Озорные рассказы - Оноре де Бальзак
Поскольку Тонкопряха владела секретом изготовления тончайших нитей из самой грубой конопли, некоторые отправляли к ней своих дочерей, чтобы те научились прясть, как она, но ни одна девушка не выдерживала больше недели. Старуха столь сурово обращалась с ними, обучая своему ремеслу, и до того больно била их по пальцам своими твердыми, как кости висельника, руками, что девушки бежали, боясь, как бы она не переломала им все пальцы, что было бы жаль, потому как пальцы нужны не только для того, чтобы прясть.
Прошло пятнадцать лет, и все эти годы Тонкопряха была сурова к своему сыну, а он, как бы вопреки всем своим бедам, чувствовал себя превосходно, рос высоким и сильным, и соседи привыкли к тому, как обращается с ним его мать. Он снова возделал участки земли, прилежавшие к хижине и долгое время стоявшие под паром, и стал выращивать на них прекраснейшую коноплю, лишь бы угодить матери, которую он очень любил, несмотря на все ее жестокосердие. Однако, когда ему минуло шестнадцать и он вошел в силу, Тонкопряха взвалила на него труды, которые могли бы сгубить любого мужчину, не приученного, как Фаустен, карабкаться по скалам и сносить любые лишения. Люди его жалели, потому что он был хорошо сложен, прекрасен лицом, волосами, всем-всем. Когда он проходил мимо с опущенной головою и отрешенным видом, девушки говорили:
— Как можно изводить такого пригожего парня!
В самом деле, мать задавала сыну задачи, которые не могли в конце концов его не погубить. С годами она становилась все своенравней и хитроумней. Она посылала Фаустена в город, чтобы он продавал там пряжу и приносил ей деньги, и если бедный мальчик позволял обмануть себя хоть на одну матакенскую полушку, она била его смертным боем, пуская в ход свое веретено. По этой причине ошибок в ее счетах не было и быть не могло.
Одна из странностей королевства Матакен состояла в том, что в нем трудно было раздобыть малину, но не оттого, что малина в нем не росла, нет, вряд ли найдется другое королевство, где были бы такие малиновые заросли, но здесь, если не успеть собрать ягоды вовремя, то тут же солнце безжалостно их высушит. Напротив, ягоды, собранные когда надо, имели чудный, ни с чем не сравнимый, восхитительный вкус и аромат, — казалось, будто сами ангелы вырастили эти ягоды для своей собственной услады. Так вот, старая Тонкопряха каждое утро, все лето, требовала на завтрак тарелку малины, и Фаустен, чтоб не быть опять битым, должен был приносить корзиночку малины своей старухе-матери, а она накалывала малинки одну за другой толстой спицей и никогда ни ягодки не давала своему сыну, который молча грыз рядом с нею горбушку черствого хлеба.
За горами матакенскими простиралась богатейшая страна, но сообщения с нею не было из-за того, что на пути к ней высились непроходимые скалы, и надо было сто раз продать все королевство, чтобы проложить туда дорогу. В этом соседнем королевстве, называемом Гулистан, продавались редкостные и неимоверно дорогие дрова, чей запах походил на запах фиалок и чье тепло излечивало от всех болезней. Старая Тонкопряха желала топить свой очаг только этими дровами, рядом с которыми даже гвинейский самбук ничего не стоил. Она извлекала из этой страны бесконечное количество вещей, матакенцам неизвестных, а когда запасы их истощались, ее сын, рискуя жизнью, должен был преодолевать горы, ледники и покрытые снегом пропасти, чтобы найти для своей матери в Гулистане все, что ей нужно, и бедный послушный мальчик снова и снова пускался в путь, который он впервые проделал в двенадцать лет. Все деньги, которые зарабатывала его мать, уходили на удовлетворение ее прихотей. То она желала сорочек из тончайшего шелка, самой мягкой ткани на свете, ведь у старухи была нежная кожа, она не могла носить никакой другой ткани, а потому ей было все равно, что сверху у нее лохмотья, потому как тонкая сорочка окутывала ее, словно лебяжий пух. То требовала, чтобы сын принес ей яйца птицы Рох, яство наивкуснейшее и любимое всеми феями. Их надобно было извлекать из гнезд, рискуя жизнью, в углублениях ледников Гулистана; Фаустену приходилось также добывать гнезда альцион, что прилетают из Китая, где их ценят на вес золота, — одним словом, Тонкопряха была лакомкой, любила все самое дорогое и принуждала Фаустена совершать бесконечные путешествия во все города Гулистана. Она спала на перине из лепестков жасмина, что растет в Кохинхине, простыни ее были пошиты из благовонной коричневой кожи лани, мягкой, как неаполитанские перчатки, и благодаря им тело ее, выключая лицо, сохраняло свою красоту. Она пила только золотую воду, называемую так за ее желтый цвет; это смертельный яд, если пить ее губами, и тонкий напиток, если пить его через трубочку из гвианской пальмы сампа, чьи свойства известны только ученым и феям. Источник золотой воды находился в землях Великого Могола, и на всех подходах к нему стояли стражники, вооруженные луками. Порою вечером Тонкопряху охватывало желание отведать салат из горной сурепки, и каким бы усталым ни был Фаустен, он лез в гору за сурепкой; в другой раз ей хотелось лягушачьих лапок, и ее сын спускался на дно долины Гальбансон, где разводили самых вкусных лягушек. Однажды она сказала, что хочет мяса монала и печенье из маниоки, и Фаустен две недели бродил по Гулистану в поисках монала, то есть индийского фазана, мясо которого по вкусу своему превосходит мясо всех известных на земле животных. Кофе она пила только из зерен мокко. Летом она требовала, чтобы в хижине не было ни одной мухи, а напитки были ледяными, — одним словом, хотя все у нее выглядело очень и очень бедным, жизнь она вела самую роскошную; даже царица Савская, которой одно время принадлежало кольцо царя Соломона, исполнявшее любое желание, и та не была счастливее нашей Тонкопряхи. У нее в услужении день и ночь был нежно любящий сын, готовый ради нее свернуть себе шею, сын, который спал на убогой соломенной подстилке и который ради одного нежного взгляда матери взял бы в руки раскаленное железо, если бы она приказала. Все его жалели, а
