Тхиен Ли - Игра втёмную
Луан положил трубку. Открылась дверь, и в комнату бодро шагнул мужчина лет пятидесяти, в сером костюме, с короткой стрижкой.
— Учитель! — Луан склонил голову в почтительном поклоне.
— Здравствуйте, молодой человек! — Чан Ван Хыонг протянул руку Луану. Он внимательно оглядел Луана с головы до ног, словно врач пациента. — Садитесь! — Он указал Луану на кресло, сам устроился в кресле напротив.
Вернулась Май с чайным подносом.
— Спасибо, оставьте…
Чан Ван Хыонг налил чаю Луану и себе.
— Что привело вас ко мне? — коротко спросил он.
— Видите ли, учитель, я недавно получил работу в канцелярии премьер-министра и вот пришел спросить вашего наставления… — мягко проговорил Луан.
— Вот как! — Хыонг был явно доволен. — Где вы учились?
— Я учился в Шаслу…
— Так что же? Выходит, вы не у меня учились?
— О, вас я знаю давно. У вас учился мой старшин брат.
— Как его имя?
— Жан Нгуен Ткань Луан…
— А! Вспомнил! Адвокат Жан Луан. Он большой человек во Вьетмине… Мои ученики кто по эту, кто по ту сторону… Стали большими людьми… Вот как они меня слушали!
Луан молча смотрел на Хыонга, квадратное лицо которого свидетельствовало об упрямстве, а узкая выпуклость тяжелого лба выдавала ограниченность человека, склонного к категоричности в суждениях.
— Французы вернули нам независимость, — продолжал разглагольствовать Хыонг. — Хотя прежде они ошибались, тем не менее в конце концов французская цивилизованность победила. У нас сейчас ситуация достаточно запутанная. Половина страны под контролем йоммунистов. В оставшейся половине пока застой. Вместо того чтобы всемерно объединять антикоммунистические патриотически настроенные силы, господин Зьем постепенно противопоставляет их друг другу, стремится расколоть… Вам, человеку из его ближайшего окружения, следует дать ему совет. Я отнюдь не симпатизирую силам Биньсюен, однако их заслуга в том, что они прежде боролись против французов, затем против Вьетминя, неизменно правильно выбирая линию действий… Да! — как бы вдруг вспомнил Хыонг. — Сколько лет вы воевали?
— Прошел всю войну Сопротивления!
— Вот как! — Хыонг снова изучающе посмотрел на Луана, и на сей раз в его взгляде сквозило меньше пренебрежения. — Я тоже какое-то время участвовал в войне Сопротивления, — вскользь заметил он. — Затем тяжелая болезнь, возвращение в город…
— Именно это побудило вас написать стихотворение… — Луан продекламировал четверостишие.
— Как! — воскликнул Хыонг в изумлении. — Вам известны мои стихи?
— Да. Я помню еще и это, и это…
Луан, все больше удивляя Хыонга, декламировал строфу за строфой из его стихотворений разных лет. В конце концов Хыонг, расчувствовавшись, подхватил одно из них — то самое, от октября 1945 года, после написания которого он вернулся в город. Особенно его тронули слова Луана, заявившего, что стихи Хыонга пользовались популярностью среди бойцов.
Преодолевая волнение, Хыонг произнес:
— Я буду реализовывать демократию… У себя я подбираю и назначаю на службу людей по их способностям и моральным качествам. Я не отдаю при этом предпочтения представителям каких бы то ни было партий и группировок. Я не прощаю коррупции. Если вы признаете правоту того, что я делаю, я был бы рад сотрудничать с вами. Я не следую слепо указаниям премьер-министра. Кроме того, глава государства — это так или иначе крыша здания, сама должность предопределяет зависимость людей от него. Личность главы государства — одно дело, положение верховного правителя нации — другое. Так прямо я и заявил генералу Коллинзу, и он согласился со мной. Правительство США обязалось поддерживать главу государства. Переворот сейчас на руку только коммунистам.
Хыонг блистал красноречием еще довольно долго, пока не рассеялись его давние воспоминания.
Луан простился с Хыонгом. В машине он размышлял. Сведения, которыми он располагал в отношении профессора Чан Ван Хыонга, оказались достоверными: непоследовательный, высокомерный, поверхностный, субъективный. Член кружка «Душа», в который входили интеллигенты, занимавшие в войне Сопротивления выжидательную позицию. Хотя Чан Ван Хыонгу не исполнилось еще пятидесяти пяти, у него уже проявлялись признаки старческого маразма. Единственное, что заставило Луана задуматься, так это то, что Хыонг все еще питал какие-то чувства в отношении войны Сопротивления. Правда, они проявлялись изрядно поблекшими.
