Портрет леди - Генри Джеймс

других тем для разговора, две из которых могут особенно заинтересовать читателя. Во-первых, Генриетта дала Изабелле понять, что Каспар Гудвуд догадался о ее несчастье, хотя она просто отказывалась понимать, как именно он собирался помочь Изабелле, если приехал в Рим, но до сих пор не объявился. Дважды дамы видели его на улице, но он не заметил их. Они ехали в экипаже, а у Каспара была привычка всегда смотреть прямо перед собой, словно рассматривая что-то. Изабелле показалось, что они только вчера расстались, – с таким же лицом и такой же походкой он уходил после их последнего разговора в доме миссис Тачетт, да и одет был точно так же, как и в тот день, Изабелла запомнила цвет его галстука. Но, несмотря на привычность его облика, в нем было что-то незнакомое, что вдруг заставило Изабеллу подумать о том, что ему не следовало приезжать в Рим. Казалось, он стал еще выше и крупнее, чем раньше, хотя и в те дни был довольно рослым. Изабелла обратила внимание на то, что люди оглядывались ему вслед, но он проходил мимо с высоко поднятой головой, и лицо его было похоже на холодное февральское небо.

Вторая тема, занимавшая мисс Стэкпол, была совершенно иной – она сообщила Изабелле последние новости о мистере Бентлинге. Он приезжал в прошлом году в Соединенные Штаты, и Генриетта с радостью сообщила, что смогла уделить ему большое внимание. Она не знала, насколько их встречи доставляли радость джентльмену, но польза от них, несомненно, была – мистер Бентлинг уезжал из Америки уже другим человеком. Поездка открыла ему глаза и показала, что Англия – это еще далеко не все. Ему очень понравилось в Америке. Он очень легко воспринял ее, чего почти невозможно было ожидать от большинства британцев. Некоторые люди сочли, что он притворялся, – видимо, они приняли легкость и простоту мистера Бентлинга за притворство. Некоторые его вопросы звучали действительно странно: то ли он принимал всех горничных за дочек фермеров, то ли дочек фермеров – за горничных, Генриетта не могла вспомнить точно. Сей джентльмен так и не смог вникнуть в систему образования – это было для него уже слишком сложно. В целом многое казалось ему в чужой стране слишком сложным, и он решил осмыслить лишь малую часть того, что его окружало, – систему отелей и речную навигацию. Отели просто очаровали его – он фотографировал каждый, в котором останавливался. Но главный интерес у англичанина вызвали речные пароходы – он хотел путешествовать только таким образом. Они с Генриеттой проплыли из Нью-Йорка в Милуоки, останавливаясь по дороге в наиболее живописных городах, и он постоянно настаивал, чтобы они продолжали путь только на пароходе. Казалось, он не имел ни малейшего представления о географии, считал, что Балтимор на западе, и постоянно ждал, когда же они достигнут Миссисипи. Видимо, мистер Бентлинг не слышал больше ни об одной американской реке и был не готов услышать о существовании Гудзона, хотя в конце концов вынужден был признать, что эта река ничуть не уступала Рейну. Парочка много ездила и в салон-вагонах. Бентлинг всегда заказывал у цветных проводников мороженое и никак не мог привыкнуть к мысли, что мороженое можно заказать в поезде. Конечно, в английских поездах нельзя было купить ни вееров, ни пирожных и вообще ничего! Мистер Бентлинг нашел американскую жару неслыханной – Генриетта выразила надежду, что ему такой жары еще испытать не доводилось. В настоящее время Бентлинг в Англии охотился – «пришла ему охота поохотиться», как выразилась Генриетта.

– Подобное развлечение достойно лишь краснокожих, – сказала она, – англичане считают, что мы у себя на родине только и делаем, что расхаживаем с перьями и томагавками, а подобные обычаи больше подходят самим англичанам, мы же давно отказались от мысли кого-либо преследовать.

Мистер Бентлинг не смог присоединиться к мисс Стэкпол в Италии, но когда она отправится в Париж, там они встретятся. Он очень хотел еще раз побывать в Версале – он был поклонником старого режима. В этом взгляды друзей расходились: Генриетте нравился Версаль как раз потому, что он свидетельствовал о его свержении. Там больше не было ни герцогов, ни маркизов. Наоборот, она помнила, как однажды встретила там по меньшей мере пять прогуливавшихся американских семейств. Мистер Бентлинг волновался, когда Генриетта ругала англичан, и считал, что она должна относиться к его стране снисходительнее. За последние два-три года Англия сильно изменилась. Джентльмен был уверен, что если бы мисс Стэкпол теперь поехала бы туда, ей наверняка бы удалось получить приглашение к его сестре леди Пензл, и он поехал бы с ней. Что случилось с тем, первым приглашением, он так и не пояснил ей.

Наконец, Каспар Гудвуд приехал в палаццо Рокканера, предварительно прислав Изабелле записку с просьбой разрешить ему нанести этот визит. Разрешение тут же последовало. Она назначила встречу на шесть часов вечера и весь день размышляла над целью его прихода. Чего мистер Гудвуд ожидал от их встречи? Он ни в коем случае не был человеком, способным на компромисс и готовым принять все так, как есть. Но Изабелла приняла его радушно и не стала задавать вопросов. Ей показалось, что ей удалось без особого труда ввести гостя в заблуждение и заставить его предположить, что он был неверно информирован. Ей показалось, что Гудвуд совсем не расстроился, как поступило бы на его месте большинство мужчин. Как она поняла, он приехал в Рим вовсе не затем, чтобы воспользоваться случаем, – а зачем в таком случае он приехал, было неясно; никаких причин он ей не привел. Похоже, была всего одна, и она была предельно простой – Каспар хотел увидеть Изабеллу. Иными словами, он приехал ради собственного удовольствия. Изабелла ухватилась за эту мысль, которая ее полностью устроила, и развивала ее с большой радостью: раз он приехал в Рим ради удовольствия, значит, он избавился от своих душеных страданий. А раз он избавился от душевных страданий, значит, Изабелла могла снять с себя ответственность за его судьбу. Правда, мистер Гудвуд не производил впечатления человека довольного жизнью, но он ведь никогда и не был легок в общении, и Изабелла имела все основания считать, что гость был удовлетворен тем, что увидел. Каспар не удостаивал доверием Генриетту (хотя сам и вызывал у нее доверие), и, следовательно, Изабелла не могла знать, что делается в его душе. Он говорил только на общие темы – Изабелла вспомнила, как сказала о нем однажды несколько лет назад: «Мистер Гудвуд много говорит, но болтать не