Оноре Бальзак - Утраченные иллюзии
— Любезный друг, — сказал он Давиду, — специальность Ангулема — это бумага сорта «раковина». Первым делом надобно изготовить наилучший сорт «раковины», причем на пятьдесят процентов ниже обычной ее стоимости.
Давид попробовал приготовить чан проклеенной бумажной массы для «раковины», но бумага получилась шершавая, как щепка, и клей лег на листы комками. В тот день, когда опыт сорвался, Давид с образцами в руках уединился в углу мастерской, он хотел в одиночестве пережить свое горе, но Куэнте-большой не оставил его в покое и, рассыпаясь в любезностях, стал утешать своего совладельца.
— Не падайте духом, — сказал ему Куэнте, — продолжайте опыты! Я малый неплохой, я вас понимаю и доведу дело до конца!
— Право, — сказал Давид жене, вернувшись домой к обеду, — мы имеем дело с порядочными людьми; никогда бы я не поверил, что Куэнте-большой так великодушен!
И он рассказал о своей беседе с вероломным совладельцем.
Три месяца прошли в изысканиях. Давид даже ночи проводил на фабрике, он наблюдал за действием различных составов бумажной массы. То он приписывал свою неудачу примеси тряпья к растительным веществам и ставил опыты, пользуясь исключительно составом своего изобретения. То он пробовал проклеивать тряпичную массу без каких-либо примесей. И, одержимый своей идеей, бедняга с удивительной настойчивостью, на глазах у Куэнте-большого, которого он уже не остерегался, переходил от одного вещества к другому, пока не испробовал все имевшиеся в его распоряжении составы в соединении с различными сортами клея.
Первые шесть месяцев 1823 года Давид Сешар буквально жил на бумажной фабрике вместе с Кольбом, если можно назвать жизнью полное небрежение к пище, одежде и самому себе. Он так отчаянно боролся с трудностями, что люди иного разбора, чем Куэнте, смотрели бы на него с благоговением, ибо никакие корыстные побуждения не руководили этим отважным борцом. Были минуты, когда он желал только одного: победы! С чудесной прозорливостью он наблюдал удивительные превращения веществ, когда природа как бы уступает человеку в тайном ее противодействии; из своих наблюдений он вывел замечательные технические законы, постигнув путем опыта, что добиться созидательной удачи можно, только повинуясь сокровенной взаимосвязи явлений, которую он называл второй природой вещей. Наконец в конце августа месяца ему удалось получить проклеенную в чане бумагу совершенно такую же, какая изготовляется в настоящее время и идет в типографиях на корректуры, но бумага эта получается не всегда одного качества и зачастую неряшливо проклеена. Достижение, столь превосходное в 1823 году, принимая во внимание тогдашнее состояние бумажной промышленности, обошлось в десять тысяч франков, и Давид уже надеялся преодолеть последние трудности своей задачи. Между тем в Ангулеме и Умо пошли странные слухи: Давид Сешар разоряет-де братьев Куэнте. Истратив якобы тридцать тысяч франков на опыты, он в конце концов получил скверную бумагу. Фабриканты, встревоженные слухами, еще крепче держались за испытанные способы производства и из зависти к Куэнте распускали слухи о близком крахе этой честолюбивой фирмы. Тем временем Куэнте-большой выписывал машины для выработки рулонной бумаги, предоставляя ангулемцам думать, что машины нужны Давиду Сешару для его опытов. Но иезуит, по-прежнему поощрявший Сешара заниматься исключительно опытами проклеивания бумаги в чане, сам меж тем не терял времени и, пользуясь рецептами Давида, примешивал к тряпичной массе растительные вещества и отправлял Метивье тысячи стоп газетной бумаги.
В сентябре месяце Куэнте-большой, оставшись как-то наедине с Давидом, узнал, что тот замыслил поставить опыт, суливший успех; он стал отговаривать его от дальнейшей борьбы.
— Любезный Давид, поезжайте-ка в Марсак, повидайтесь с женой да отдохните от трудов! Видите ли, мы боимся разориться, — дружески сказал он ему. — То, что вам представляется великой победой, всего только отправная точка. Надобно повременить с новыми опытами. Ну, посудите сами, чего мы достигли? Мы ведь не только фабриканты, мы типографы, банкиры, а идет молва, что вы нас разоряете... (Давид сделал умилительный по своей наивности жест, как бы уверяя в своей добросовестности.) Нас не разорят пятьдесят тысяч франков, выброшенных в Шаранту, — сказал Куэнте-большой в ответ на жест Давида, — но клевета, пущенная на наш счет, подрывает доверие к платежеспособности нашей фирмы, нам, пожалуй, предложат скоро расплачиваться наличными, и тогда придется приостановить сделки. Видите ли, срок нашего договора с вами истекает, надобно обеим сторонам серьезно подумать.
