлялся. Вечером только и разговоров было, что о дебюте «полковника» в кино. Все советовали ему, как перевоплощаться. «Ты похож на Бельмондо», – говорили ему, и он тут же, отвечая на такое внимание к его особе, разыграл сцену из гангстерского фильма. В общем, смеху было много.
«Постоянно мы над ним смеялись, бесконечно, утомительно. К концу это превратилось уже в скучное издевательство.
Естественно, считалось, что он все снесет, не обидится, а он вот не снес. Может быть, письма Марвича подняли в нем мятеж?
Марвич над ним смеялся».
«Витька, – писал он ему, – ты странная личность. Таким, как ты, я был в семнадцать лет. Где тебя консервировали, мил-человек? Мне кажется, что у тебя и девушки-то не было никогда, одни фантазии. Напиши мне обо всем, не бойся откровенности и перестань, пожалуйста, нести такую дичь про Лилиан. Если она действительно существует, то зачем ты тогда треплешься о ней перед всякими подонками? Мне кажется, что я сделал ошибку, не взяв тебя тогда с собой. Надо было схватить тебя за шиворот и втащить в вагон. Впрочем, это еще поправимо.
Осенью мы с Сережей отправимся в далекий путь, и если ты не балда и не окончательный шут, то поедешь с нами. Сережа тебя сделает человеком. Знаешь песню: «А я иду по деревянным городам, где мостовые скрипят, как половицы»? Может быть, это романтика и не чистой воды, но на меня она действует, потому что я сам истер по этим деревянным тротуарам не одну пару подметок.
Теперь скажи мне, друг, пожалуйста, такое: ты что, влюблен в Таню? Только честно, без балды. Если это так, то я тебе по-настоящему, без всякого юмора сочувствую, потому что она моя от начала и до конца и, что бы с ней ни случилось, в конечном счете она будет со мной. Что бы ни случилось! Да с ней и не случится ничего, ничего к ней не пристанет.
Итак, жму лапу. Пожалуйста, не финти и сообщи, нужны ли деньги. Привет Лилиан. Обнимаю. В а л е н т и н».
Были и другие письма, шуточные и дурашливые, но это, наверное, было главное и последнее. Ответить на него Кянукук уже не успел.
Тут она вспомнила, как неслыханно возмутила ее уже сама мысль, что Кянукук влюблен. В тот вечер он пригласил ее в ресторан. Для него, видно, это был какой-то особенный вечер.
«Эх ты, – подумала она о себе, – дрянь ты порядочная, не дала мальчику даже возможности повздыхать. Ведь он не домогался тебя, как иные, и ни одного сального взгляда не бросил. Он жаждал лишь меланхолии, но у тебя уже был рыцарь, Олег, сильная личность. Тебе уже грезилась большая любовная биография, „чтобы на старости лет было что вспомнить“. Хорошо, должно быть, это утешение на старости лет. А в самом деле, что утешит нас на старости лет?..
Вот здесь я ничего играю, сносно. Правильно двигаюсь. Все равно я стану актрисой, не такая уж я бездарь».
Фильм, благополучно перевалив через кульминацию, благополучно катился к концу. Подчищались всякие неувязочки, все постепенно выяснялось и обосновывалось, осуществлялся важнейший закон искусства – все «ружья» палили со страшной силой. В конце сквозила естественнаялирическая недоговоренность. Все было в порядочке, и все остались довольны: простодушная публика была растрогана, профессионалы оценили умелую режиссуру и операторскую работу, снобам осталось много поводов для насмешек. Загорелся свет, грянули аплодисменты.
В фойе и во всех других помещениях установилось оживленное приподнятое брожение. Пространства для перебежек не было никакого, и поэтому кучки и отдельные люди двигались хаотически, сплетаясь в случайные клубки, расходясь, вежливо толкаясь, покачиваясь и словно подчиняясь какой-то неслышной музыке. Во всяком случае, это было увлекательное дело и никто не торопился уходить.
Таня тоже двигалась неизвестно куда, вместе с Павликом, Кольчугиным, Потаниным и другими, теряя их по одному, отвечая на поцелуи и рукопожатия, пока не осталась вдруг одна.
Вокруг стояли незнакомые люди. Они, конечно, посматривали на нее как на героиню вечера, но обратиться не решались.
«Как странно, – усмехнулась Таня, – никто меня не беспокоит, никто не предлагает дружбу».
Она вынула из сумочки сигарету и закурила. Толпа вокруг медленно колыхалась, перемещаясь.
– …я не знаю, может быть, я примитив, но мне понравилось.
– Простите, это уже не тот уровень разговора. Что значит понравилось или не понравилось?
