Юзеф Крашевский - Древнее сказание
С обеих сторон одинаковое количество людей нападало друг на друга. За одного старца слуги его положили на месте нескольких смердовых воинов. Смерда был тяжело ранен; когда его глаза стали заплывать кровью, он удалился с поля сражения и приказал своим отступать. Оставшиеся в живых княжеские слуги стеснились около своего вождя и отступили к реке. Победители не преследовали их; они довольствовались едкими насмешками и ругательствами, которые посылали вслед Смерде и его товарищам. От реки доходили до них только крики и шум; слуги Виша не оставались в долгу, отвечая тем же.
— Собачьи сыны! Невольники! Рабы! Змеи! Предатели! Изменники!..
Такие слова раздавались то с одной, то с другой стороны. Кулаки и мечи поминутно подымались вверх.
— Идите-ка сюда! — кричали одни.
— Попробуйте подойти! — отвечали другие.
Между тем в кустарнике, на берегу реки, Смерда обвязывал себе голову, а сыновья Виша подняли труп отца и понесли его в избу на постель. Плач и крик раздавались теперь в Вишевой хижине.
Никто не думал начинать снова сражения. Голоса понемногу притихли. Теперь можно было наверное рассчитывать, что Смерда оставит их в покое. Действительно, Смерда был доволен и тем, что виновник и зачинщик погиб, и думал о возвращении к князю. Ни он, ни люди его не хотели подвергать своей жизни новой опасности, не считая себя более сильными, чем их противники. Они довольствовались угрозами и легли на землю недалеко от ворот, где оставались до позднего вечера. Людек велел зорко следить за каждым их движением, чтобы они ночью внезапно не бросились на село. Ночь наступила, говор притих, казалось, что княжеские слуги заснули.
Высланный мальчуган, подползший на четвереньках до того места, где стояла дружина Смерды, увидел, как они, пользуясь темнотой ночи, перешли реку вброд и по противоположному ее берегу поехали в сторону княжеского столба. Теперь, оставив несколько человек на часах, можно было отдохнуть хоть на время. Дорого обошелся им этот отдых.
В светлице, на своей постели, лежал труп старика, который сжатою рукою все еще держал кусок дерева, глубоко засевший в его груди, облитой черною застывшей кровью. Лучина горела на очаге, оба сына сидели в светлице и заливались горькими слезами. Некому было думать о похоронах, потому что все женщины все еще сидели в лесу.
Самбор побежал за ними в лес; долго звал он их, пока на зов его ответили; затем сошлись жена Виша, его дочери, невестки, служанки и внучата. Среди глубокой ночи возвращались они из лесу. Женщины рыдали, пели, охали, вырывая себе волосы, а лес глухим стоном вторил им, как будто сочувствуя их горю.
Впереди шла Яга с распущенными длинными седыми волосами, со сложенными на груди руками, с закрытыми глазами. Дочери вели ее под руки. Они тоже распустили косы, сняли венки с голов, разорвали свою одежду. Одна Дива молчала и следовала за всеми как полумертвая.
Печальные стоны, плач и грустные песни женщин растрогали мужчин, и они стали рыдать. Когда отворили двери в светлицу, все женщины бросились к трупу старика.
Огонь начал гаснуть на камнях: кто-то подбросил пучок лучин, огонь снова запылал пламенем и осветил такую страшную картину, что один вид ее заставил рыдать тех, которые уже целый день плакали и стонали.
На дворе собаки выли, в сараях ревели коровы и ржали лошади. Наконец Дива поднялась с земли. Старуха Яга последовала ее примеру, одни только плакальщицы остались лежать на земле, оглашая воздух плачем и песнями. Мать и дочь принялись одевать умершего.
Пепелище находилось довольно далеко от хижины, на песчаной поляне в середине леса. Работники отправились туда приготовить дров для костра, собрать камни на могилу, потому что не хотели долго держать трупа несожженным, чтобы дух старца мог скорее улететь к отцам своим и братьям.
Ночь прошла среди приготовлений и плача… К утру старый Виш сидел на скамье, точно живой. На него надели лучшую одежду, препоясали лучший меч, на голову надели шапку с белым пером; лук, праща, каменный топор отцов и кремневое долото Дополняли одежду и вооружение умершего на поле брани старца.
Серопегий конь, на котором совершил Виш последнее путешествие, стоял возле хижины в сарае. Ему суждено было погибнуть на костре вместе со своим господином…
У ног покойника сидела Яга с опущенной головою. Старуху-вдову нарядили в самое красивое ее платье и платки, на шее у нее блестели янтарные бусы. Старуха вздыхала и стонала, сидя у ног покойника мужа. Немного подальше от нее сидели плакальщицы, царапая себе грудь руками. Они плакали и завывали. В глубине избы стояли сыновья Виша, отирая слезы руками.