Перед самым уходом Луан спросил Хыонга:
— Имеете ли вы вести от своего сына Хая?
Единственный сын Чан Ван Хыонга прошел войну Сопротивления, после чего остался на Севере.
— Нет! И не интересуюсь. И жена моя не интересуется. Что проку интересоваться блудным сыном?
Блеск глаз контрастировал с интонацией Хыонга. При упоминании о сыне он утратил способность контролировать себя, однако говорил по-прежнему твердо.
Луан пришел к выводу, что Хыонг любит изображать сильную личность и заставляет себя держаться в рамках этой роли. Но дается это ему явно скрепя сердце. В нем целый клубок противоречий…
17
Расположенное на углу улицы Катина, на одной стороне с почтамтом, напротив католического собора, рядом с училищем Табера, ведомство генерального директора полиции, хотя не было отмечено вывеской, наводило ужас на всех обитателей Сайгона. В период французского колониального господства на этом месте находился всего лишь скромный участок секретной службы. После того как французы во второй раз вошли во Вьетнам, дом на Катина стал репрессивным центром всего Южного Вьетнама и южных провинций Центрального Вьетнама, с суровой тюрьмой, с кровавыми камерами пыток. Там использовались банды евразийцев, бродяг и наемников, завербованных в Африке и в Индии. Попав в дом на Катина, оттуда трудно было вырваться. Там каждую ночь уничтожали десятки патриотов. Если кому-нибудь и удалось выбраться оттуда, то только калеками, потерявшими рассудок.
Под влиянием войны Сопротивления, с целью подретушировать портрет марионеточной администрации и в рамках американо-французских расчетов 7 октября 1954 года Франция передала дом на Катина Нго Динь Зьему. Лай Ван Шанг, лидер Биньсюен, переместил туда свою штаб-квартиру.
Аресты продолжались. Теперь жертвами стали не просто сторонники Вьетминя, как раньше. В переполненных тесных камерах можно было встретить выступавших за мир представителей интеллигенции, людей, сотрудничавших с Нго Динь Зьемом, владельцев торговых домов. В то время как общество стонало от грабителей, в Катина почти не было уголовных преступников. Те уголовники, которые когда-то сидели там, сейчас служили в полицейском ведомстве, причем, главным образом, в качестве следователей.
* * *Лай Ван Шанг швырнул лист бумаги на пол, с силой ударил по столу кулаком. Лицо его побагровело.
Ли Кай поднял бумагу и, заметно шевеля губами, прочитал. Это было решение премьер-министра о закрытии казино «Гран-Монд».
Лай Ван Шанг ходил по комнате, стуча каблуками.
— Шау Тхынга ко мне! — вдруг рявкнул он. Ли Кай бесшумно выскользнул из комнаты.
Лай Ван Шанг подошел к окну, отдернул штору. Окно выходило на кабинеты следователей, в которых велось дознание. В кабинете номер 3 Шанг увидел рыдающую девицу, довольно смазливую.
— Эй! — крикнул он вниз. — Что там у тебя? Парень, допрашивающий девицу, подбежал к окну:
— Осмелюсь доложить, это Ле Тьеу…
— Что еще за Ле Тьеу? Из парфюмерного магазина, что ли?
— Никак нет… Певичка из бара…
— А певичку-то зачем взяли?
— Приказ генерал-майора…
— Чего? — удивился Шаыг.
— Так точно, она понравилась генерал-майору, он хочет переспать с ней и предлагает двадцать тысяч, а она ломается…
— Ах вот как? — пробурчал Шанг.
Он перевел взгляд на кабинет номер 4, хотя до него по-прежнему четко доносились голоса певички и ее следователя.
— Грешно ведь… У меня же муж есть, ребенок…
— Ничего, это простительно… Генералу нравятся замужние, с детьми.
— Грех-то какой…
— А я тебе говорю, никакого. Одна ночь всего. Таким красавицам приходится из кожи вон лезть, чтобы только добиться чести ублажить генерала, куда тебе до них! Ты своими песенками больше пяти сотен за вечер не напоешь. А генерал-майор готов отдать двадцать тысяч. Смотри, будешь со мной пререкаться, продержу здесь неделю да пущу в твою камеру по очереди ребят из патруля. За ночь десятерых ублажишь, а кормиться будешь только передачами из дому. К тому же, кроме сифилиса, наградить-то тебя ребятам нечем.
Непонятно отчего Лай Ван Шанг нахмурил брови.
Из кабинета номер 4 доносились стоны:
— Не могу! Не могу! Не лейте больше… Задыхаюсь…
Видимо, парень, ведущий допрос, хохотал:
