Филантропы в рваных штанах - Роберт Трессел
− Что ж, это и к лучшему, − сказал незнакомец, горестно покачивая головой. − Хуже нет, когда сироты остаются. А ты не знаешь, где он жил?
− Знаю, − ответил Берт и дал ему адрес, удивляясь в глубине души, зачем все это нужно незнакомцу и почему он так горюет о Филпоте, которого он, очевидно, отродясь в глаза не видел.
− Большое тебе спасибо, − сказал незнакомец, вытащил записную книжку и сделал в ней кое-какие пометки, − большое, большое спасибо. Будь здоров.
− Будьте здоровы, сэр, − ответил Берт, продолжая работать. Как только таинственный незнакомец удалился, на садовой дорожке показался Красс.
− Что ему надо было? − спросил Красс, который видел, как человек этот разговаривал с Бертом.
− Сам толком не пойму. Расспрашивал про несчастный случай, спросил, есть ли у Джо дети и где он жил. Он, наверное, очень хороший человек, так мне кажется. Он очень огорчился.
− Огорчился? − со странным выражением переспросил Красс. − А ты знаешь, кто он такой?
− Нет, − ответил мальчик, − я уж подумал, может, это репортер какой-нибудь газеты.
− Никакой это не репортер, это старик Хватэм, гробовщик. Вечно бродит и вынюхивает работу, но на сей раз его номер не пройдет.
На следующее утро на работу вышел Баррингтон. Во время завтрака все они много говорили о происшествии. Хантеру ничего не стоит сейчас шуметь, что, мол, сами виноваты − пользовались негодной веревкой, а в действительности он давно уж знал, что она перетерлась. Ньюмен сказал, что всего три недели назад, когда они поднимали лестницу на другом объекте, он показывал Скряге эту веревку, и тот утверждал, что она еще сгодится. И еще несколько человек, кроме Ньюмена, подтвердили, что и они говорили Хантеру про веревку и получили от него точно такой же ответ. Но когда Баррингтон предложил им пойти всем вместе к следователю и дать показания, все они вдруг замолчали, а потом Ньюмен в разговоре с Баррингтоном сказал, что Филпоту от этих показаний лучше не будет. Зато если он, Ньюмен, даст показания, ему уж никогда не получить работу у Раштона и очень может быть, что и другие предприниматели возьмут его на заметку.
− Так что, если будешь что-нибудь по этому поводу говорить, − заключил Ньюмен, − на меня не ссылаться.
Баррингтон был вынужден признать, что Ньюмен прав, отстраняясь от этого дела. Он понимал, что было бы несправедливо заставлять его или кого-нибудь другого сделать или сказать что-то, что может принести им вред.
Около одиннадцати явился Скряга и велел нескольким рабочим получить расчет, поскольку в делах наступает застой. Он сказал, что фирма надеется на новые заказы, так что они могут заглянуть в среду и, может быть, их снова наймут. Баррингтон в числе уволенных не оказался, хотя все этого ожидали после его речи на традиционном обеде; поговаривали, что его выгнали бы наверняка, если бы не несчастный случай.
Перед уходом Скряга приказал Оуэну и Крассу немедленно отправляться в мастерскую. Там они найдут плотника Пейна, он делает для Филпота гроб; к тому времени, как они придут, гроб уже будет сколочен, и Красс может заняться полировкой.
Оуэну Скряга сказал, что оставил Пейну табличку и текст, и добавил, чтобы Оуэн не тратил много времени на эту табличку − это ведь совсем дешевая работа.
Когда они пришли в мастерскую, Пейн заканчивал гроб из вяза. Оставалось только просмолить его, Пейн как раз снимал с огня котелок с кипящей смолой.
Поскольку это была невыгодная работа, времени на тщательную полировку гроба не нашлось: Красс прошелся дважды спиртовым лаком, а Оуэн тем временем надписал табличку из очень тонкого цинка, покрашенную так, что она выглядела как медная:
ДЖОЗЕФ ФИЛПОТ скончался 1-го сентября 19.. в возрасте 56 лет.
* * *
В следующий понедельник утром состоялось расследование, и, так как Раштон и Хантер боялись, что Баррингтон попытается свалить вину на них, они нажали на все пружины и добились, что в числе присяжных оказалось несколько их друзей. Но в этом не было необходимости, Баррингтон не мог утверждать, что он сам видел, в каком состоянии веревка, или обращал на это внимание Хантера. Упоминать же имена других без их разрешения он не хотел. Красс и остальные свидетели показали, что это чистая случайность. Ни один из них не упомянул, что веревка была перетершаяся. Хантер поклялся, что он ничего не знал об этом − никто из рабочих ему словом не обмолвился; если бы он знал, он бы немедленно заменил веревку новой.
В качестве свидетелей были также вызваны квартирная хозяйка Филпота и Раштон; в итоге суд присяжных вынес решение считать, что смерть произошла в результате несчастного случая и ничьей вины тут нет.
Следователь отпустил присяжных, и, когда они и свидетели вышли из помещения, Хантер последовал за Раштоном в надежде, что тот вознаградит его за старания хотя бы кратким разговором, однако Раштон удалился, не обратив на него ни малейшего внимания; тогда Хантер вернулся в помещение суда, чтобы получить у следователя документ, разрешающий захоронение тела. Документ этот обычно вручали друзьям покойного или представителю похоронной конторы, действующему по их поручению. Вернувшись в комнату следователя, Хантер обнаружил, что, пока он выходил, следователь отдал этот документ хозяйке Филпота. Он поспешил вслед за ней, чтобы забрать бумагу, но старуха уже ушла.
Красс и другие рабочие тоже ушли, торопясь вернуться на работу. Хантер сперва забеспокоился, но потом решил, что с документом ничего не случится. Красс уже договорился с хозяйкой Филпота, просто он попозже заберет у нее документ. Он перестал тревожиться и выбросил это дело из головы − в этот день ему предстояло подготовить несколько расчетов по стоимости работ, которые собиралась начинать фирма.
Вечером, попив дома чайку, Красс и Сокинз, как было условлено, встретились в мастерской у плотника, чтобы отнести гроб в морг. А к половине девятого туда должен был явиться Скряга. Хантер хотел, чтобы Филпота отнесли на кладбище прямо из морга, находившегося в пятнадцати минутах ходьбы от мастерской. В этот вечер им предстояло только уложить в гроб тело и привинтить крышку гроба.
Был сильный ветер, хлестал ливень, когда из мастерской вышли Красс и Сокинз, неся на плечах гроб, покрытый черной материей. Кроме того, они несли еще две небольшие