— …Ушел ты от нас, — пели плакальщицы, — нет тебя более, господин наш, оставил ты нас сиротами. Отошел ты к отцам своим, к ясным духам, воевать будешь с черными духами. На земле у тебя было все, чего душа твоя желала… Земля обширная, зверей бездна, без счета скотины, запасы хлеба, тысячи ульев и мед белый… И любили тебя люди… И жену имел ты верную и любящую, послушных детей, покорную челядь, лошадей быстроногих… И бросил ты, господин наш, и нас всех… и детей… и жену свою… и никогда к нам не вернешься… Взгляни на оставленных сирот, рвут они волосы, слышишь их стоны… Открой веки, Виш, воин непобедимый; враг напал на тебя… Изменник-враг убил тебя… Но кровь твоя отомщена… Месть ненасытна; последний из твоего рода будет еще мстить твоим врагам, и будет так во веки веков, пока останется в живых хотя один из племени убийц и разбойников…
Песня эта повторялась много раз, сопровождаемая стонами, плачем и рыданиями.
Начинало уже светать, когда вернувшиеся с работы в лесу работники объявили, что на поляне готов уже костер. Сейчас же были посланы люди Виша к соседям с приглашением от старухи Яги и сыновей Виша на скорбный хлеб.
Печальное шествие тронулось из села. Четыре работника несли сидящее тело покойного, за которым вели лошадь старого кмета, его собак, несли одежду и оружие. Плакальщицы окружили тело Виша, напевая песни и издавая ужасные стоны. За ними следовали седовласый Слован и Яга, которую поддерживали две ее дочери; все, без исключения, работники и работницы вышли проститься с любимым всеми хозяином. В селе не осталось ни одной живой души. Все избы настежь были открыты.
Чтобы дойти до поляны, на которой сжигали тела умерших, приходилось проходить через густой лес, окружающий со всех сторон поляну; лес этот защищал могилы от чужих. На поляне несколько рядов больших камней обозначали могилы прежде умерших кметов. Засохшая трава была единственным украшением этого жилища мертвых.
У самого входа, на плотно убитой земле, находился огромный костер, сложенный из сосновых бревен, поддерживаемых четырьмя высокими колодами, глубоко вбитыми в землю с четырех его сторон. Рядом с костром стояли зольники, горшки, мисы и маленькие глиняные сосуды, в которые после сожжения костра должны были положить пепел и обетные жертвы; на земле лежал хлеб, калачи, мясо, пиво и мед — все приготовленное для совершения обряда тризны. Лучезарное, ясное солнышко и теплый майский день делали погребальный праздник еще более торжественным и спокойным, точно добрые духи выражали этим свою радость, что к ним прибудет старый Виш.
Женщины окружили Ягу, которая молча целовала по очереди всех детей своих, точно на веки вечные прощаясь с ними. Они не говорили ни одного слова; со вчерашнего дня старуха хранила глубокое молчание, но все предчувствовали, все знали, что она решилась умереть вместе со своим мужем и ни за что не согласится остаться на земле одна, осиротелая, без мужа.
Плакальщицы громко пели и стонали, когда сыновья Виша и его работники внесли тело покойного на костер и посадили его в самой середине, укладывая вокруг него все, что вместе с ним следовало предать огню. Тут было собрано все, чем пользовался при жизни старик дома, за работою и на охоте. Сосновые колоды, уложенные одна на другую, точно лестница, вели к трупу, окруженному оружием и одеждой.
Еще не совсем усадили Виша на костре, еще не успели привязать его, когда Яга, горячо поцеловав Диву, медленным шагом направилась к костру. К ней подбежали сыновья, желая удержать ее, но она рукою их слегка оттолкнула; подошли к ней дочери, Яга дала им знак рукою, чтобы они отошли в сторону; маленькие внучата бросились к ней с плачем, но она указала на них рукою своим дочерям, чтобы те взяли детей на руки… Яга, не останавливаясь, твердым шагом, подошла к костру; остановившись здесь, она посмотрела в последний раз на всех окружающих и смело поднялась по ступеням на костер, к своему мужу; Яга упала к ногам покойника и, обняв их руками, сидела недвижно, точно умершая.
Плакальщицы все громче охали и стонали. Работники привели верного Вишева коня и привязали его к столбу, связав ему ноги. Рядом поставили любимых Вишевых собак. Плакальщицы начали бегать вокруг костра. Плач и стоны увеличивались. Наконец, зажгли с четырех сторон смолистые лучины. Едва успели зажечь их, как весь костер объяло пламенем. Дым и пламя закрыли покойника и Ягу.
