Редьярд Киплинг - Сталки и компания

– Нет, никак!

– Он говорит, что ничего не знает об издевательствах. Разве мы ничему тебя не научили?

– Да, да.

– Он говорит, что мы его многому научили. Ты нам благодарен?

– Да!

– Он говорит, что он нам благодарен. Утащите его. А, я забыл! Послушай, Кэмпбелл, за что ты издевался над Клуером?

Кэмпбелл снова всхлипнул – нервы его были на пределе.

– Потому что я хулиган. Наверно, ты это хочешь от меня услышать.

– Он говорит, что он хулиган. Он абсолютно прав. Положите его в угол. Больше с Кэмпбеллом не шутим. Так, Сефтон!

– Вы мерзавцы! Мерзавцы! – это и многое другое Сефтон говорил, пока его, пиная ногами, перекатывали по ковру.

– «Блеяние козленка привлекает тигра». Мы сделаем из тебя красавца. Где у него лежат бритвенные принадлежности? (Кэмпбелл ответил). Жук, принеси воды, Турок взбей пену. Мы сейчас побреем тебя, Сеффи, поэтому ты лучше лежи совсем тихо, а то порежешься. Я раньше никого не брил.

– Нет! Не надо! Пожалуйста, не надо!

– Давай-ка повежливее. Я сбрею твои прелестные бакенбарды только с одной стороны.

– Я... я сдаюсь... только не сбривай. Клянусь, никакой порки не будет, когда я встану.

– И еще половинку усов, которыми мы так гордимся. Он говорит, что не будет нас пороть. Какой добрый.

Мактурк рассмеялся, держа в руках никелированный стаканчик для бритья, и поправил голову Сефтона, которую Сталки держал между коленями, как в тисках.

– Подожди, – сказал Жук, – длинные волосы не сбрить. Сначала нужно отрезать ус как можно короче, а потом брить.

– Я не собираюсь искать ножницы. Может быть, спички? Брось мне коробок. Он действительно боров, сейчас мы его немного подпалим. Тихо лежи! – он зажег спичку, но рука его замерла. – Я хочу убрать только половину.

– Хорошо, – Жук помахал кисточкой. – Я намылю середину... да? А ты спалишь остальное.

Тонкие первые усики, вспыхнув, обгорели до намыленной части в середине губы, и Сталки большим пальцем протер обгоревшую щетину. Это было не самое приятное бритье, но задача была выполнена в полной мере.

– А теперь бакенбарды с одной стороны. Поверни его! – спичка и бритва сделали свое дело. – Дай ему зеркальце. Вытащи кляп. Я хочу услышать, что он скажет.

Но слов не было. Сефтон в ужасе смотрел на свое отражение. Две крупные слезы скатились по его щекам.

– А, я забыл! Послушай, Сефтон. За что ты издевался над Клуером?

– Оставь меня в покое! Вы, мерзавцы, оставьте меня! Хватит с меня.

– Он говорит, мы должны оставить его в покое.

– Он говорит, что мы мерзавцы, а мы ведь еще даже и не начинали, – сказал Жук. – Где твоя благодарность, Сеффи? Черт! Ты похож на того, над кем издевались вполсилы!

– Он говорит, что с него хватит, – сказал Сталки. – Он заблуждается!

– Так, за работу, за работу! – пропел Мактурк, размахивая палкой. – Давай, мой ветреный Нарцисс. Не влюбись только в свое отражение!

– Ох, отпустите его, – произнес из угла Кэмпбелл, – он же плачет.

Сефтон рыдал, как двенадцатилетний подросток, от боли, стыда, уязвленного самолюбия и полной беспомощности.

– Давай, Сефтон, объявляй pax. Ты ничего не можешь сделать с этими мерзавцами.

– Кэмпбелл, дорогой, не надо грубить, – сказал Мактурк, – или ты снова получишь!

– Вы мерзавцы! – сказал Кэмпбелл.

– Что? За такое легкое издевательство... за то же самое, что вы проделали с Клуером? Сколько времени вы измывались над ним? – спросил Сталки. – Весь семестр?

– Мы никогда не били его!

– Били, когда могли его поймать, – сказал Жук, сидя на полу, скрестив ноги и время от времени роняя палку на ногу Сефтону. – Мне ли не знать!

– Я... мы... может быть.

– И вы из кожи вон лезли, чтобы поймать его! Мне ли не знать! Потому что он был маленький и противный, да? Мне ли не знать! А теперь, видите... Теперь вы ужасно противные и получаете то, что получал он за то, что был противным. Просто потому, что мы так решили.

– Мы никогда не издевались над ним так... как вы над нами.

– Да, – сказал Жук, – никто не издевается... и Неженка Фэрберн не издевался. Врежет только чуть-чуть и все. Все так говорят. На них не оставят живого места, и они уходят реветь в кладовку. Сунут голову в пальто и ревут. Пишут домой по три раза в день... Да, гады, и я делал это... умоляя, чтобы меня забрали. Вы не знаете, как издеваются по-настоящему. Жаль, конечно, Кэмпбелл, что ты попросил мира.

– А мне нет! – сказал Кэмпбелл, обладающий определенным чувством юмора.

Возбужденный Жук несколько раз слегка применил палку, и теперь уже Сефтон просил простить.

