Чарльз Диккенс - Битва жизни (пер. Кронеберг)
— Нѣтъ, нѣтъ, возразилъ Бритнъ съ видомъ самоотверженія. — Не стоитъ и говорить объ этомъ.
— Какъ не стоитъ, простодушно продолжала жена: — я вамъ очень этимъ обязана. О! — она опять взглянула на объявленіе, — когда узнали, что она убѣжала, что ужь и догнать ее нельзя, я не выдержала, разсказала все, что знаю, — ради нихъ же и ради ихъ Мери; ну, скажите, можно ли было удержаться не говорить?
— Можно или не можно, все равно, вы разсказали, замѣтилъ мужъ.
— И докторъ Джеддлеръ, продолжала Клеменси, ставя на столъ чашку и задумчиво глядя на объявленіе: — въ сердцахъ и съ горя, выгналъ меня изъ дома! Никогда ничему въ жизни не была я такъ рада, какъ тому, что не сказала ему тогда ни одного сердитаго слова; да я и не сердилась на него. Послѣ онъ самъ въ этомъ раскаялся. Какъ часто сиживалъ онъ послѣ того здѣсь, въ этой комнатѣ, и не переставалъ увѣрять меня, что это ему очень прискорбно! — еще недавно, — да, вчера, когда васъ не было дома. Какъ часто разговаривалъ онъ здѣсь со мною по цѣлымъ часамъ то о томъ, то о другомъ, притворяясь, что это его интересуетъ, — а все только за тѣмъ, чтобы поговорить о прошедшемъ, да потому, что знаетъ, какъ она меня любила!
— Ого! да какъ это вы замѣтили? спросилъ мужъ, удивленный, что она ясно увидѣла истину, когда эта истина не выказывалась ей ясно.
— Сама, право, не знаю, отвѣчала Клеменси, подувши на чай. — Дайте мнѣ хоть сто фунтовъ, такъ не съумѣю разсказать.
Бритнъ вѣроятно продолжалъ бы изслѣдованіе этого метафизическаго вопроса, если бы она не замѣтила на этотъ разъ очевиднаго факта: за мужемъ ея, на порогѣ, стоялъ джентльменъ, въ траурѣ, одѣтый и обутый, какъ верховой. Онъ слушалъ, казалось, ихъ разговоръ и не намѣренъ былъ прерывать его.
Клеменси поспѣшно встала. Бритнъ тоже всталъ и поклонился гостю.
— Не угодно ли вамъ взойти на верхъ, сэръ? Тамъ есть очень хорошая комната, сэръ.
— Благодарю васъ, сказалъ незнакомецъ, внимательно вглядываясь въ жену Бритна. — Можно сюда войти?
— Милости просимъ, если вамъ угодно, сэръ, отвѣчала Клеменси. — Что прикажете?
Объявленіе бросилось въ глаза незнакомцу; онъ принялся читать его.
— Прекрасное имѣніе, сэръ, замѣтилъ Бритнъ.
Онъ не отвѣчалъ, но кончивши чтеніе, обернулся и устремилъ взоръ на Клеменси съ тѣмъ же любопытствомъ и вниманіемъ.
— Вы спрашивали меня, сказалъ онъ, все продолжая глядѣть на все….
— Не прикажете ли чего нибудь, сэръ? договорила Клеменси, тоже взглянувши на него украдкою.
— Позвольте вопросить кружку пива, сказалъ онъ, подходя къ столу у окна: — и позвольте мнѣ выпить ее здѣсь; только, пожалуйста, продолжайте пить вашъ чай.
Онъ сѣлъ, не распространяясь больше, и началъ глядѣть въ окно. Это былъ статный человѣкъ въ цвѣтѣ лѣтъ. Загорѣлое лицо его осѣняли густые черные волосы, и усы. Когда подали ему пиво, онъ палилъ себѣ стаканъ и выпилъ за благоденствіе дома; ставя стаканъ на столъ, онъ спросилъ:
— А что, это новый домъ?
