Виллем Элсхот - Избранное

— Не волнуйтесь, — ответил Мартен. — Все уже в порядке. Остались кое-какие формальности.

И он жестом призвал обеих к спокойствию, как это делает врач, когда выздоравливающий пациент хочет петь, едва получив разрешение говорить. Мать и дочь завтракали, испытывая удивительное чувство покоя, какого не знали уже несколько месяцев. Прежде чем сунуть в рот первую булочку, мать сказала:

— Ну, видишь, Мария, помощь приходит как раз тогда, когда потеряна всякая надежда. Да, бог милостив. — И ее молитва была так же искренна, как молитва Робинзона Крузо на необитаемом острове после его чудесного спасения.

Булочки были черствые и не хрустели, как им положено.

— Разве можно подавать такие булочки приличным людям, — ворчала мать, у которой болели зубы.

— Подожди немного, — утешала ее дочь, — завтра или послезавтра после расчета я выложу ей все. Что она о себе вообразила? Ничтожество.

— Не будь с ней слишком груба, Мария, — уговаривала мать. — Правда, она могла бы относиться к нам более уважительно, но мы не должны забывать, она ведь не знает, что мы в конце концов расплатимся. Кстати, нам надо подумать и о девушках, ведь мы уже несколько месяцев не даем им чаевых.

— А тебе не жаль уезжать из Парижа в Шартр? — спросила Мария. Жизнь там, наверное, ужасно провинциальна.

— О дитя, — возразила мать, — это не так страшно, как ты думаешь. В провинциальном городе есть свои прелести. У нас там, конечно, будет маленький домик с чудесным садом, и ты быстро перезнакомишься со знатью. Тебе там понравится. А что хорошего в Париже? Иногда я чувствую себя здесь ужасно одиноко среди всего этого шума. Ну и Анри! Я начала уже терять мужество.

— А я нет, — сказал Мария. — Я всегда была уверена, что он найдет выход.

После завтрака мать и дочь немного отдохнули и стали одеваться к обеду.

— Анри взял мои часы, — сказала Мария, — чтобы цепочка не выскакивала у него из кармана. Только бы директор не спросил его, который час. Вот был бы номер. Представляешь, дамские часы. Фу, этот противный зубной порошок, завтра мы наконец купим бутылочку «Одола».

Одевшись, Мария отправилась искать госпожу Брюло, которая играла с Чико в парадной зале.

— Я хочу предупредить вас, мадам, что Анри сегодня не будет обедать в «Вилле», — чуть-чуть высокомерно заявила Мария. — Не надо ставить для него прибор.

— Вот как, — неопределенно произнесла госпожа Брюло, не решаясь расспросить подробнее.

— Да, — продолжала Мария, — он уехал с генеральным директором «Лионского кредита» в Шартр, чтобы организовать там компанию для проведения работ.

Госпожа Брюло оживилась.

— Разрешите вас поздравить? — сказала она растроганно. — Очень рада. Надеюсь, господин Мартен вернется не очень поздно и поужинает вместе с нами. Ведь сегодня именины госпожи Дюмулен и ужин будет небольшим праздником.

— Не могу обещать, — сказала Мария. — Анри предупредил, что вернется вечером, но не уточнил когда.

— Будет ужасно жаль, — огорчилась госпожа Брюло, — но в любом случае я рассчитываю на ваше присутствие, а также на присутствие вашей матушки.

— Я поговорю с мамой, — обещала Мария дружелюбно и с достоинством, ибо она помнила, что мать просила ее не быть слишком резкой с мадам.

«О, муки надежды!»

Вечером зала имела праздничный вид. Антуанетта Дюмулен сидела рядом с нотариусом, а госпожа Жандрон — между Брюло и его женой, которые не спускали с нее глаз во время еды и поочередно направляли ее руку ко рту, когда это оказывалось необходимым. Мадемуазель де Керро досталось ее обычное место между Асгардом и пустым стулом, а Мария сидела по обыкновению рядом с матерью, ибо пока, до удачного завершения дел Мартеном, польки чувствовали себя вдвоем сильнее, чем поодиночке, среди других постояльцев.

У прибора госпожи Дюмулен красовалась ваза с розами, салфетки были накрахмалены. На столе постелили чистую скатерть, хотя прошла лишь половина недели. У каждой тарелки лежало меню, написанное госпожой Брюло собственноручно и включающее следующие деликатесы:

10 мая                   ВИЛЛА РОЗ               Меню:Суп по-персидскиТелятина с рисом а ля ЖандронРулет, с подливкой МартенГовяжье филе по-норвежскиЦыплята по-венгерскиСпаржа по-яванскиПирожные «Бреслау»Мороженое а ля КольберФруктыДесертДипломатический торт

Мадемуазель де Керро была огорчена, что в меню не включили блюд ни «а ля Керро», ни «а ля Бретань», хотя она вполне удовлетворилась бы фруктами или десертом. По всему было видно, что ее здесь не любит.

