На вашем месте. Веселящий газ. Летняя блажь - Пэлем Грэнвилл Вудхауз
– Итак, миссис Прайс…
– Да, сэр?
Он вперил в нее очки.
– Мне известно, – грозно произнес он, – что вы распространяете крайне сомнительные слухи, пытаясь принести вред нынешнему лорду Дройтвичу, то есть лишить его имений и титула.
Из двадцати слов этой фразы мамаша поняла не больше семи, но покорно ответила:
– Да, сэр.
– Теперь скажите, миссис Прайс, не бывало ли у вас галлюцинаций?
– Чего, сэр?
– Ну, видений.
– Нет, сэр.
– А на мой взгляд, бывали. Вы обладаете очень богатым воображением, – произнес юрист, все больше походивший на удава, гипнотизирующего жертву. – Я утверждаю… утверждаю, миссис Прайс… что ваша история – чистейшая фикция.
– А что это, сэр? – осторожно спросила мамаша. Юрист опять покашлял, а кроме того постучал по столу футляром от очков.
– Задам вам несколько вопросов, – сказал он. – Любите ли вы читать, миссис Прайс?
– Да, сэр.
– Что именно?
– Журнал такой, «Фэмили Геролд».
– Так-так. А ходите ли вы в театр?
– Да, сэр. Если пьеса хорошая… Чувствительная.
– Та-ак. Теперь слушайте, миссис Прайс. Напомню вам, что подмененные дети – распространенный сюжет журнальных рассказов, что же до пьес, именно эту ситуацию пародирует покойный У. Ш. Гилберт в «Отмщении младенца».
– Это вы к чему, сэр?
– К тому, миссис Прайс, что на вас заметно повлияли рассказы, мелодрамы и, быть может, горячительные напитки.
– Вот именно! – вступил в беседу сэр Герберт.
– Точнее не скажешь, – одобрила и леди Лидия.
По всей вероятной, супруги едва удержались от крика «Ура!».
Мамаша не сразу поняла речь юриста, но вскоре все-таки встала и даже подбоченилась.
– Садитесь, – сказал поверенный. Она послушно села, прибавив:
– Сию минуту, сэр.
– Теперь, – продолжал он, – мы переходим к следующему пункту. Две недели назад вы подписали документ, гласящий, что в указанной истории нет ни слова правды.
– Да, сэр. Его сожгли.
– Это мне известно. Не беспокойтесь, я приготовил другой. Будьте добры, подойдите сюда.
Он указал на стол.
– Возьмите перо, миссис Прайс. Прошу! Вот здесь, вот здесь.
– Слингсби, – сказал сэр Герберт. Дворецкий вышел вперед.
– Заверьте подпись миссис Прайс.
– Сию минуту, сэр Герберт.
– Видите ли, миссис Прайс, – пояснил мистер Уэзерби. – Подписывая эту бумагу, вы действуете в собственных интересах. Если вы не подпишете, вы окажетесь в крайне затруднительном положении. Суд непременно спросит, почему один раз вы клянетесь в одном, а другой раз – в другом. Лжесвидетельство – тяжкое преступление.
– Чего, сэр?
– Лже-сви-де-тель-ство.
Мамаша Прайс поняла, что значила черная кошка. Она испуганно схватила перо, а поверенный, облегченно вздохнув, снял очки и стал протирать их.
Стол стоял у окна, и, подняв на мгновение взор, страдалица увидела поросшую кустами лужайку. Она вгляделась получше, застыла – и воскликнула:
– Ой!
Сэр Герберт вскочил, раздраженно бросив:
– Что там еще?
Мамаша твердо взглянула на него. Теперь она знала, что напутала с этой кошкой… Да, конечно, знак свыше – но для чего? Чтобы не подписывать. Иначе в тот самый миг, когда она склонилась над бумагой, не появилось бы такое знамение, яснее которого не сыщешь.
– Не подпишу, – сказала она.
– Что?!
