Оноре Бальзак - Утраченные иллюзии

Господин Давид Сешар-сын, типограф в Ангулеме, утверждает, что нашел способ равномерно проклеивать бумагу в чане, а также способ снизить себестоимость производства любых сортов бумаги более чем на пятьдесят процентов посредством введения в бумажную массу растительных веществ, как примешивая их к применявшемуся доселе тряпью, так и применяя их в чистом виде, а посему Давид Сешар-сын и господа братья Куэнте заключили между собою товарищеский договор в целях разработки патента на изобретение на основании следующих условий и статей...»

По одной статье договора Давид Сешар лишался полностью своих прав в случае, если бы условия, изложенные в данной редакции соглашения, тщательно обдуманного Куэнте-большим и принятого самим Давидом, не были им выполнены.

На другой день, в половине восьмого утра, Пти-Кло принес Сешарам договор и сообщил Давиду и его жене, что Серизе предлагает им двадцать две тысячи франков наличными за типографию. Купчую можно будет подписать вечером.

— Но, — сказал он, — ежели Куэнте узнают об этой сделке, они, пожалуй, откажутся подписать договор; от них можно ожидать всяких неприятностей вплоть до распродажи вашего имущества.

— Неужто он выплатит такие деньги? — сказала Ева, удивленная столь нечаянным оборотом дела, в котором она уже разуверилась. — Случись это месяца три назад, мы были бы спасены!

— Деньги при мне, — коротко отвечал стряпчий.

— Да это просто волшебство! — сказал Давид, расспрашивая Пти-Кло о причинах такого счастья.

— Все очень просто: купцы в Умо желают издавать газету, — сказал Пти-Кло.

— Но ведь я лишен права издавать газету! — вскричал Давид.

— Вы?.. Да... Но не ваш преемник... Впрочем, — продолжал он, — это не ваша забота!.. Продавайте типографию, кладите денежки в карман и... предоставьте Серизе обходить все рогатки: он вывернется.

— О да, — сказала Ева.

— Вы обязались не издавать газеты в Ангулеме, — продолжал Пти-Кло, — ну что же, лица, финансирующие Серизе, будут печатать ее в Умо.

Ева, ослепленная надеждой получить тридцать тысяч франков, не знать больше нужды, смотрела теперь на товарищеский договор, как на дело второстепенное. Вот почему чета Сешар проявила уступчивость, когда речь зашла о том пункте договора, который только еще вчера казался им неприемлемым: Куэнте-большой требовал, чтобы патент был взят на его имя. Теперь ему удалось без труда доказать, что, коль скоро права Давида точно оговорены в договоре, не все ли равно, на кого из участников предприятия будет взят патент? А его брат прибавил: «Бонифас дает деньги на патент, он принимает на себя расходы по поездке в Париж, глядишь — еще тысячи две франков из кармана! Пускай он хоть патент выбирает на свое имя, а иначе... мое вам почтение!» Итак, хищники одержали победу по всем статьям. Товарищеский договор был подписан около половины пятого вечера. Куэнте-большой галантно преподнес г-же Сешар шесть дюжин столового серебра и дивную шаль от Терно, желая этими дарами загладить, как он выразился, их бурные споры! Едва успели стороны обменяться копиями договора, едва успел Кашан передать Пти-Кло расписки, прочие документы, а равно и три роковых векселя, подделанных Люсьеном, как вслед за оглушительным грохотом почтовой тележки, остановившейся перед домом, на лестнице послышался голос Кольба:

— Сутарыня! Сутарыня! — кричал он. — Пятнатсать тысяш франков! Налишни тенки! Из Буатье (Пуатье) от каспатина Люсьена!

— Пятнадцать тысяч франков! — вскричала Ева, всплеснув руками.

— Получайте, сударыня! — сказал почтальон, входя в комнату. — Пятнадцать тысяч франков доставлены с дилижансом из Бордо! Ну, и измучились же мы с ними! Два человека тащат сюда мешки. Деньги от господина Люсьена Шардона де Рюбампре... Примите, сударыня, вот этот кожаный мешочек, в нем пятьсот франков золотом и, видимо, письмо.

Читая письмо, Ева подумала, что она грезит. Вот оно:

«Милая моя сестра, вот пятнадцать тысяч франков.

Вместо того чтобы лишить себя жизни, я продал свою жизнь. Я больше себе не принадлежу. Мало сказать, что я секретарь некоего испанского дипломата, — я его раб.

Я сызнова начинаю страшное существование. Пожалуй, лучше было бы мне утопиться.

Прощай! Давида освободят; за четыре тысячи франков он, конечно, купит небольшую фабрику, составит состояние.

