Синклер Льюис - Капкан
«Маникюр?»
«А как же!» — Брякнул, а сам еще не смекнул, о чем это он. И вот, я его и одернуть не успел, как из соседнего зала выходит девушка… Ну, брат! То есть такой хорошенькой ты в жизни не видывал! Волосы золотистые, подстрижены как на картинке. Щечки — персики, сама складненькая, улыбается — одно очарование. Я еще не придумал, что сказать, а она уж садится прямо рядом со мной, и — цап своей нежной ручкой мою дубленую ручищу…
Фу ты! Я провалиться готов был со стыда, что заставил ее обрабатывать мою грубую лапу, да и вообще как тебе понравится: Джо Истер стрижет себе ногти в салоне, на виду у всей публики! Что, если бы туда вошел Кудрявый Эванс (это нашего округа полисмен из Манитобской, малость повеса и запальчив порой не в меру, но мы с ним большие приятели: лихой парень, тебе понравится)… Что, если бы вошел Кудрявый и застал меня за таким занятием! До гроба от насмешек не избавишься! Да и кто его знает, когда еще он сойдет, маникюр этот! Чего доброго, вернешься в Мэнтрап, сядешь играть в покер с Кудрявым, Папашей Баком и с кем-нибудь из трапперов, скажем, с Питом Реншу, только начнешь сдавать, а Кудрявый и пробасит — торжественно, будто читает в церкви священное писание, так и слышу его голос: «Братья мои, наш возлюбленный Джо Истер, шельмец этакий, вдали от нас сделал себе маникюр. Мало того…»
Предполагаемые замечания Кудрявого Эванса по поводу дальнейших похождений Джо оказались непристойного свойства.
— Ну вот, — со вздохом продолжал Джо. — Так и сижу, точно перед казнью… Хотя какое там «точно»! Самая настоящая казнь и есть! Умираю от смущения, что эта девчушка — года двадцать два ей дашь — должна разглядывать мою лапищу, красную, будто кус вареной ветчины. И говорю ей:
«Вам, надо полагать, не слишком улыбается наводить лоск на жирафьи копыта. Вас, — говорю, — и винить нельзя. Просто на вашем месте я не пошел бы работать в зоологический сад».
Ну, сэр, и улыбкой она меня наградила! Точно утренняя заря над Озером Грез. И притом хорошая такая улыбка, скромная, не то что у этих девиц из привокзального ресторана в Медвежьей Лапе.
«Что вы, — говорит. — Куда приятней обрабатывать действительно мужскую, сильную руку…» Слышу, мой парикмахер так и прыснул, меня прямо зло разобрало. Покраснел, наверное, до самой цепочки от часов. А голосок у нее — не поверишь: чисто полевой жаворонок… Нет, я понимаю, что разахался, как дурень, но даю слово: она была точь-в-точь такая, и я уже погиб навек. «Насколько приятней, — говорит она, — в кои-то веки отделывать ногти настоящему мужчине, а не всем этим жирным коммивояжерам и — прямо так ему и рубанула — и этим раздушенным безголовым парикмахерам!»
Ух ты! Моего мастера словно током в миллион вольт шарахнуло. Будь уверен: больше не проронил ни словечка до самого конца сеанса. (В три доллара шестьдесят пять центов влетело мне это удовольствие.)
А я, хоть убей, не знаю, что бы ей сказать. Элверна… (Это я уж после узнал, что ее так зовут, — красивое имя, правда? Вычурное немножко, пожалуй, но звучит приятно и как бы особенное: Эл-вер-на)… такого она
21. Синклер Льюис. Т. 9 321 страху на меня нагнала своим воспитанным голоском и находчивыми ответами, что я скорей решился бы священника в церкви во всеуслышание обозвать лжецом, чем с ней заговорить.
Когда парикмахер проделал надо мной все процедуры, какие были обозначены в прейскуранте, — и сверх того еще две-три, которые он, по-моему, сочинил тут же на месте… До сих пор не решу: тальку он мне в нос напустил по случайности или это тоже была процедура?.. Словом, он уж все провернул, а она еще не справилась с моими когтями. Видимо, оказались твердоваты. Ох, и конфузно было! Парикмахер меня согнал с места, пришлось перейти за ее столик. Каково мне было вылезать из надежного кресла, из-под славной большой простыни, которой меня укрыли, и топать за ней вдогонку по скользкому полу в соседний зал, мимо всех этих парикмахеров и франтиков, которых там бреют, и стригут, и палят щипцами! Каково было усаживаться за этот элегантный столик! Наверное, такое чувство у рыбы, когда ее швыряют упряжке голодных собак… Позади столика висел на стене каталог-календарь с картинкой: пара котят выглядывает из корзиночки.
Слово за слово — разговорились. Умела девушка душевно подойти к человеку, ничего не скажешь. Глянет ыа тебя — не то что заигрывает, упаси боже, а будто она тебе доверяет и ты в ее глазах прямо герой, — короче, сэр, не успел я опомниться, как уже рассказывал ей и про пушную торговлю, и про то, какой у меня замечательный домик в фактории Мэнтрап, и про все на свете. А она рассказала, что она сирота — отца потеряла еще в детстве, мать-год назад, живет с двумя подругами в маленькой квартирке. Говорила, как обожает музыку и прочее — вроде тебя.
К этому времени почти все земляные и подрывные работы на моих руках были закончены, а я…
Я обмирал от страха. Ничего мне не надо на свете — только увидеться с нею еще разок. Прийти завтра опять на маникюр нельзя. Такую штуку каждый день не делают, это тебе не виски глушить.
Пригласить бы ее поужинать или еще куда — не осмелюсь. В точности так бывает, когда первый раз идешь купаться весной в наших местах. Лед только сошел, стоишь, жмешься на берегу, делаешь вид, будто сейчас нырнешь, а потом важно оглянешься по сторонам и со всем достоинством, на какое способен, зашагаешь обратно к дому, так и не окунувшись. Просто, мол, для тебя это самое обыкновенное дело — прогуливаться нагишом.
Кончает она, значит, и говорит: «Ну, вот и все». Встаю. Переминаюсь с ноги на ногу. Не могу решить, удобно ли дать ей сколько-то для себя, помимо того, что положено по счету. Боюсь попасть впросак: еще обидится, чего доброго. Да и вид у меня, наверно, разиня — разиней. И попрощался.
А она только улыбнулась по-приятельски и вежливо так отвечает:
#9658; «Я надеюсь, мы еще с вами увидимся до вашего отъезда на Север. Так интересно бы послушать снова про эту собачку, вожака вашей упряжки».
Тут я возьми да ляпни:
«Д-д-давайте сегодня поужинаем вместе!» Как маленький!
И представь, она согласилась. Ну и ужин был! Банкет! Нектар и эта самая… как ее. Элверна объяснила, как надо заказывать, а отправились мы прямо в Ранела-Отель. Зал — громадина; повсюду длинные красные портьеры, стены увешаны картинами; исторические сиены и всякое такое. У меня не было смокинга, но Элверна сказала, сойдет и так.
Ел я неведомую еду, все она научила. Ну и дела: Джо Истер уминает салат из авокадо (Пробовал? Ничего особенного, водянистый какой-то на вкус), омара в сабайоне и почки; официант ставит на столик электрическую кастрюльку и готовит их прямо у тебя на глазах!
А теперь гляди, как мы иной раз несправедливо сулим о людях. Понимаешь, когда она меня все это уговаривала заказать, одолело меня сомнение… Она была еще красивей, чем утром; платьице — прелесть, шелковое, должно быть, чуть-чуть вырезано у шеи; такая хорошенькая, просто страшно, и милая, и воспитанная, и вообще. А я все же засомневался: вдруг она меня нарочно подбивает заказать побольше дорогой еды? И знаешь, Ральф, до того стало горько: деньги — черт с ними, да сама-то она мне уж очень понравилась…
Так или иначе, когда насоветовала она мне кучу снеди, я спрашиваю: «И вам то же самое?» А она вот так прижала руку к груди и говорит:
«Ни в коем случае! Если мне можно заказать, что я хочу, я возьму толстый-претолстый, большой-пребольшой бифштекс и целый воз жареной картошки «соломки». Есть хочу, умираю! С утра только выпила чашку кофе с «наполеоном», и все. Больше не могла себе позволить. На мое жалованье не прокормишь и золотую рыбку. А молодым людям я себя не часто позволяю водить по ресторанам, честное слово!»
Подумай! Такая откровенная и прямая, и… я просто был готов расцеловать ее, эту малютку Элверну!
— Что же с ней дальше сталось? — спросил Ральф, заметив, что Джо весь ушел в мечты. — Не встречались вы с ней больше?
— Нет, почему же. Мы поженились на другой день. Завтра увидишь ее.
Глава X
Кренясь под парусом, лавируя меж скалистыми живописными островками, они переправились через Озеро Грез и подошли к берегу, на котором в беспорядке теснились бревенчатые хижины. Это и была фактория Мэнтрап.
Весь день Ральф оживленно занимал Джо умными разговорами, стараясь не показать, что его гложет червь сомнений. Причиной его тревоги была Элверна, королева маникюрного столика.
Какой окажется она сама и ее дом? Воображение навязчиво рисовало ему две противоречивые картины.
«Говорила, как обожает музыку и прочее…» Ну, разумеется! Одна из тех «артистических» натур, от которых всякому артисту становится тошно. Вместе с достатком обрела манеры тонной дамы, от которых настоящей даме захочется чертыхаться. С ним, чего доброго, будет держаться надменно. Станет рассказывать про своих потрясающе шикарных приятелей из похоронных бюро и транспортных контор. Даст ему понять, что он напрасно старается выставить себя джентльменом и питомцем Йельского университета, — кого-кого, а ее не проведешь! И — что самое ужасное — его искренняя, простая дружба с Джо превратится по ее милости в банальное и натянутое знакомство.
