Уильям Теккерей - Приключения Филиппа в его странствованиях по свету
— Взгляни-ка на отца, Пенъ, говаривалъ Филиппъ, настоящему лѣтописцу:- онъ всегда смотритъ на васъ съ тайнымъ подозрѣніемъ и никакъ не можетъ опомниться отъ удивленія, это вы джентльмэны. Я люблю, когда онъ играетъ съ вами роль лорда Чатама, снисходительно обращается съ вами, даётъ вамъ цаловать свою руку. Онъ считаетъ себя лучше васъ — развѣ вы не видите? О, это образецъ père noble! Мнѣ слѣдовало бы быть сэромъ Чарльзомъ Грандисономъ.
И молодой шалунъ передразнитъ улыбку отца, представитъ, катъ докторъ прикладываетъ руку къ груди и выставляетъ свою красивую правую ногу. Я признаюсь, что всѣ эти движенія и позы были нѣсколько напыщенны и жеманны.
Какими бы ни были отцовскіе недостатки, вы скажете, что Филиппу не слѣдовала критиковать ихъ — въ этомъ я не стану защищать его. У жены моей жила дѣвочка, которую она нашла на улицѣ. Она пѣла какую-то пѣсенку. Дѣвочка не могла еще говорить, она только лепетала свою пѣсенку; она ушла изъ дома, не зная какой опасности она подвергалась. Мы держали её нѣсколько времени, пока полиція не нашла ея родителей. Наши слуги выкупали её, одѣли и отослали домой въ такомъ опрятномъ платьицѣ, какого бѣдняжка не видала никогда, пока судьба не свела её съ добрыми людьми. Она часто у насъ бываетъ. Отъ насъ она всегда уходить чистенькая и опрятненькая, а къ намъ возвращается въ лохмотьяхъ и въ грязи. Негодная шлюха! Позвольте спросить, чья обязанность держать её въ чистотѣ? Положимъ, какая-нибудь причина мѣшаетъ Филиппу чтить его отца; докторъ не позаботился очистить отъ грязи сердце мальчика и съ. небрежностью и съ равнодушіемъ заставилъ его блуждать по свѣту. Если такъ горе этому доктору! Если я беру моего маленькаго сына къ таверну обѣдать не долженъ ли я заплатить за него? Если я позволяю ему въ нѣжной юности сбиться съ пути и если съ нимъ сдѣлается вредъ, кто въ этомъ виноватъ?
Можетъ быть тѣ самыя оскорбленія, на которыя жаловался отецъ Филя, были въ нѣкоторой степени возбуждены недостатками отца. Онъ быль такъ раболѣпенъ передъ знатными людьми, что сынъ въ бѣшенствѣ гордо обращался съ ними и избѣгалъ ихъ. Онъ былъ такъ важенъ, такъ вѣжливъ, такъ льстивъ, что Филь, возмущаясь этимъ лицемѣрствомъ захотѣлъ быть откровеннымъ и фамиліярнымъ циникомъ. Знатные старики, которыхъ докторъ любилъ собирать у себя въ домѣ, торжественные люди старинной школы, которые обѣдали торжественно другъ у друга въ торжественныхъ домахъ — такіе люди, какъ старый лордъ Ботли, баронъ Бёмишеръ, Криклэдъ (который издалъ Путешествіе по Малой Азіи въ 1804), епископъ Сен-Бизъ и тому подобные, грустно качали головою, когда разговаривали въ клубѣ о негодномъ сынѣ Фирмина. Изъ него не выйдетъ ничего путнаго; онъ очень огорчаетъ своего бѣднаго отца; онъ участвовалъ въ разныхъ сходкахъ въ университетѣ; ректоръ коллегіи св. Бонифація отзывался весьма неблагопріятно о нёмъ; а на торжественныхъ обѣдахъ въ Старой Паррской улицѣ — чудныхъ, дорогихъ, безмолвныхъ обѣдахъ — онъ обращался съ этими старыми джентльмэнами съ фамильярностью, заставившею ихъ старыя головы трястись отъ удивленія и негодованія. Лордъ Ботли и баронъ Бёмишеръ представили сына Фирмина въ Левіаѳановскій клубъ. Блѣдные старики въ испугомъ отступили, когда онъ явился тамъ. Онъ принесъ съ собою запахъ табаку; онъ былъ способенъ курить даже въ гостиной. Они дрожали передъ Филиппомъ, который, съ своей стороны, наслаждался ихъ старческимъ гнѣвомъ и любилъ побѣсить ихъ.
