Фрэнсис Фицджеральд - Новые мелодии печальных оркестров

— Вашему папе не следовало бы отпускать вас гулять с деревенским парикмахером, — осуждающе заметил турист. Задумался. — Вам обязательно надо быть светской барышней.

Джим принялся выбивать ногой ритм по настилу веранды, и скоро Амантис обнаружила, что невольно к нему присоединилась.

— Стоп! — скомандовала она. — А то вы и меня заставляете.

Джим опустил взгляд на свою ногу.

— Простите, — смиренно проговорил он. — Не знаю… у меня просто привычка такая.

Оживленному разговору положил конец Хьюго, появившийся на ступеньках с молотком и гвоздями.

Мистер Пауэлл неохотно встал и посмотрел на часы.

— Черт, нам пора. — Он нахмурился. — Послушайте. Вы хотите быть нью-йоркской светской барышней, ходить по всяким балам и прочее, о чем пишут в книгах, — как там купаются в золоте?

Амантис подняла глаза и с улыбкой кивнула. Кое-как она выбралась из гамака, и оба бок о бок пошагали к дороге.

— Тогда я посмотрю, что можно сделать, и дам вам знать, — упорствовал Джим. — Хорошенькой девушке вроде вас без общества никуда. Ведь может статься, мы с вами родственники, а нам, Пауэллам, надо держаться вместе.

— Чем вы собираетесь заниматься в Нью-Йорке?

Они уже подходили к калитке, и турист указал на плачевные остатки своего автомобиля.

— Водить таксомотор. Этот самый. Только он все время разваливается на части.

— И вы рассчитываете на этом зарабатывать в Нью-Йорке?

Джим опасливо на нее покосился. Нужно бы ей сдерживать себя, ну что за привычка для хорошенькой девушки — трястись всем телом по самому пустому поводу.

— Да, мэм, — ответил он с достоинством.

Амантис смотрела, как господин со слугой водрузили верхнюю половину автомобиля на нижнюю и, яростно орудуя молотком, скрепили их гвоздями. Потом мистер Пауэлл взялся за руль, камердинер забрался на соседнее сиденье.

— Премного обязан вам за гостеприимство. Пожалуйста, заверьте в моем почтении вашего батюшку.

— Непременно, — заверила его Амантис. — Навестите меня, когда будете возвращаться, если вам не доставит неудобства общество парикмахера.

Мистер Пауэлл взмахом руки отмел в сторону эту неприятную мысль.

— Вашему обществу я в любом случае буду рад. — Как бы надеясь, что под шум мотора его прощальные слова прозвучат не так дерзко, он тронулся с места. — Из всех девушек, которых я здесь, на Севере, видал, вы самая красивая — другие вам и в подметки не годятся.

Мотор взвыл и задребезжал — мистер Пауэлл из южной Джорджии на собственном автомобиле, с собственным камердинером, с собственными устремлениями и в собственном облаке пыли продолжил путь на север, чтобы провести там лето.

Амантис думала, что больше его не увидит. Стройная и прекрасная, она возвратилась в гамак, чуть приоткрыла левый глаз навстречу июню, потом закрыла и с удовольствием заснула опять.

Но однажды, когда по шатким боковинам красных качелей уже успели вскарабкаться выросшие за лето стебли, мистер Джим Пауэлл из Тарлтона, штат Джорджия, вернулся, тарахтя, в ее жизнь. Как в прошлый раз, они уселись на широкой веранде.

— У меня возник грандиозный план, — сказал Джим.

— Вы, как собирались, крутили баранку?

— Да, мэм, но бизнес не пошел. Я пробовал дежурить перед всеми отелями и театрами, но пассажиров не дождался.

— Ни одного?

— Ну, как-то вечером сели несколько пьяных, но, едва я двинулся с места, автомобиль развалился на части. Следующим вечером дождило, других такси не было, и ко мне села леди: а то, говорит, уж очень далеко ей пешком добираться. Но на полпути она приказала мне остановиться и вышла. Так и побрела под дождем — с ума, что ли, сошла. Больно спесивый народ там, в Нью-Йорке.

— И вот вы отправились домой? — В голосе Амантис слышалось сочувствие.

— Нет, мэм. У меня родилась идея. — Голубые глаза Джима посмотрели пристальней. — Этот ваш парикмахер, с волосами на рукавах, у вас появлялся?

— Нет. Он… больше не приходит.

— Ну тогда я первым делом хотел бы оставить у вас свой автомобиль. У него цвет не тот для такси. В уплату за хранение можете ездить на нем, сколько вам угодно. Ничего такого с ним не должно случиться, не забывайте только брать с собой молоток и гвозди…

— Я о нем позабочусь, — перебила его Амантис, — но вы-то куда собрались?