«Он прав», — сказал про себя Давид. Поглощенный своими опытами, поставленными на широкую ногу, он не замечал того, что творилось на фабрике.
И он воротился в Марсак, куда в течение последних шести месяцев он уезжал каждую субботу вечером и возвращался оттуда утром в понедельник. По совету старика Сешара, Ева купила усадьбу, примыкавшую к виноградникам ее свекра, называвшуюся Вербери, с тремя десятинами земли под садом и виноградником, который клином вдавался в виноградники старика. Ева жила там чрезвычайно скромно с матерью и Марион; за это прелестное поместье, самое красивое в Марсаке, ей ведь нужно было уплатить еще пять тысяч франков! Дом, расположенный между двором и садом, был построен из белого песчаника, крыт шифером и украшен изваяниями, высеченными из того же песчаника, который легко поддается резцу и не требует при обработке особых издержек. Красивая мебель, вывезенная из Ангулема, казалась еще красивее в деревне, ибо в то время в этих краях никто не дозволял себе ни малейшей роскоши. В саду перед домом росли гранатовые, апельсинные деревья и редкие растения, посаженные еще прежним владельцем усадьбы, старым генералом, павшим от руки г-на Маррона. Под этими деревьями, в обществе старика отца, Давид и его жена играли однажды с малышом Люсьеном, когда сам судебный пристав из Манля вручил им повестку, которой братья Куэнте вызывали своего компаньона на третейский суд, ибо ввиду истечения срока договора должно было рассмотреть их взаимные претензии. Братья Куэнте требовали возмещения шести тысяч франков, передачи патента в их собственность, а также доли от доходов Давида при дальнейшей разработке изобретения в покрытие огромных, не оправдавших себя издержек.
— Говорят, ты их разоряешь! — сказал винокур сыну. — Вот это славно! Хоть раз в жизни ты, сынок, порадовал отца.
На другой день в девять часов утра Ева и Давид сидели в приемной г-на Пти-Кло, ставшего защитником вдов, опекуном сирот, а для них единственным советчиком, которому они доверяли. Чиновник судебного ведомства оказал радушный прием своим прежним клиентам и настоял на том, чтобы чета Сешар доставила ему удовольствие, оставшись с ним позавтракать.
— Куэнте требуют с вас шесть тысяч франков? — сказал он с усмешкой. — А сколько еще должны вы заплатить за Вербери?
— Пять тысяч франков, сударь, но две тысячи у меня уже есть... — отвечала Ева.
— Приберегите-ка ваши две тысячи, — отвечал Пти-Кло. — Стало быть, пять тысяч!.. Вам требуется еще десять тысяч, чтобы устроиться там как следует. Ну, что ж, через два часа Куэнте предоставят вам пятнадцать тысяч франков...
Ева удивленно посмотрела на него.
— ...в случае вашего отказа от всех доходов по товарищескому договору, который вы расторгнете полюбовно, — сказал чиновник. — Согласны?
— И все будет вполне законно? — сказала Ева.
— Вполне законно, — сказал чиновник, улыбаясь. — Куэнте причинили вам достаточно горя, я хочу положить предел их притязаниям. Видите ли, теперь я должностное лицо и обязан открыть вам всю правду. Так знайте же, братья Куэнте вас обманывают, но вы в их руках. Ежели бы приняли бой, то могли бы выиграть тяжбу, которую они затевают. Но неужели вы пожелаете тягаться с ними? Ведь это будет тянуться лет десять! Начнутся бесконечные экспертизы и третейские суды, и вы окажетесь под ударом противоречивых решений!.. Притом, — сказал он с усмешкой, — я не знаю сейчас ни одного стряпчего, который мог бы вас защитить... Мой преемник бездарен. И право, худой мир лучше доброй ссоры.
— Любое соглашение, если оно принесет нам спокойствие, будет мне по душе, — сказал Давид.
— Поль! — крикнул Пти-Кло слуге, — пригласите сюда господина Сего, моего преемника!.. Покамест мы завтракаем, он повидается с Куэнте, — сказал он своим бывшим клиентам, — а через несколько часов вы воротитесь в Марсак разоренные, но спокойные. Десять тысяч франков обеспечат вам еще пятьсот франков ренты, и вы станете жить счастливо в своей прелестной усадьбе!
Часа два спустя, как и сказал Пти-Кло, мэтр Сего принес составленные по всем правилам бумаги, которые подписаны были братьями Куэнте, и пятнадцать тысяч франков банковыми билетами.
— Мы много тебе обязаны, — сказал Сешар Пти-Кло.