– Не буду, и все тут.
– В чем дело? – крикнула леди Лидия. Мамаша Прайс воздела руку, указывая на окно.
– Вот!
На кусте сидела сорока.
24
Когда в большой гостиной одновременно кричат: «Что за чушь!», «Она с ума сошла», «Черт побери!» и «Да вы сами посмотрите!», какофония может испугать внезапного пришельца.
И впрямь, Сид испугался. Шум как раз достиг апогея, и ему почудилось, что он попал в клуб, на дебаты. Это его огорчило. Казалось бы, поступил как граф, разрешил этим гадам собраться в его собственном доме, а они интриги разводят, мало того – скандалы.
– Ти-ихо! – взвыл он.
Шум угас, и он холодно оглядел присутствующих.
– Да уж! – горестно вымолвил он. – Совещаньице, ничего себе. А по мне, попугаи в клетке, один к одному.
Сэра Герберта глубоко огорчило его появление.
– Уходите!
Сид на него взглянул.
– Не ори, змей.
Тут он заметил мамашу Прайс и очень удивился.
– А ты чего явилась?
Мамаша волновалась.
– Ой, Сид! – закричала она. – В самое время увидела!
– Кого это?
– Да сороку. Это верный знак. А то я уж стала подписывать.
– Подписывать? – Сид понял ее. – Ну, я скажу, голубчики! Опять за свое! Нет, такого змея… – обратился он к сэру Герберту. – Только отойди, только их оставь, а они… Ума с ними решишься! Эй, вы! – Он тыкнул в юриста. – Чего с ними связались? Напишу лорду-канцлеру, мигом из сутяг погонят.
Решив, что все это не по плечу слабой женщине, леди Лидия воззвала к сильному полу:
– Неужели вы не можете выгнать этого субъекта?
– Куда им! – отвечал Сид. – Сперва я тут кой-чего сделаю.
Он повернулся к дверям, как Веллингтон к воинам под Ватерлоо, и скомандовал:
– Лестницу!
И лакей Чарльз внес стремянку, на которую растерянно воззрился сэр Герберт.
– Это еще что? – спросил он.
Сид показал на портрет Длинного Меча.
– Принимаем меры, – объяснил он. – Оставишь его тут, вы ему лицо перерисуете.
Он поднял другой конец стремянки и направился к камину. Чарльз, ничего не понимая, покорно шел за ним. Молодые лакеи рады семейным сценам, да еще таким бурным. А вот пожилые дворецкие им не рады. К тому же им трудно смотреть, как в гостиную вносят стремянки. Слингсби буквально кипел; лишь почтение к знатному роду удерживало его от действий. Обычно он не говорил, пока к нему не обращались, но всему есть пределы.
– Вы велели снять портрет, сэр Герберт? – осведомился он.
– Ни в коем случае! – вскричала хозяйка.
– Конечно, нет, – прогудел ее муж. – Уберите лестницу!
Юрист молчал, но смотрел на Сида таким зловещим, судейским взглядом, словно напоминал, что прецедент, дело Рекса против Уинтерботтема, Гуча, Симмса и Мерриуэзера, кончился провалом.
Однако ни крики, ни взоры Сида не испугали. Он знал свои права.
– Покажу-ка я его суду, – обещал он. – Больша-ая будет польза.
Мамаша, как и Чарльз, не все понимала, но думала, что в нужный момент стоит вставить словечко.
– Ой, Сид! – сказала она. – И чего ты торопишься?
Сид властно повел рукой.
– Не твое дело. Эй, вы! – заорал он, поскольку Слингсби, перейдя от слов к делу, вырвал у него конец стремянки. Теперь они с ликующим Чарльзом подняли ее вверх.
– Что ж мне, под лестницей идти? – перепугался Сид. – Перед самым судом? Нет уж, увольте!
Ощутив, что и невидимый мир восстал против него, он схватил Слингсби за фалды, и начался бой. От тех, кто его созерцал, трудно было ждать