На господине Брюло был сюртук, который ему очень шел, а госпожа Брюло надела украшения. Обе польки тоже были эффектны, Марин в красной, а ее мать в голубой блузках, которые теперь можно было донашивать. Но красивее всех был Асгард, одетый во все черное, в жилетке с глубоким вырезом и галстуке, заколотом булавкой с большим блестящим камнем. Его лицо над высоким воротничком сияло от удовольствия. Он стоял у своего стула, элегантно опершись правой рукой о спинку, в ожидании, когда господин Брюло подаст пример и сядет. Все дамы, даже мать Марии, напудрились, а на щеках госпожи Жандрон белели следы крахмала.

Госпожа Дюмулен заставила себя немного подождать и наконец тоже явилась; платье на ней было шелковое и шуршало при каждом ее движении. Она благосклонно и грациозно поклонилась и прошла к своему месту, как будто ни о чем не подозревая. Увидев цветы, она изобразила глубочайшее удивление: «О, какие чудесные розы! В честь кого, осмелюсь спросить?» Господин Брюло взглянул на собравшихся и дал условленный знак.

— Да здравствует Антуанетта! — прозвучало в зале, и все захлопали в ладоши.

Госпожа Дюмулен стояла как громом пораженная, но понемногу все же пришла в себя.

— Боже мой, и верно. Я совсем забыла. Ужасно мило с вашей стороны.

И она уткнулась лицом в цветы. Все смеялись и по очереди жали ей руку, Асгард двигался как во сне, так как он не очень хорошо ориентировался в процедуре празднования именин, а у госпожи Жандрон тряслась голова. Только мадемуазель де Керро держала свои подозрительные руки при себе, но громко крикнула с места «браво, браво!» Антуанетта смахнула слезу. Луиза подала «суп по-персидски», и все уселись на свои места. Вино в тот вечер пили почти неразбавленным. Чико, как обычно, сидел на правом плече госпожи Брюло; всякий раз, когда она поворачивалась, его длинный хвост ударял по голове госпожи Жандрон, и та ворчала, называя его «грязной мартышкой». Общее настроение было приподнятым.

После рулета с «подливкой Мартен» господин Брюло встал, попросил тишины, постучав ножом по стакану, и произнес следующие слова:

— Дамы и господа! Задача, которую мне сегодня предстоит выполнить, значительно приятнее, чем та, что выпала мне на долю несколько недель тому назад после смерти господина Бризара.

Я буду краток, дамы и господа, так как волнение, которое в этот момент переполняет всех нас, нельзя выразить словами. Мы счастливы, дамы и господа, чествовать сегодня ту, что в течение уже многих лет является одной из наиболее верных гостей нашей «Виллы».

Я выражаю надежду, что многие последуют ее примеру, и заканчиваю тостом за здоровье всем нам милой госпожи Дюмулен. Итак, да здравствует Антуанетта! Я кончил.

Пока господин Брюло говорил, а гости смотрели в свои тарелки, чтобы не смущать его, госпожа Жандрон воспользовалась ситуацией и незаметно продвинула левую руку по столу в направлении вазы с апельсинами, которая стояла недалеко от нее и представляла рубрику «фрукты», указанную в меню.

При последних словах господина Брюло кончики ее пальцев уже коснулись основания вазы. Когда хозяин дома сел, раздались такие бурные аплодисменты, что обезьяна испугалась и в окнах задрожали стекла, и вот в этот-то момент госпожа Жандрон вдруг подняла руку, схватила апельсин и сунула его в сумочку, которую всегда носила с собой. Там, кроме носового платка, хранился ключ от ее знаменитого чемодана. Затем она тоже захлопала в ладоши и сказала с добродушной улыбкой: «Прекрасно, мой друг».

Для своих девяноста двух лет она очень ловко осуществила столь сложный маневр.

Судьба, однако, не была к ней благосклонна, так как госпожа Брюло все видела.

— Смотри в оба, старуха крадет апельсины, — шепнула она господину Брюло.

Бывшего нотариуса осенила блестящая мысль. Якобы для того, чтобы удобнее было наливать вино, он подвинул вазу с фруктами ближе к госпоже Жандрон. Потом он в свою очередь прошептал что-то жене, видимо что-то очень интересное, так как новость распространилась за столом с быстротой молнии. Лица засияли от предвкушения удовольствия, и каждый время от времени украдкой бросал взгляд на старуху, чтобы убедиться, что она готова взять приманку. Только Асгард остался непосвященным, так как объяснить ему, в чем заключалась идея, было слишком сложно, а также потому, что весь план мог провалиться, если бы норвежец по своему обыкновению навлек свои словари и стал громко задавать вопросы. Луиза внесла огромный «дипломатический торт», который гордо красовался на столе до конца ужина. Когда госпожа Дюмулен увидела это ежегодное чудо, увенчанное ее именем, она окончательно расчувствовалась. Сжав в руке заранее приготовленный носовой платок, она заговорила прерывающимся голосом: