Эрвин Штриттматтер - Чудодей
Он уже не раз пытался заставить свою бледную святую заговорить с ним под вечер. «Поговори со мной, я жажду этого, поговори со мной!»
Девочка молча кивала, посылая Станислаусу нежный серо-синий взгляд, и на этом их свидание кончалось.
В гипнотизерской книжонке можно было прочесть, как найти контакт с человеком, которого хочешь расположить к себе. Надо в солнечный день лечь на лугу, ни о чем не думать, обручиться с бесконечностью и сбросить свою телесную оболочку, как старый башмак. Дух же твой должен вознестись и парить на волнах эфира. Его следует направить к тому человеку, которого хочешь завоевать.
У Станислауса не было залитого солнцем луга для осуществления его намерений, он улегся на чердаке на мешках с мукой, причем позаботился, чтобы это была не обычная ржаная мука, а тончайшего помола пшеничная мука, сорта «блютенфайн». На этом мучном лугу Станислаус пытался отделить свой дух от тела. Старался ни о чем не думать. Но это ему давалось с трудом. Он, например, никак не мог отделаться от мысли, что вот он здесь лежит, а там еще надо выгрести из печи золу. Он пошел, выгреб золу, опять улегся и стал работать над отделением духа от тела. И тут он отчетливо почувствовал, как нижняя половина его тела стала выскальзывать из штанов. Немного погодя он обнаружил, что у него лопнули подтяжки. Он починил их с помощью бечевки от мешка с мукой. Однако это земное тело было тяжелым привеском! Наконец, наконец-то неимоверным усилием ему удалось оставить его лежать на мешках с мукой. И почувствовать, как его дух воспарил над трубой пекарни. Столб дыма и копоти поднялся над трубой и выпачкал его. Тогда он полетел к реке и там умылся. Увы, в духовных лугах не было мыла. Он погнал свой недомытый дух дальше и протиснулся в дом пастора. Девочка сидела в передней и листала книгу. Станислаус довольно долго взирал на нее сверху, с высоты большого распятия, потом спустился пониже и положил руку на худенькое девичье плечо.
Девочка взглянула на него.
— Исполни свой долг! — сказал ей дух Станислауса.
Она сразу поняла. Обняла его и поцеловала. Станислаус вспомнил поцелуи своей матери. До мелочи вспомнил поцелуи сестры. Поцелуи бледной пасторской дочки были слаще, куда слаще.
Станислаус проснулся от грохота в пекарне. На чердаке было уже совсем темно. Его земное тело сыграло с ним еще одну шутку, его одурачил обычный для учеников сон. Он бросился в пекарню и голыми руками полез в кислое тесто. Князь-кондитер сажал на свадебный торт красные розы из сливочного крема, насвистывая песенку: «И только бананов, только бананов хочет она от меня…»
Станислаус решил попробовать добиться своего счастья мирскими средствами. На следующее утро он явился в переднюю пастора. Девочка уже ждала. Они поздоровались. От множества желаний и надежд Станислаус совсем обессилел. Его отчаяние обернулось мужеством.
— Вы все читаете, целые дни читаете. И делаетесь все умней и умней, а мы вот все дуреем и дуреем, — сказал он. Молчание. В гуще винограда за окном чирикали воробьи. Маленькие часы с кукушкой возле распятия тихонько тикали.
— А вы тоже читаете книги? — спросила девочка. Великий разговор начался.
— Когда нахожу книги, тогда читаю, да, — отвечал он.
— Находите? Где же вы находите книги?
— Один раз нашел под крышей. Это была секретная книжка, и мне о ней нельзя говорить.
Девочка вздрогнула:
— Вы лазали на крышу, чтобы найти секретную книжку?
— У меня были дела там, наверху.
— А крыша была высокая? Крыша церковной башни?
— Скорее это была крыша святилища.
Девочка молчала. Она никогда еще не видела святилища. Станислаус тоже не знал, что это такое. Просто ему нужно было поскорее загрести свою поспешную ложь, как кошка загребает нечистоты.
— Но я давно уже не находил книг.
Девочка оторвалась от подоконника. И дала Станислаусу книгу в черном переплете. Рука бледнолицей святой коснулась большого пальца Станислауса. Теперь это столь чтимое им создание стояло совсем близко. От него пахло цветущим шиповником, иной раз летний ветер приносит в поля этот аромат. Станислаус неловко схватил ее руку:
— Спасибо!
— Не за что! — И опять этот полукниксен.
Пришла кухарка. Осмотрела булочки. Придраться было не к чему.
— Моей маме что-то нездоровится, — объяснила девочка.
