Две сестры - Жорж Санд
При этом он горячо пожал руку Абеля. Я косвенно оказала ему тот же знак уважения, протянув обе руки Нувилю, и затем пристально посмотрела на моего зятя, который вынужден был опустить свой злой и дерзкий взгляд.
Ада, казалось мне, сидела, как на иголках. Она не вытерпела, взяла меня под руку и увлекла в другую комнату.
— Вся эта история — нелепа, — воскликнула она, — но я положительно не одобряю де Ремонвиля.
— Почему же? — отвечала я. — Ведь он только повторяет в более резких выражениях то, что ты сама думаешь об артистах, и что ты не раз мне о них высказывала.
— Брани меня, Сара, я этого стою. Всю эту кашу заварила я, и теперь горько в этом раскаиваюсь. Да, я написала моему мужу про твою встречу с Абелем, про то, как он здесь два раза обедал, как отец души в нем не чает. При этом, клянусь тебе, у меня и в мыслях не было желать его вмешательства в это дело, и ты сама вероятно видела, что приезд его сегодня был для меня не очень-то приятным сюрпризом. Дело, видишь ли, в том, что я просто подчас не знаю, о чем ему писать. Мы так редко с ним видимся, что он для меня становится точно как бы чужой, и я болтаю с ним в письмах, как я стала бы болтать со всяким посторонним человеком, выискивая интересные сюжеты и натягиваясь на остроумие, чтобы только что-нибудь сказать. Очень может статься, что я при этом и опустила кое-какие шутки на твой счет с Абелем. Что ты будешь делать! Я люблю посмеяться. Может быть, я и нарочно приняла этот насмешливый тон, чтобы отклонить подозрения моего мужа, которому, я предчувствовала, не слишком-то пришлась бы по вкусу наша внезапная дружба с этими артистами. Ну, да как бы то ни было, я была неправа, и теперь за это наказана. Муж мой вздумал меня приревновать. Он прискакал и задал мне головомойку, уверяя, что мне следовало воспротивиться этому допущению в твой дом двух проходимцев или же тотчас уехать и вернуться к нему. Ты видишь, он принудил меня надеть самое некрасивое из моих платьев — так не думай же, что он имел намерение оскорбить тебя или моего отца. Он зол на меня одну, и я предчувствую, что он меня завтра увезет.
Я ничего не успела ей ответить. В комнату вошел де Ремонвиль и спросил меня, не могу ли я пожертвовать ему несколько минут, так как ему нужно поговорить со мной.
— Только не теперь, — отвечала я. — Я слышу, что настраивают инструменты, и вовсе не намерена оскорбить наших гостей своим уходом как раз в ту минуту, как они собираются играть.
Как только дуэт начался, де Ремонвиль вернулся в гостиную. Он тяжелыми шагами прошелся по комнате, заставляя паркет скрипеть под своими ногами. С ним ни с того ни с сего сделался припадок громкого кашля. В заключение он растянулся на диване, как раз перед носом обоих артистов, и принялся не в такт раскачивать ногой.
Нувиль не мог удержаться от нетерпеливых движений. Отец мой чуть не вышел из себя. Один Абель, по-видимому, ничего не замечал и играл лучше, чем когда-либо.
Когда дуэт кончился, мой зять был так милостив, что удалился, не сказав ни слова. Абель тоже вышел из гостиной. Я предчувствовала что-то недоброе и остановилась на пороге столовой, за полуотворенной дверью. Они были в сенях, в двух шагах от меня, и я услышала, что Абель говорит:
— Вы сделали все, что могли, чтобы вывести меня из терпения. Вам это не удалось. Здесь я не стану требовать у вас объяснения вашего образа действий; для этого я слишком уважаю тот дом, в котором мы находимся. Но я потребую его в другом доме, который я уважаю несравненно менее, и в котором вас чаще можно встретить.
— Я жду вас завтра вечером в Париже, — отвечал де Ремонвиль.
— Нет, этот день мне неудобен. Вызвали меня вы. Чтобы узнать причины этого вызова, я выберу тот час и то место, которые для меня окажутся подходящими. До свидания, граф.
— Будь по-вашему. Если вы сами не торопитесь, это уж ваше дело, почтеннейший.
Абель вернулся в комнаты и увидел меня за дверью. Я схватила его за руки.
— Вы не будете драться с мужем моей сестры, — сказала я ему. — Вы не поставите между вами и мною такого препятствия, как дуэль.
— Даю вам честное слово, — отвечал он, — что я его не вызову. Однако, вернемся, а то, пожалуй, догадаются о том, что произошло.
На следующий день де Ремонвиль, объявив, что он уезжает, и ни слова не упомянув о том, что думает взять жену и детей с собой, попросил меня пройтись с ним по парку. Я ожидала, что он возобновит свои нападки на артистов, но он, по-видимому, совершенно позабыл все, что произошло накануне. С неподражаемой развязностью он попросил меня дать ему сотню тысяч франков взаймы для одного великолепного предприятия, которое даст ему возможность менее, чем за три года, возвратить мне всю ту сумму, которой я была так любезна ссудить его.
Я отказала наотрез. Но он настаивал и вынудил меня объявить ему, что впредь, что бы там ни случилось, я более не намерена давать ему денег. Тогда он снова впал в свой едкий и насмешливый тон.
— Понимаю, — проговорил он. — Вы располагаете в скором времени выйти замуж?
— Положим, что так. Вам-то какое до этого дело?
— А такое, что если ваш избранник — какой-нибудь скрипач, то моя жена и дочь не могут принять такого родства. В тот день, когда вы известите нас об этой блистательной партии, мы выедем из вашего дома, и никогда больше ноги нашей не будет у вас.
— Понимаю, — отвечала я ему. — Вы рассчитываете пользоваться моей любовью к сестре и племяннице. Если бы я согласилась дать вам сто тысяч франков, которые вам нужны, вы отложили бы на время ваши угрозы, с тем, чтобы возобновить их при первом затруднении, из которого я не сразу согласилась бы вас выручить. И так вы продолжали бы до тех пор, пока, оставшись без всего, я не получила бы наконец возможность располагать собою по своему усмотрению, не оскорбляя вас.
— Вы принимаете меня