Нигдѣ не видали Филиппа и не слыхали о нёмъ такъ невыгодно, какъ въ домѣ его отца,
— Я самъ чувствую себя притворщикомъ между этими старыми притворщиками, говаривалъ онъ мнѣ. — Мнѣ тошно отъ ихъ старыхъ шуточекъ, старыхъ комплиментовъ и добродѣтельныхъ разговоровъ. Всѣ ли старики притворщики, желалъ бы я знать?
Непріятно слышать мизантропію изъ юныхъ устъ и видѣть, какъ эти двадцатилѣтніе глаза уже смотрятъ на свѣтъ съ недовѣріемъ.
Въ чужихъ домахъ, — я обязанъ сказать — Филиппъ былъ гораздо любезнѣй приносилъ съ собою такую блестящую весёлость, что она вносила солнечный свѣтъ и радость въ тѣ комнаты, какія онъ посѣщалъ. Я сказалъ, что многіе изъ его товарищей были художники и журналисты, и клубы ихъ и пріюты посѣщалъ и онъ. Ридли, академикъ, жилъ у мистриссъ Брандонъ въ Торнгофской улицѣ, и Филиппъ часто бывалъ въ его мастерской, или въ маленькой комнатѣ вдовы. Онъ питалъ къ ней большую нѣжность и признательность; ея присутствіе какъ-будто очищало его; въ ея обществѣ беззаботный, шумный молодой человѣкъ былъ неизмѣнно кротокъ и почтителенъ. Глаза ея всегда наполнялись слезами, когда она говорила о нёмъ, а когда онъ былъ тутъ, слѣдовали и наблюдали за нимъ съ нѣжной материнской преданностью. Пріятно было видѣть его у ея простого камелька, слышатъ его шуточки и болтовню. Съ однимъ глупымъ старикомъ, который былъ въ числѣ жильцовъ мистриссъ Брандонъ. Филиппъ игралъ въ криббэджъ по цѣлымъ часамъ съ этимъ старикомъ, отпускалъ на счотъ его сотни безобидныхъ шуточекъ и шолъ возлѣ его инвалиднаго кресла, когда старый капитанъ отправлялся погрѣться на солнышкѣ на улицу. Филиппъ былъ лѣнтяй — это правда; онъ любилъ не дѣлать ничего и проводилъ половину дня въ полномъ удовольствіи за своею трубкой, смотря на Ридли за мольбертомъ. Онъ нарисовалъ эту очаровательную головку Филиппа, которая виситъ въ комнатѣ мистриссь Брандонъ — съ бѣлокурыми волосами, въ тёмными усами и бородой и съ смѣлыми голубыми глазами.
Филиппъ пѣлъ послѣ ужина пѣсни «Garryowen na gloria», которую пріятно было послушать и которую, когда онъ пѣлъ во весь голосъ, можно было слышать за цѣлую милю кругомъ. Въ одинъ вечеръ я обѣдалъ въ Рёссельскомь сквэрѣ и меня привёзъ домой въ своей каретѣ докторъ Фирминъ, который былъ въ числѣ гостей. Когда мы проѣзжали черезъ Сого [16], окна одной комнаты въ клубѣ были открыты и мы могли слышать пѣсню Филиппа, особенно одинъ дикій ирландскій припѣвъ, среди всеобщихъ рукоплесканій и восторженнаго брянчанья рюмокъ.
Бѣдный отецъ опустился на подушки кареты, какъ-будто его поразилъ ударъ.
— Вы слышали его голосъ? застоналъ онъ: — вотъ онъ гдѣ бываетъ. Сынъ мой, который могъ бы бывать вездѣ, предпочитаетъ отличаться въ кабакѣ и орать пѣсни въ портерныхъ!