— Не совсѣмъ-то и новый, отвѣчалъ Бритнъ.
— Ему лѣтъ пять или шесть, прибавила Клеменси, ясно выговаривая каждое слово.
— Кажется, вы говорили о докторѣ Джеддлерѣ, когда я вошелъ? спросилъ незнакомецъ. — Кто объявленіе напоминаетъ мнѣ объ немъ; я кое что слышалъ объ этой исторіи отъ знакомыхъ. Что, старикъ живъ еще?
— Живъ, отвѣчала Клеменси.
— И много измѣнился?
— Съ какихъ поръ, сэръ? спросила Клеменси замѣчательно выразительнымъ тономъ.
— Съ тѣхъ поръ, какъ — ушла дочь его.
— Да! съ тѣхъ поръ онъ очень измѣнился, отвѣчала Клеменси: — посѣдѣлъ и постарѣлъ, — совсѣмъ ужь не тотъ, что прежде; впрочемъ, теперь, я думаю, онъ счастливъ. Съ тѣхъ поръ онъ сошелся съ сестрой и ходитъ къ ней каждый день. Это очевидно ему въ пользу. Сначала онъ былъ, какъ убитый; сердце обливается, бывало, кровью, какъ посмотришь, какъ онъ бродить и подсмѣивается надъ свѣтомъ; но годъ или два спустя онъ какъ-то оправился, началъ съ удовольствіемъ поговаривать о потерянной дочери, хвалить ее, — и даже хвалить свѣтъ! Со слезами на глазахъ, бывало, все говоритъ, какъ хороша и добра она была. Онъ простилъ ее. Это было около того времени, какъ миссъ Грація вышла замужъ. Помните, Бритнъ?
Бритнъ помнилъ все это очень хорошо.
— Такъ сестра ея вышла за мужъ? спросилъ незнакомецъ и, помолчавши немного, прибавилъ: за кого?
Клеменси чуть не опрокинула столика, при этомъ вопросѣ.
— Развѣ вы не знаете? сказала она.
— Хотѣлось бы узнать, отвѣчалъ онъ, наполняя стаканъ и поднося его къ губамъ.
— Да вѣдь если разсказывать обстоятельно, — длинная исторія, сказала Клеменси, подперши подбородокъ лѣвою рукою, а локоть лѣвой руки правою; она покачала годовою и смотрѣла, казалось, сквозь рядъ минувшихъ годовъ. — Да, длинная исторія.
— Можно разсказать ее вкратцѣ, замѣтилъ незнакомецъ.
— Вкратцѣ, повторила Клеменси все тѣмъ же задумчивымъ тономъ, по видимому вовсе не относясь къ гостю и не сознавая присутствія слушателей. — Что тутъ разсказывать? Что они грустили и вспоминали объ ней вмѣстѣ, какъ объ умершей, — что они любили ее такъ нѣжно, не упрекали ее, находили даже для нея оправданія? это знаютъ всѣ. Больше меня никто въ этомъ не увѣренъ, прибавила она, отирая глаза рукою.
— Потомъ, — сказалъ незнакомецъ.
— Потомъ, сказала Клеменси, механически продолжая фразу и не измѣняя своего положенія: — они женились. Свадьбу сыграли въ день ея рожденія, — завтра какъ ранъ опять этотъ день, — тихо, безъ шуму, но за то они счастливы. Какъ-то вечеромъ они гуляли въ саду; мистеръ Альфредъ и говоритъ: „Грація! пусть ваша свадьба будетъ въ день рожденія Мери.“ Такъ и сдѣлали.
— И они живутъ счастливо? спросилъ незнакомецъ.
— О, какъ никто въ мірѣ, сказала Клеменси. — Только эта одна и есть у нихъ печаль.
Клеменси подняла голову, какъ будто вдругъ вспомнила, при какихъ обстоятельствахъ она вспоминаетъ прошедшее. Она быстро взглянула на гостя; видя, что онъ оборотился лицомъ къ окну и внимательно смотритъ на дорогу, она начала дѣлать мужу выразительные знаки, указывая на объявленіе и шевеля губами, какъ будто съ жаромъ повторяетъ ему одно и тоже слово или фразу. Но такъ какъ она не производила ни одного звука, и нѣмые жесты ея, какъ всѣ вообще ея движенія, были очень необыкновенны, — такое непонятное поведеніе довело Бритна почти до отчаянія. Онъ поглядывалъ то на столъ, то на гостя, то на ложки, то на жену, слѣдилъ за ея пантомимою съ выраженіемъ глубочайшаго недоумѣнія, спрашивалъ ее на томъ же языкѣ, не въ опасности ли имущество ихъ, или онъ, или она, отвѣчалъ на ея знаки другими знаками, выражавшими крайнее замѣшательство, вглядывался въ движеніе ея губъ, изъяснялъ его вполголоса на разныя манеры: „молоко и карты,“ „мелко и жарко,“ — и никакъ не могъ приблизиться къ истинѣ.
Клеменси перестала, наконецъ, дѣлать знаки, убѣдившись, что это безполезно; она понемножку подвигала стулъ свои къ гостю, смотрѣла какъ будто въ полъ, а между тѣмъ, поглядывала на него по временамъ очень зорко и ждала, что онъ спроситъ еще о чемъ нибудь. Онъ не долго заставилъ ее ждать.
— А что же потомъ было съ той, которая бѣжала? Вѣроятно вы это знаете?
Клеменси покачала головою.
— Слышала я, сказала она, — что доктору Джеддлеру извѣстно объ этанъ больше, нежели онъ говоритъ. — Миссъ Грація получала отъ нея письма: пишетъ, что она здорова и счастлива и что стала еще счастливѣе, узнавши, что сестра вышла за мистера Альфреда. Но жизнь и судьба ея покрыты какой-то тайною, которая до сихъ поръ не объяснилась, и которую….
Она остановилась.
— И которую, — повторилъ незнакомецъ.
— Которую можетъ, я думаю, объяснить только одинъ человѣкъ, сказала Клеменси.
— Ктожь бы это могъ быть? спросилъ гость.
— Мистеръ Мейкль Уарденъ! отвѣчала Клеменси, почтя вскрикнувши и въ одно и тоже время объясняя мужу, что хотѣла она ему сказать знаками, и давая знать Уардену, что онъ узнанъ.
— Вы помните меня, сэръ, сказала Клеменси, дрожа отъ внутренняго волненія: — да, я это вижу; помните, ночью, въ саду, — я была съ нею!
— Да, вы были съ нею, сказалъ онъ.
— Да, сэръ, продолжала Клеменси: — да, безъ всякаго сомнѣнія. Это мужъ мой, съ вашего позволенія. Бенъ, душа моя Бенъ, бѣги къ миссъ Грація, бѣги къ мистеру Альфреду, бѣги куда нибудь, Бенъ! приведи сюда кого нибудь, скорѣй!
— Постойте! сказалъ Уарденъ, спокойно становясь между дверью и Бритномъ. — Что вы хотите сдѣлать?
— Дать знать, что вы здѣсь, сэръ, отвѣчала, Клеменси, всплеснувши руками: — сказать имъ, что они могутъ узнать объ ней лично отъ васъ, что она не совсѣмъ для нихъ потеряна, что она возвратится домой благословить отца и любящую дочь, — и даже старую служанку свою (она ударила себѣ въ грудь обѣими руками), — даже и меня, и дать мнѣ взглянуть на ея милое личико. Бѣги, Бенъ, бѣги! — И она все тѣснила его къ дверямъ и мистеръ Уарденъ все заслонялъ ему дорогу, протянувши руку, не съ сердитымъ, но съ печальнымъ видомъ.