– …слабости очевидны…
– …но и достоинства…
– А кто же спорит?
– Вы сами сказали, что…
– …кассовый успех…
– …что же плохого…
– …очаровательно, очень мило…
– …надоело про молодежь…
– …Калиновская очень хороша…
– …все мы слишком снисходительны…
– …жестокость такого рода…
– …правда характеров…
– …снят только верхний слой…
– Бросьте мудрствовать лукаво!
– В конечном счете не все ли равно?
– Вы видели «Крик»?
– А ты чего молчишь?
– Буфет еще работает?
– Старик, познакомь с Калиновской.
– …стряхнуть пыль с ушей!
– …где уж нам, дуракам, чай пить…
– …мелодию запомнили?
– …ту-ра-ру-ра… Так?
– …молодежь, понимаете, молодежь…
– Я-то читал. А ты-то читал?
– Простите, костюмчик этот не в Париже ли брали?
– В Париже.
– Не в «Самаритэн» ли?
– В «Галери де Лафайет».
– Угу, спасибо.
– …а мы совсем замотались, натуру пропустили, главк рвет и мечет…
– …я вам говорил, дорогой, слушались бы старика…
– …он очень талантлив, очень…
– …этот?
– Этот не очень.
– А тот?
– Это сволочь!
– Тише!
– Я вам говорю, Марцинович сволочь…
– …пора уже о праздниках…
– …шьете что-нибудь?
– Что нового?
– Слава Богу, ничего.
– …я бы иначе…
– …вы бы, конечно…
– …кто это, кто это?
– …вы, старик, еще молоды…
– …молодежь, молодежь…
– А что Боровский?
– Боровский в Индии.
– А Фролов?
– В Бирме.
– А Лунц?
– В Неаполе.
– Кто же будет кино снимать?
– Кина не будет.
– …ха-ха-ха… остроумный черт…
– …иди-ка сюда, иди-ка…
– …дай я тебя поцелую…
– …видали мы таких…
– …друзья, товарищи, братья…
У Тани закружилась голова. Тут как раз ее обнаружили, и снова начались поздравления, поцелуи, ее потащили куда-то – естественно, в ресторан. Нужно было пить шампанское, смеяться, изображать счастливицу. По дороге к ресторану ее ухватила под руку высокая критикесса в новомодном седом парике.
– Уверяю вас, – энергично говорила она, – в ближайшие годы ваш талант заблещет новыми гранями. Мне кажется, что вы не просто красоточка – вы значительная личность. Я уверена. Печаль человеческого сердца вам доступна. Я хотела бы о многом поговорить с вами. Ну, что там хитрить – я предлагаю вам дружбу. Идет?
Пробежал сияющий Павлик, махнул рукой – сюда, друзья, сюда!
Они сдвинули несколько столиков, Кольчугин собрал деньги. Кто выложил трешку, а кто и десятку. Кольчугин надел очки и строго продиктовал официантке заказ.
Сегодня все шумели, всех охватило желание настежь распахнуть души, объясниться друг другу в любви, выяснить все недоразумения и весело пить – мы это заслужили!
Только Тане хотелось остаться одной и уйти в переулки, где начиналось весеннее поскрипывание дверей и ошалелые мальчишки уже заступали на полуночную вахту у ворот.
Бочком, смущаясь, подошли родители.
– Танюша, мы домой. Поздравляем тебя, родная, поздравляем.
Тебя проводят?
– Что пишет Валентин? – тихо спросила мама.
Таня посмотрела на нее.
– Приглашает к себе.
– Поедешь?
– Конечно, поеду.
Мать побледнела и закусила губу.
– Когда? – спросил отец.
– Не знаю.
Родители ушли.
Таня старалась веселиться, не хотелось огорчать товарищей.
Шумный и беспорядочный пир подходил уже к полуночи, смешались салаты и закуски, тосты и объятия, кое-кто стал уже уходить, когда к Тане подошел Олег.
Люди, знакомые с ним по Прибалтике, стали шумно звать его к столу, но он только поклонился довольно церемонно и попросил Таню отойти с ним на несколько минут – ему нужно поговорить с ней.
– Пойдем, – сказала она и быстро прошла через ресторан, через фойе, спустилась в гардероб и взяла свое пальто.
Они вышли на улицу и медленно пошли к площади Восстания.
Гигантский высотный чертог закрывал полнеба. На фасаде его одно за другим гасли окна, образуя неясный темный пунктир. Большая полная луна, словно скатившаяся с роскошного шпиля здания, беспомощно висела поодаль. По Садовому кольцу медленно двигался гигантский междугородный тралер. Все предметы были крупны и отчетливы в эту ночь.