Пэлем Вудхауз - Том 13. Салли и другие

— Это вы, Дживс?

— Да, сэр.

— Одну минуту!

Проходя по комнате к двери, чтобы впустить Дживса, я с удивлением обнаружил, что мои нижние конечности слегка как бы размякли. Словесная дуэль с давешним гостем потрясла меня сильнее, чем я думал.

— Мне только что нанес визит Сыр Чеддер, — поделился я с Дживсом.

— Вот как, сэр? Надеюсь, с положительным результатом?

— Да, я его совсем сбил с толку, бедного недотепу. Он вообразил, что сможет ко мне проникнуть просто и беспрепятственно, и прямо чуть не рухнул, наткнувшись на запертую дверь. Но у меня после этого происшествия слегка подрагивают ноги. Хорошо бы вы раздобыли мне виски с содовой.

— Разумеется, сэр.

— Тут требуется умение смешивать в точной пропорции. Кто был тот ваш приятель, обладавший крепостью десятерых, о котором вы мне на днях говорили?

— Джентльмен по имени Галахад, сэр. Вы, однако, не совсем верно полагаете его моим личным знакомцем. Это герой поэмы покойного Альфреда, лорда Теннисона.

— Неважно, Дживс. Я только хотел выразить пожелание, чтобы порция виски с содовой, которую вы мне принесете, тоже обладала десятерной крепостью. Лейте, не колеблясь.

— Очень хорошо, сэр.

Он вышел по делам милосердия, а я снова взялся за «Красного рака». Но только успел освежить в памяти улики и приступить к допросу подозреваемых, как меня опять прервали. В дверь гулко ударили кулаком. Я подумал, что вернулся Сыр, и поднялся с кресла, чтобы еще раз послать его подальше через замочную скважину, но тут за дверью раздалось восклицание такой силы и смачности, что оно могло слететь с губ лишь той, которая обучалась этому искусству среди лис и собак.

— Тетя Далия?

— Отопри дверь!

Я отпер, и тетя Далия влетела в комнату.

— Где Дживс? — спросила она в таком сильном смятении, что я посмотрел на нее с тревогой. После рассказа дяди Тома про то, как она обмерла, это ее взволнованное состояние мне совсем не понравилось.

— Что-то случилось?

— Еще как случилось! Берти, — престарелая родственница опустилась в кресло с видом человека, который тонет, — я пропала, и один Дживс способен спасти мое имя от черного позора. Давай его сюда, пусть задействует на всю мощность свои знаменитые мозги.

Чтобы ее успокоить, я, любя, погладил ее по макушке.

— Дживс сейчас придет, — сказал я, — и одним взмахом волшебной палочки сразу наведет полный порядок. Поделитесь со мной, моя престарелая дрожащая осинка, в чем дело?

Тетя Далия сглотнула, как обиженный бульдожий щенок. Редко мне доводилось видеть таких перепуганных теток.

— Это все Том!

— То есть дядя, так именуемый?

— А что, скажи на милость, разве у нас в доме имеются еще и другие Томы? — набросилась она на меня в своей прежней наступательной манере. — Да, Томас Портарлингтон Трэверс, мой муж.

— Портарлингтон? — переспросил я, пораженный.

— Он недавно забрел в мою комнату.

Я понимающе кивнул. Я вспомнил, что он мне об этом уже рассказывал. Тогда он как раз заметил, как она прижимает ладонь ко лбу.

— Пока все ясно. Сцена: ваша комната; при поднятии занавеса вы сидите. Забредает дядя Том. Что дальше?

Тетя Далия немного помолчала. А потом проговорила приглушенным — для нее — голосом. Иначе сказать, вазы на каминной полке задребезжали, но штукатурка с потолка не посыпалась.

— Я, пожалуй, расскажу тебе все.

— Расскажите, старая прародительница. Ничто так не облегчает душу, как чистосердечное признание, о чем бы ни шла речь.

Она сглотнула, как второй бульдожка.

— Это короткая история.

— Ну и прекрасно, — кивнул я, так как час был поздний, а за день чего только со мной не произошло.

— Помнишь, мы с тобой говорили, когда ты только приехал… Берти, безобразное ты чучело, — вдруг отвлеклась она от темы, — такое гадкое зрелище, как эти усы, только в кошмарном сне могло привидеться. Будто очутился в параллельном, страшном мире. Для чего ты их отпустил?

Я строго покачал головой.

— Мои усы тут ни при чем, единокровная старушка. Не троньте их, и они вас не тронут. Так, значит, мы с вами говорили, когда я только приехал?..

Она приняла мой укор и мрачно кивнула.

— Да, не надо отклоняться. Будем держаться темы.

— Обеими руками.

— Когда ты только приехал, мы разговаривали у меня, и ты удивился, как я сумела раздобыть у Тома деньги на сериал Дафны Долорес Морхед. Помнишь?

— Помню. Я и теперь удивляюсь.

— Все очень просто. Я их и не раздобыла.