Забудьте о вашем бедном брате. Я так хочу!

— Какая судьба! — вскричала г-жа Шардон, увидев мешки с деньгами. — Рок преследует моего бедного сына, обращая его в орудие зла, как он сам писал, даже когда он делает добро.

— Славно мы сладили дельце! — вскричал Куэнте-большой, когда они вышли на площадь Мюрье. — Часом позже отблески этого золота упали бы на договор, и наш молодчик... Фюит!.. Ну, а через три месяца, как он обещал, будет видно...

В тот же вечер, в семь часов, Серизе купил типографию; он внес деньги и обязался оплатить наем помещения за последнюю четверть года. На другой день Ева передала главноуправляющему сборами сорок тысяч франков для покупки на имя мужа ренты в две с половиной тысячи франков. Потом она написала свекру в Марсак, чтобы он подыскал ей небольшое имение тысяч за десять, в которое она пожелала вложить свое личное состояние.

Замысел Куэнте-большого был чудовищно прост. Он сразу же решил, что проклейка в чане — дело невозможное. Единственный верный источник обогащения он видел в удешевлении бумажной массы путем примеси растительных веществ. Итак, он сделал вид, что якобы не придает большого значения удешевлению сырья, а все надежды возлагает на проклеивание в чане. Что же было тому причиной? В те времена ангулемские фабрики занимались почти исключительно производством писчей бумаги, известной под названием: экю, цыпленок, школьник, раковина, — именно таких сортов, которые требуют проклейки. Бумажная промышленность Ангулема издавна славилась производством этих сортов бумаги. Стало быть, эта отрасль производства, освоенная с давних пор ангулемскими фабрикантами, оправдывала требования Куэнте; но проклеенная бумага, как мы увидим, отнюдь не входила в его расчеты. Спрос на писчую бумагу был крайне ограничен, между тем как потребность в типографской непроклеенной бумаге была неограниченной. Во время поездки в Париж, предпринятой для получения патента на свое имя, Куэнте-большой решил заключить сделки, которые способствовали бы значительному расширению его производства. Куэнте, остановившийся у Метивье, поручил ему в годичный срок перебить у бумажных фабрикантов, обслуживающих парижские газеты, поставку типографской бумаги, спустив цену за стопу до цифры, не доступной ни для одной фабрики, обещая притом доставлять бумагу, своей белизною и качеством превосходящую даже высшие по тому времени сорта. Но так как договоры с газетами заключаются на определенный срок, требовалось известное время на тайные переговоры с парижскими издательствами, прежде чем завоевать господствующее положение в этой отрасли промышленности. Куэнте рассчитывал, что он успеет избавиться от Сешара, пока Метивье будет заключать договоры с крупнейшими парижскими газетами, потреблявшими до двухсот стоп бумаги ежедневно. Куэнте, понятно, заинтересовал в деле Метивье, обязавшись выплачивать ему известный процент с поставок, короче сказать, приобрел в его лице опытного представителя фирмы на парижском рынке и притом освободил себя от необходимости тратить время на поездки в Париж. Именно на этом-то предприятии Метивье, один из крупнейших парижских бумаготорговцев, нажил себе целое состояние. В течение десяти лет он был единственным поставщиком парижских газет, не зная себе соперников. Обеспечив рынок сбыта, Куэнте-большой воротился в Ангулем как раз к самой свадьбе Пти-Кло, который продал контору и ждал назначения преемника, чтобы самому занять место г-на Мило, обещанное ему по милости графини дю Шатле. Младший товарищ прокурора был переведен из Ангулема старшим товарищем прокурора в Лимож, и министр юстиции назначил одного из своих ставленников в ангулемский суд на пост старшего товарища прокурора, ибо должность эта оставалась свободной уже два месяца. Этот промежуток времени пришелся на медовый месяц Пти-Кло. В отсутствии Куэнте-большого Давид приготовил первый чан непроклеенной бумаги, качеством значительно выше той, на которой обычно печатаются газеты; затем второй чан великолепной веленевой бумаги, предназначавшейся для роскошных изданий, которой типография Куэнте воспользовалась для издания молитвенников по заказу епархии. Состав бумажной массы был заготовлен самим Давидом втайне от всех, ибо он пользовался только услугами Кольба и Марион.

С возвращением Куэнте-большого все приняло иной оборот: он осмотрел образцы бумаги и не выказал особого восторга.

— Любезный друг, — сказал он Давиду, — специальность Ангулема — это бумага сорта «раковина». Первым делом надобно изготовить наилучший сорт «раковины», причем на пятьдесят процентов ниже обычной ее стоимости.