Дом у кладбища - Джозеф Шеридан Ле Фаню
– Весьма признателен, сэр… весьма, – горячо проговорил Мервин.
– Очень рад быть полезным, сэр. Дело касается Чарльза Арчера. После нашей с вами встречи я вспомнил о документе, относящемся к его смерти. Этот документ имеет юридическую силу, и подписан он по меньшей мере тремя джентльменами. Один из них – сэр Филипп Дрейтон из Дрейтон-Холла; он был с Чарльзом Арчером во Флоренции во время его последней болезни. Возможно, там есть и моя подпись – не помню. Документ был составлен по желанию самого мистера Арчера – чтобы уладить некоторые обстоятельства, которые могли бы вызвать толки и бросить тень на его семью.
– Не припомните ли, какого рода это был документ?
– Да, отчасти. Я совершенно уверен, что вначале там шло свидетельство о смерти, а далее, как мне кажется, было добавлено, согласно его последней воле, заявление, которое нас удивило и даже, вероятно, поразило до глубины души. Я говорю «кажется», так как знаю, что такое торжественное заявление было сделано устно, но не уверен, что его вписали в ту бумагу, о которой я говорю. Не сомневаюсь, речь шла о каком-то преступлении, это было признание, но в чем – никак не вспомню. Если вы расскажете, что вы имеете в виду, это, возможно, освежит мою память. К примеру, об упомянутой бумаге я никогда бы не вспомнил, если бы не наша недавняя встреча. Мне трудно сказать в точности, вернее, не могу даже предположить, о каком преступлении там говорилось: о подлоге или о лжесвидетельстве?
– Дело вот в чем… – начал Мервин и смолк, поскольку не был уверен, что даже такое, вполне невинное, признание не поставит под удар Айронза. Дейнджерфилд слегка склонил голову и, к его смущению, молча внимательно слушал.
– Я… я подозреваю, сэр, – продолжил Мервин, – что имело место лжесвидетельство.
– Ах, лжесвидетельство? Понятно… вы говорите о его показаниях на этом злосчастном процессе милорда Дьюнорана, верно?
Мервин склонил голову; Дейнджерфилд минуту или две безмолвно размышлял, а потом произнес:
– Понимаю, сэр… кажется, понимаю! Но кто же тогда совершил преступление, кто убил мистера… ох, как там его?.. Погибшего… Вы знаете?
– Не уверен, сэр, что вправе об этом говорить. Могу утверждать только одно: я убежден, что Чарльз Арчер намеренно лжесвидетельствовал.
– Убеждены?.. О! Понятно. Итак, это, разумеется, не догадки, а установленный факт?
– Не знаю, сэр, как бы вы это назвали, но таково ощущение, во мне укоренившееся.
– Ну что ж, сэр, надеюсь, что для него найдутся серьезные основания. Жаль, что у меня нет копии этого документа, но, вероятно, я смогу научить вас, как ее добыть. Бумага была адресована – это я помню точно – мессирам Элрингтонам, адвокатам, на Чансери-Лейн, Лондон. Я не забыл их имени, поскольку восемью или девятью годами позже к ним обращался за помощью в одном юридическом вопросе лорд Каслмэллард и это освежило мои воспоминания, не успевшие окончательно стереться. Без сомнения, документ у Элрингтонов. Он был составлен через неделю после смерти мистера Арчера. Дату смерти вы можете узнать из газет. Когда будете писать Элрингтонам, моего имени не упоминайте: возможно, они будут не в восторге от лишних хлопот, и также милорд Каслмэллард не одобрит моего вмешательства в чужие дела… даже в ваши.
– Я буду иметь это в виду. Но что, если они откажутся разыскивать бумагу?
– Зная, что за труды их ждет вознаграждение, они поворчат-поворчат, но документ найдут – ручаюсь.
– Сэр, – внезапно проговорил Мервин, – я не в силах выразить, как я вам благодарен. Если, как вы предположили, к документу присовокуплены упомянутые вами показания, то я, возможно, смогу напасть на след пропавшего свидетеля, с помощью которого верну себе доброе имя и состояние. Благодарю вас, сэр. От всей души благодарю.
С пылом, составившим резкий контраст его недавней сдержанности, Мервин схватил тонкую белую руку Дейнджерфилда и сердечно ее пожал.
И вот, поверх надгробия стариков Лоу, эти двое впервые обменялись дружеским рукопожатием, и белый поблескивающий Дейнджерфилд, будучи завзятым шутником, с демонстративным усилием отнял свою руку, а потом внезапно резко ее уронил, словно бросал перчатку. В этом жесте, улыбке, чуть хмуром взгляде странным образом смешались сердечная, добродушная шутка и некоторый вызов. Затем Дейнджерфилд негромко засмеялся и, покачивая головой, сказал:
– Что ж, я и рассчитывал вас обрадовать, и всегда готов помочь – делом или советом.
Бок о бок, огибая надгробия, они вернулись к старой паперти.
Дня два после бури наш склонный к цинизму друг Серебряные Очки пребывал в дурном расположении духа. Возможно, дошедшие до него новости оказались ему не по вкусу и он предпочел бы, чтобы Чарльз Наттер ускользнул от рук правосудия.
Поскольку Наттер отсутствовал, а его соперник находился в коме, управление ирландскими поместьями лорда Каслмэлларда было временно возложено на Дейнджерфилда, и когда этот белоголовый джентльмен, выпрямившись в своем кресле с подлокотниками перед письменным столом, готовился взяться за письма и книги, имеющие отношение к его новым обязанностям, он иногда скалился и цедил сквозь зубы сарказмы по поводу человеческих грехов и безумств, а также превратностей бренного существования.
А после памятной ночи, когда бушевала метель, Дейнджерфилд возымел к этой работе сильнейшее отвращение и ругал Наттера так злобно и часто, что превысил всякую меру.
Быть может, причина его дурного настроения заключалась отчасти в небольшом происшествии, которое дало его мыслям нежелательный поворот, – хотя сам мистер Дейнджерфилд отнесся к нему пренебрежительно. Это случилось в ту самую богатую событиями бурную ночь.
Если кое-кому той ночью явились видения, то другим приснились сны.