— То есть?

— От Тома я не получила ни гроша.

— Тогда как же вы?..

— Сейчас объясню. Я заложила жемчужное ожерелье.

Я вытаращился на нее, как говорится, в благоговейном ужасе. Из знакомства с этой леди, восходящего ко дням, когда я младенцем пищал и пускал слюни (прошу простить за выражение) на руках у няньки, я вынес впечатление, что она руководствуется девизом: «Годится все»; но это уже было чересчур даже для нее, ни в чем не знавшей удержу.

— Заложили ожерелье?

— Заложила.

— Сдали в ломбард? Снесли ростовщику?

— Именно. Другого выхода не было. Мне во что бы то ни стало нужен был ее роман, чтобы посолить шахту, а Том не соглашался пожертвовать ни пятерки на удовлетворение алчности этой пиявки Морхед. Он только твердил: «Какие глупости. Совершенно исключено. И речи быть не может». Ну, я съездила украдкой в Лондон, отнесла ожерелье в ювелирную лавку «Эспиналь», заказала там копию и пошла в ломбард. Правда, это только так говорится — ломбард, на самом деле классом выше, вернее будет сказать: взяла ссуду в банке под залог.

Я высвистал обрывок какого-то мотивчика.

— Значит, те жемчуга, что я получил для вас сегодня утром, — поддельные?

— Культивированные.

— Надо же! Ну и жизнь у вас, у теток! — Я не сразу решился задать вопрос, который неизбежно должен был ранить ее нежную душу, тем более — во взволнованном состоянии, но, с другой стороны, долг племянника требовал от меня указать ей на слабое место: — А что если… боюсь, вам будет неприятно это слышать, но что если дядя Том узнает?

— В этом-то все дело.

— Я так и подумал.

Она сглотнула, как третий бульдожка.

— Если бы не это чертово невезение, он бы и за миллион лет не узнал. Том, дай Бог ему здоровья, не способен отличить Кох-и-нор от стекляшки из универсального магазина.

Тут она была права. Дядя Том, как я отметил выше, — страстный собиратель старинного серебра, в подсвечниках, орнаментах, завитках и венчиках он даст фору любому, но дамские украшения для него, как и для большинства представителей сильного пола, — книга за семью печатями.

— Но теперь завтра к вечеру ему все станет известно. Объясняю, почему. Он, как я тебе уже сказала, зашел в мою комнату, мы с ним немного поболтали весело и дружески, и вдруг он… О, Господи!

Я опять ласково похлопал ее по макушке.

— Ну-ну, старая родственница, успокойтесь. Что он такое сделал вдруг?

— Он вдруг обмолвился, что лорд Сидкап, который будет у нас завтра к обеду, не только знаток старинного серебра, но и специалист по драгоценностям, и Том хочет заодно показать ему мое ожерелье.

— Ух ты!

— По его словам, он не вполне уверен, не воспользовались ли бандиты, продавшие ему жемчуга, его неосведомленностью и не взяли ли с него чересчур большую цену. Теперь Сидкап развеет его сомнения.

— Ну и ну!

— И «Ух ты!», и «Ну и ну!» — и то и другое верно.

— Значит, вот почему вы покачнулись и схватились за голову?

— Ну да. Сколько времени, по-твоему, уйдет у этого врага рода человеческого, чтобы заметить подмену и сообщить об этом Тому? Секунд десять, а то и меньше. И что тогда? Удивительно ли, что я покачнулась?

Чего уж тут удивительного? Будь я на ее месте, я бы тоже покачнулся, да еще как. И менее прозорливый человек, чем Бертрам Вустер, сообразил бы, что моя тетка, которая сейчас сидит передо мной, судорожно вцепившись в свой перманент, попала в беду. Ей угрожает крупная неприятность, и от ее друзей и доброжелателей сейчас требуется серьезно пошевелить мозгами, иначе дом ее с грохотом рухнет.

Я в свое время довольно тщательно изучил семейные отношения и знаю, какие бывают последствия, когда голубок или горлица имеют друг против дружки зуб. Мне объяснял Бинго Литтл, что если миссис Бинго узнает про него некоторые вещи, которые от нее все равно не скроешь, луна в небе станет кроваво-красной, и содрогнутся основания цивилизации. Нечто подобное я слышал и от других мужей, и, само собой, та же картина наблюдается, если проштрафится милая женушка.

До сих пор хозяйкой в Бринкли-Корте была тетя Далия, она осуществляла в доме сильную единоличную власть. Но стоит дяде Тому узнать, что она заложила жемчуга, чтобы купить роман с продолжениями для журнала, который он, дядя Том, с самого начала невзлюбил и прозвал «Пеньюаром светской дамы», и она разделит судьбу тех монархов и диктаторов, которые, проснувшись в одно прекрасное утро, узнают, что подданные с бомбами в руках их свергли. Дядя Том — добродушный старикан, но и добродушные стариканы могут быть трудно переносимы, если создать для этого подходящие условия.