Дом у кладбища - Джозеф Шеридан Ле Фаню
Опомнившись, Клафф резко обернулся и выхватил протянутую бумагу.
– А это еще что такое, сэр? Какого дьявола, сэр? Десять – нет, двенадцать фунтов десять шиллингов за перевозку груза и за уход в пути – и двадцать пять фунтов, ей-ей, сэр, за доставку – черт подери, сэр, это же почти сорок фунтов! – бушевал Клафф.
– Куда мне поместить птицу, сэр? – поинтересовался возчик.
Капитан с рычанием обозначил адрес, приводить который на бумаге мы поостережемся.
– Тысяча проклятий! Чтоб ему ни дна ни покрышки, этому негодяю! Сорок фунтов! – исходил желчью капитан, сыпля чудовищными ругательствами. – Тащите все это отсюда вон! Прочь с глаз моих, сэр, или, клянусь Юпитером, я, сэр, вам все кости переломаю!
Капитан бросился по лестнице наверх и в изнеможении пал в кресло. Он слышал, как за окном дублинский возчик советовал на время поместить птицу в конюшню, пока капитан не одумается; сам же возчик твердо намеревался дождаться окончательного расчета, не отходя от порога дома.
Хотя временами Клаффом и овладевали приступы безудержного раздражения, по-своему он был весьма осторожен и предусмотрителен. Он терпеть не мог вступать в противоречие с законом, особенно в рискованных случаях; поэтому он снова спустился вниз, нервно комкая в руке проклятый счет, и сообщил возчику, что он вовсе не собирается винить его во всем этом надувательстве и без лишних слов заплатит сполна. Клафф еще раз окинул пеликана взглядом, выражавшим глубочайшую, непримиримую ненависть. Кроткая птица щелкнула клювом – желая, вероятно, подкрепиться – с самым благодушным видом, способным в данной ситуации толкнуть на отчаянное безрассудство.
– И кому только по вкусу могут быть эти чертовы уродины! Мерзкий, безмозглый, никчемный истукан! Несет от него, как от хорька, будь он проклят. Но если иные люди заберут чего в голову, ничем эту дурь не вышибешь. Тупая скотина! Честное слово, с удовольствием бы ее пристрелил.
Тем не менее после затяжных препирательств по поводу каждой цифры, кряхтя и чертыхаясь, разгневанный капитан выложил деньги. Хотя в гостиной Клафф поклялся, что охотней съест пеликана живьем, нежели передаст его мисс Ребекке, он все же переменил свое решение и на этот счет: тем же вечером пеликан, с соответствующим сопроводительным письмом, был доставлен в Белмонт.
Убедившись вскоре, что его сердечная тайна известна только ему одному, капитан задумал извлечь из этого обстоятельства определенную для себя выгоду. На вечерней службе, а потом и в клубе он недвусмысленно давал понять, что ведет в Белмонте тонкую дипломатическую игру, о которой ни одна душа на свете даже не подозревает. То-то все изумятся, когда дело откроется. Капитан прилагал такие усилия, чтобы убедить в этом общественное мнение, словно был лорд-канцлером, и пришел в конце концов к выводу, что преуспел. Все жители Чейплизода – а в первую очередь Паддок вместе с тетей Ребеккой – до последнего дыхания свято верили, что брак этот устроил не кто иной, как преданный друг лейтенанта, капитан Клафф.
Клафф так и остался холостяком и со временем чудовищно растолстел; ему сильно досаждала подагра, однако одевался он всегда безукоризненно и с помощью механического приспособления храбро затягивал пояс на два дюйма туже, чем позволяла ему природа.
Глава XCVIII
Чарльз Арчер морочит жюри присяжных заседателей
Весть о том, что Чарльзу Арчеру предъявлено обвинение в убийстве Барнабаса Стерка, всколыхнула весь Чейплизод. Дело вызвало всеобщий повышенный интерес: когда настал решающий день и седой, брюзгливый, изборожденный морщинами судья занял свое место, были вызваны присяжные и началась перекличка, а седоголовый джентльмен, правая рука которого покоилась на черной шелковой перевязи, время от времени шепотом обращался к адвокату и левой рукой что-то сосредоточенно записывал и в ответ на вопрос, признает ли он себя виновным, с решительным и даже дерзким видом отверг обвинение, и разбирательство, вселяющее в души трепет, пошло своим чередом, – зал суда был гораздо полнее обыкновенного.
В начале рассмотрения суду был представлен ясный и короткий отчет, заставивший слушателей содрогнуться. Далее были предъявлены показания Стерка, сделанные им на смертном одре; затем выступил церковный клерк Айронз, упорно твердивший прежние свои показания, с которых его ничем нельзя было сбить. Нет, он никогда не сидел в сумасшедшем доме… Нет, белой горячкой никогда не страдал… О том, что жена считает его умалишенным, слышит в первый раз… Да, он закладывал хозяйское серебро в Ньюмаркете, в гостинице «Лошадь в яблоках»… Он знал, что это уголовно наказуемо, однако действовал он с ведома и по наущению подсудимого… Да, готов присягнуть… Он не раз беседовал с лордом Дьюнораном, тогда носившим имя Мервин, о том, что отца его осудили несправедливо… Милорд ничего ему не обещал в том случае, если он возложит вину за это убийство на другого человека… Был вызван свидетелем и наш друг, капитан Клафф; он говорил резковато и чересчур категорично, однако в целом вполне убедительно.
Посовещавшись вполголоса, вызвали и Чарльза Наттера, который повторил все, нами уже слышанное. Да, он был арестован за убийство доктора Стерка, а сейчас выпущен на поруки, чтобы явиться в суд. Приводились различные подробности, говорилось в том числе и о найденном предмете, который послужил, очевидно, орудием убийства (о нем я уже упоминал). Затем со всей неопровержимостью выяснилось следующее любопытное обстоятельство: Чарльз Арчер, скончавшийся во Флоренции, вовсе не был тем самым Чарльзом Арчером – убийцей Боклера; этот, другой, Арчер служил сначала в армии, а затем два года провел в Италии, будучи представителем фирмы, скупавшей произведения искусства; он действительно находился во Флоренции, когда произошло убийство в Ньюмаркете; обвиняемый же предпринял хитроумную попытку выдать его за человека, который