— В Саутгемптон. Там, наверное, самое шикарное место из тех, что поблизости, туда я и собрался.

Амантис привстала от изумления.

— И что вы будете там делать?

— Слушайте. — Джим доверительно склонился к Амантис. — Вы всерьез хотели сделаться нью-йоркской светской барышней?

— Еще как.

— Это все, что мне нужно было знать, — с таинственным видом отозвался он. — Вы просто ждите здесь, на этой веранде, пару недель и… и спите себе. А если будут наведываться какие-нибудь парикмахеры с волосами на рукавах, гоните их. Говорите, спать хочется.

— А потом?

— Потом я пришлю вам весточку, — твердо уверил Джим. — Общество! Не пройдет и месяца, и я обеспечу вам столько общества, сколько вы за всю свою жизнь не видели.

К этому Джим не захотел ничего добавить. Держался он так, что можно было подумать: он доставит Амантис к морю веселья и станет окунать туда со словами: «Как, мэм, вам достаточно весело? А не подбавить ли, мэм, развлечений?»

— Что ж, — протянула Амантис в ленивом раздумье, — проспать июль, а за ним и август — удовольствие, с которым мало что сравнится, но, если вы вызовете меня письмом, я, так и быть, приеду в Саутгемптон.

Через три дня в дверь громадного и поразительного особняка Мэдисон-Харлан в Саутгемптоне позвонил молодой человек с желтым пером на шляпе. У дворецкого он осведомился, есть ли в доме молодые люди в возрасте от шестнадцати до двадцати лет. Ему ответили, что этому описанию соответствуют мисс Женевьева Харлан и мистер Рональд Харлан, вслед за чем гость протянул дворецкому очень необычную карточку и на характерном джорджианском диалекте попросил ознакомить с ней упомянутых особ.

В результате он целый час беседовал наедине с мистером Рональдом Харланом (учащимся школы Хиллкисс) и мисс Женевьевой Харлан (весьма заметной посетительницей саутгемптонских балов). Когда он покидал особняк, в руке у него была записка, в которой узнавался почерк мисс Харлан; явившись в следующее имение, молодой человек присоединил эту записку к своей необычной карточке. Имение принадлежало семейству Клифтон-Гарно. Как по волшебству, здесь тоже он получил часовую аудиенцию.

Он шагал дальше; стояла жара, мужчинам в публичном месте полагалось париться в пиджаках, но Джим, житель самого юга Джорджии, в конце своего путешествия был так же свеж и бодр, как в начале. Он посетил в тот день десять домов. Любой, кто проследил бы его маршрут, принял бы его за весьма способного бутлегера.

Просьба повидаться именно с подрастающим поколением звучала настолько непривычно, что даже самые ушлые и суровые дворецкие теряли бдительность. Внимательный наблюдатель заметил бы, что всякий раз Джима сопровождали к выходу зачарованные взгляды и взволнованный шепот, намекавший на то, что эта встреча не последняя.

На второй день Джим посетил двенадцать домов. Он мог бы еще неделю продолжать обход, не повидав вторично ни одного из дворецких, но его интересовали только богатые, роскошные дома.

На третий день Джим сделал то, что в свое время предлагалось многим, но сделали это очень немногие: он арендовал зал. Ровно через неделю он послал мисс Амантис Пауэлл телеграмму, где было сказано, что, если она по-прежнему жаждет принять участие в увеселениях высшего света, ей нужно первым же поездом отправиться в Саутгемптон. Джим обещал встретить ее на станции.

Джим уже не располагал неограниченным досугом, поэтому, когда Амантис не появилась в указанное ею самой в телеграмме время, он встревожился. Предположив, что она прибудет следующим поездом, он повернул назад, чтобы заняться снова своим планом, — и наткнулся на Амантис, которая входила на станцию с улицы.

— Как вы здесь…

— Я решила приехать пораньше — утром, и, чтобы вас не беспокоить, успела найти для себя респектабельный пансион на Оушен-роуд.

Джиму подумалось, что она ничуть не похожа на ленивую Амантис из гамака на веранде. На ней были голубой, как яйца малиновки, костюм и задорная молодежная шляпка со скрученным пером — юные леди от шестнадцати до двадцати, которыми в последнее время было поглощено внимание Джима, одевались, можно сказать, почти так же. Отлично, то, что нужно.

С глубоким поклоном Джим посадил Амантис в такси и сам сел рядом.

— Теперь, наверное, пора рассказать мне, что вы задумали?

— План касается здешних светских девиц. — Он небрежно махнул рукой. — Они все мне знакомы.

— И где они?

— В эту самую минуту они с Хьюго. Вы ведь помните… он мой камердинер.