Я старался извинить Филиппа. Я зналъ, что въ этомъ мѣстѣ не происходило ничего дурного, что его посѣщали талантливые люди и даже знаменитости. Но оскорблённый отецъ не хотѣлъ утѣшаться такими общими мѣстами, и глубокая и естественная печаль тяготила его по милости недостатковъ сына.
То, что случилось потомъ не удивило меня. Между паціентами доктора Фирмина была незамужняя дама приличныхъ лѣтъ и съ большимъ состояніемъ, которая смотрѣла на талантливаго доктора благопріятными глазами. Что онъ желалъ имѣть подругу, которая развлекала бы его въ одиночествѣ — было довольно естественно и всѣ его друзья думали, что онъ долженъ жениться. Всѣ знали это маленькое волокитство, кромѣ сына доктора, между которымъ и его отцомъ было слишкомъ много тайнъ.
Кто-то въ клубѣ спросилъ Филиппа: соболѣзновать онъ долженъ съ нимъ или поздравлять его съ приближающейся женитьбою отца? Съ чѣмъ? Младшій Фирминъ выказалъ величайшее удивленіе и волненіе, услышавъ объ этомъ бракѣ. Онъ побѣхалъ домой; онъ ждалъ возвращенія отца. Когда докторъ Фирминъ воротился домой и вошолъ въ свой кабинетъ, Филиппъ встрѣтилъ его тамъ.
— Должно быть я слышалъ сегодня ложь, свирѣпо сказалъ молодой человѣкъ.
— Ложь! какую ложь, Филиппъ? спросилъ отецъ.
Они оба были очень рѣшительные и мужественные люди.
— Что вы женитесь на миссъ Бенсонъ.
— Развѣ ты дѣлаешь домъ мой такимъ весёлымъ, что мнѣ не нужно другого собесѣдника? спросилъ отецъ.
— Не въ этомъ вопросъ, горячо сказалъ Филиппъ: — вы не можете и не должны жениться на этой дамѣ, сэръ.
— Почему?
— Потому, что передъ глазами Бога вы уже женаты, сэръ. И я клянусь, что завтра же разскажу эту исторію миссъ Бенсонъ, если вы будете настаивать на вашемъ намѣреніи.
— Такъ ты знаешь эту исторію? застоналъ отецъ.
— Да. Богъ да проститъ вамъ, сказалъ сынъ.
— Это проступокъ моей юности, въ которомъ я горько раскаялся.
— Простуновь? преступленіе! сказалъ Филиппъ.
— Довольно, сэръ! Каковъ бы ни былъ мой проступокъ, не вамъ обвинять меня.
— Если вы не храните вашу честь, я долженъ хранитъ её. Я сейчасъ же ѣду къ миссъ Бенсонъ.
— Если вы выйдете изъ этого дома, вы навѣрно не намѣрены возвращаться?
— Пустъ такъ. Кончимъ ваши счоты и разстанемся, сэръ.
— Филиппъ, Филиппъ! ты раздираешь мнѣ сердце! закричалъ отецъ.
— А вы развѣ думаете, что у меня на сердцѣ легко, сэръ? сказалъ сынъ.
Миссъ Бенсонъ не сдѣлалась мачихой Филиппа, но отецъ и сынъ не болѣе любили другъ друга послѣ этой ссоры.
Глава VI
БРАНДОНЫ
Торнгофская улица теперь довольно жалкое мѣсто, но домъ съ большимъ окномъ въ первомъ этажѣ, окномъ, нарочно увеличеннымъ для мастерской художника, домъ, на дверяхъ котораго виднѣется имя Брандовъ, имѣетъ видъ приличный не хуже любого дома въ этомъ кварталѣ. Мѣдная дощечка на дверяхъ всегда сіяетъ какъ выполированное золото. Когда приближается время къ Пасхѣ, много прекрасныхъ экипажей останавливается y дверей этого дома и опрятная служанка, или высокій итальянецъ, съ глянцовитой чорной бородой и золотыми серьгами въ ушахъ, ведутъ знатныхъ гостей въ гостиную бельэтажа, гдѣ живётъ мистеръ Ридли, живописецъ, и гдѣ его картины выставляются частнымъ образомъ прежде чѣмъ будутъ отданы въ академію.