– А ты! – крикнул Жук, поворачиваясь на месте. – Над тобой тоже никогда не издевались! Где ты был до того, как попал сюда?

– У меня... у меня был учитель.

– Так! Понятно. Ты в жизни никогда не ревел. Но, черт возьми, ты ревешь сейчас. Ты разве не ревешь?

– Что вы, не видите, слепые мерзавцы? – Сефтон перекатился на бок.

Слезы прорыли дорожки на высохшей мыльной пене. Палка от крикета опустилась на его скрюченную фигуру.

– Я слепой, – сказал Жук, – и мерзавец? Замолчи, Сталки. Я сейчас позабавлюсь с нашим другом а ля Неженка Фэрберн. Мне кажется, что я вижу. Разве я плохо вижу, Сефтон?

– Мне кажется, изложено доступно, – сказал Мактурк, наблюдая за движениями палки. – Лучше скажи, что он видит, Сеффи.

– Да... видишь! Клянусь, видишь! – заорал Сефтон, подстегиваемый серьезными аргументами.

– Разве не прекрасны очи мои? – палка равномерно поднималась и опускалась во время этого катехизиса.

– Да.

– Светло-карие, да?

– Да... а... а... да!

– Ты обманщик! Они небесно-голубые. Разве они не небесно-голубые?

– Да... а... а... да!

– Сначала говоришь одно, потом другое. Ты должен учиться... учиться.

– Чего ты разошелся! – сказал Сталки. – Остынь немного, Жук.

– Со мной тоже все это было, – сказал Жук. – Теперь... насчет того, что я мерзавец.

– Pax... а-а-а, pax! – закричал Сефтон. – Пожалуйста, pax. Я сдаюсь! Отпустите меня! Не могу! Я не вынесу этого!

– Ну вот. Мы только-только набили руку! – проворчал Мактурк.

– Могу поклясться, что они не отпускали Клуера.

– Признавайтесь... Извиняйтесь... Быстро! – приказал Сталки.

Сефтон с пола объявил безоговорочную капитуляцию, он вел себя более смиренно, чем Кэмпбелл. Он никогда больше никого не тронет. Он будет тихо себя вести до конца своих дней.

– Наверное, мы должны поверить? – сказал Сталки. – Хорошо, Сефтон. Ты побежден? Очень хорошо. Помолчи, Жук! Но прежде чем мы вас отпустим, вы с Кэмпбеллом весьма обяжете нас, если споете «Китти из Коулрэна» а ля Клуер.

– Это нечестно, – сказал Кэмпбелл, – мы сдались.

– Конечно сдались. А теперь будете делать то, что мы вам скажем... Так же, как это делал Клуер. Если бы вы не сдались, то тогда вы бы узнали, что значит издеваться по-настоящему. А сдавшись – ты следишь за мной, Сеффи? – вы должны петь оды в честь победителей. Быстрее!

Они удобно расселись по креслам. Кэмпбелл и Сефтон посмотрели друг на друга и, не испытав при этом большого удовольствия, затянули «Китти из Коулрэна».

– Отвратительно, – сказал Сталки, когда жалобный вой закончился. – Если бы вы не сдались, то нашей мучительной обязанностью было бы швырять в вас книги за фальшивое пение. Ну, ладно.

Он освободил их от веревок, но они еще несколько минут не могли встать. Кэмпбелл поднялся первым, тревожно улыбаясь. Сефтон, пошатываясь, дошел до стола, обхватил голову руками и затрясся от рыданий. Но никто их них и не думал о драке: в них осталось только удивление, страдание и стыд.

– Может... может, он побреется перед чаем, пожалуйста? – спросил Кэмпбелл. – Осталось десять минут до звонка.

Сталки покачал головой. Он намеревался сопровождать полупобритого Сефтона в столовую.

Мактурк зевнул, сидя в кресле, а Жук обтер лицо. Их переполняло возбуждение и напряжение.

– Я бы прочитал вам лекцию о нравственности, если бы что-нибудь об этом знал, – жестко сказал Сталки.

– Не занудствуй, они уже сдались, – сказал Мактурк. Последнее назидание выбило его из колеи.

– Неужели ты не видишь, как мы нежно с ними обошлись? Мы могли бы позвать Клуера, чтобы он посмотрел на них, – сказал Сталки. – «Блеяние козленка привлекает тигра». Но мы не стали этого делать. Нам достаточно рассказать об этом паре ребят в колледже, и вы станете посмешищем. Ваша жизнь станет жалкой. Но мы и этого не будем делать. Мы придерживаемся строгих моральных принципов, Кэмпбелл, поэтому, если ты и Сеффи не расколетесь, никто не узнает.

– Клянусь, ты хороший парень, – сказал Кэмпбелл. – Признаюсь, я был довольно жесток с Клуером.

– Да, похоже, – сказал Сталки. – Но я думаю, Сеффи не нужно идти в столовую с перекошенными баками. На малышню это произведет тяжелое впечатление. Он может побриться. Ты благодарен мне, Сефтон?

Голова не поднялась: Сефтон спал глубоким сном.

– Вот странно, – сказал Мактурк, услышав храп, смешанный со всхлипываниями. – Это наглость, мне кажется, или он притворяется.