Станислаус бережно спрятал книгу в свою корзину с булочками и сказал сочувственно:
— Да-да, человек — существо некрепкое. Сейчас везде корь.
Девочка рассмеялась. И кухарка рассмеялась. Не мог же Станислаус стоять перед ними с каменным лицом. Он тоже засмеялся:
— Ха-ха-ха, когда у меня была корь, я был похож на лошадь в яблоках.
На улице, перед церковью, Станислаус подумал, до чего же мягкая рука у девочки. Однажды, еще дома, он вынул из гнезда птенца ласточки. Он был таким же мягким, таким же теплым, как рука девочки. Ему почудилось, что и его рука все еще пахнет цветущим шиповником. На ладони он нашел крохотное местечко, еще хранившее аромат этого неземного создания.
На долю Станислауса выпала великая милость. Словно завороженный, он принялся растапливать печь для выпечки хлеба. Он не замечал, что хозяин наблюдает за ним сверху.
— Ты что, правую руку на пенсию вывел, а? Господь все видит!
Станислаус испугался и сунул правую руку, хранившую запах шиповника, в угольную кучу, а левой провел по глазам, словно снимая с них паутину. В яме у печи стоял черноносый Станислаус.
18
Станислаус становится набожным и видит ангела.
Время шло. Возницы доставляли с мельницы муку на двор пекарни. Привозили на возах бочки с водой. В пекарне ее смешивали с мукою. Возы угля сжигали в печи. Ученики пекаря доставляли на дом покупателям целые возы хлеба и булочек. И новый покупатель, господин пастор, уже отправил в свой святой рот целую ручную тележку румяных булочек. Но и Станислаус проглотил если не воз, то, во всяком случае, большую охапку книг из пасторского дома. Это были сплошь благочестивые книги. Когда он их читал, слышно было, как ангелы шелестят крыльями. Там была одна книжка о детстве мальчика Иисуса. Станислаус читал ее с великим усердием. В школьной Библии ничего подобного не было. Этот Иисус уже в детстве был, как говорится, не из самых глупых. Вот, например, история про сад бедной женщины. Это был скудный, жалкий сад. Он мало плодоносил, и виноград в нем даже не цвел. Все изменилось, после того как однажды юный Иисус забрел поиграть в этот сад. Бедная женщина прогнала его прочь. Она же не знала, что имеет дело с сыном Господа Бога, с Мессией, и все такое прочее. Здесь было отчего разыграться фантазии Станислауса. «Убирайся из моего сада, негодник, да не потопчи редиску!» Вот так или примерно так старая женщина выгоняла из своего сада маленького Иисуса. Но юный Сын Божий поднял руку, благословил ее и ушел оттуда. Три дня — и в саду старухи все росло и цвело лучше некуда. Старуха славила Иегову и всюду искала благословенного мальчонку.
Станислаус читал эту книгу, как раньше читал «Искусство гипноза». Ему было очень важно узнать, как совершаются такие чудеса. Не были ли карманы у юного Иисуса набиты минеральными удобрениями?
Девочка по имени Марлен ждала Станислауса каждое утро. И они говорили шепотом, чтобы не привлечь внимание кухарки.
— Вот возвращаю вам книжку о жизни маленького Иисуса.
— Она вам понравилась?
— Там не сказано, как делать такие чудеса.
— О, такие чудеса нам, смертным, не даются.
Станислаус был другого мнения, но ему не хотелось огорчать верующую девочку.
— А книга про табель о рангах у ангелов вас не заинтересовала?
— Ну где нам с ангелами встречаться!
Девочка подняла руку. Рука была нежная, как бабочка-капустница.
— Эта книга — подготовка к небесам. Когда окажешься там, на небесах, сразу поймешь, какой ангел за что отвечает.
Станислаус покачал головой. Он уже набрался храбрости.
— Что касается меня, то я, можно сказать, сроду ангелов не видел. Разве только одного, это да, скрывать не буду.
— О, вы счастливец. А какие крылья у него были, длинные или короткие? Как он выглядел?
— Он выглядел почти как вы.
Бледная Марлен покраснела, а Станислаус вконец смутился. И сказал громко и быстро:
— Этот ангел — вы! — И, выложив из корзины пакет с пасторскими булочками, бросился к двери.
Вскоре выяснилось, что ничего он не испортил. Пасторской дочке Марлен показалось даже лестно быть тем единственным ангелом, которого когда-либо видел Станислаус.
— Мы все шепчемся здесь и шепчемся, а ведь мы говорим о невинных вещах. Общаемся как воры, вы не находите? — спросила она на другое утро.
Станислаус кивнул.
— По воскресеньям вы когда ходите в церковь? В девять часов или в одиннадцать?
