Том 3. Верноподданный; Бедные - Генрих Манн

Рабочий, раскусив своего спутника, уже не слушал его жалкий лепет; казалось, он говорил самому себе:

«Мы должны дерзать и должны верить в себя и в других. Ведь и у нас есть душа! Мы знаем, что такое добро, мы всё же — люди. Одним этим мы уже сильнее денег».

Старый политикан искоса поглядел на него, насмешливо прищурив желтоватые глаза. Потом вздохнул — в нем возникли смутные воспоминания о былой юношеской роскоши чувств. Да, ему тогда казалось, что не у него одного, а у всех те же чувства… Вздор, конечно, но все же верилось… Так шел он довольно долго, пристыженный, занятый неясными мыслями о своей отживающей партии и о бесплодно прожитой жизни.

Затем он похлопал молодого человека по плечу и предрек, что вопреки всему тот сделает блестящую карьеру. Но, к изумлению депутата, Бальрих оттолкнул его руку и даже прикрикнул на него. Рабочему стало вдруг мучительно стыдно. «Я, кажется, уже слишком начитался книг. Слушаю этого болтуна и сам разглагольствую, точно какой-нибудь буржуй».

— Какое вам дело, — воскликнул он, — если человек думает вслух! Вы только шпионите здесь! Так знайте же, что у нас на уме! — И в приливе ярости добавил: — Все отдаст нам эта банда, а потом каждый пусть хоть собственной бритвой…

Бальрих оглянулся, но депутат исчез… Опомнившись, Бальрих направился к фабрике.

Там уже было известно о предстоящем обследовании предприятия санитарной полицией. Многие надеялись, что у Геслинга будут по этому случаю неприятности, и радовались уже заранее. Действительно, несколько дней спустя, поутру, прибыл медицинский советник и начался осмотр. Оборудованием фабрики он не мог нахвалиться, а умывальниками был более чем восхищен.

— Старшему инспектору господину… простите, как…

— Моя фамилия Ваксмут, господин медицинский советник.

Старшему инспектору Ваксмуту было поручено передать живейшую признательность господину главному директору, — к сожалению, он в данную минуту занят. Тогда те рабочие, которые заранее торжествовали, многозначительно переглянулись. Они догадались сразу, в чем дело. Этот чиновник от медицины был заранее подготовлен насчет умывальников. И Наполеон Фишер, который кичится тем, что все это его заслуга, тоже приложил руку. Этими умывальниками, которым так обрадовались рабочие, хозяева вдруг воспользовались для сговора против них.

После обследования фабрики дошел черед и до людей. Ведомственное лицо, мужчина исполинского сложения, проследовал вдоль их рядов подобно гигантской статуе некоего доблестного полководца. Порой он останавливался и, подбоченясь, расспрашивал рабочих. Тем надлежало перечислить все перенесенные ими болезни, причем советник, казалось, был убежден, что каждый от него что-то утаивает. Впрочем, в некоторых случаях он мог казаться даже приветливым и общительным, например, когда дело дошло до Яунера. Зато Гербесдерфер, стоявший рядом с Бальрихом, внушал ему явное недоверие.

— Снять бинт! — приказал он и, взглянув на его палец, снова властно бросил: — Фамилия?

Старший инспектор назвал фамилию, после чего медицинскому советнику как будто все стало ясно.

— Ну, конечно, мы облепили палец глиной. Натуральный метод лечения. А в случае заражения — кто оплатит операцию? Знахарь, что ли? И расходы на похороны он тоже возьмет на себя? — Обратившись же к старшему инспектору, пробурчал: — Господин, господин…

— Ваксмут.

— Ваксмут. Покруче с ними, господин Ваксмут, прошу вас, придерживайтесь этого золотого правила. Ведь наш человеческий материал застрахован вдоль и поперек, он не может гибнуть когда ему заблагорассудится.

Медицинский советник хотел было уже проследовать дальше, но вдруг повернулся, как на шарнире.

— Какой у того вон рабочего пристальный взгляд… Вы не заметили?

— Он хороший рабочий, — ответил старший инспектор с удивительным простодушием.

— И вам о нем не известно ничего особенного?

— Он учится.

Тогда медицинский советник кивнул с мрачным удовлетворением:

— Ага! Теперь вы сами убедились, что от моего пытливого взора ничто не ускользнет. — И обратившись к рабочему: — Эй, вы, как вас зовут?

Бальрих неторопливо смерил его взглядом, Затем с особым ударением ответил:

— Меня зовут… господин… Бальрих.

— Так, как. Еще чище.

Тут советник не только подбоченился, он стоя скрестил ноги и, казалось, не собирался уходить.

— И долго вы уже учитесь?

— Год.

— Наука, очевидно, не пошла вам на пользу. Скажите — вы страдаете раздражительностью?

— Когда меня раздражают, — ответил Бальрих.

— Скажите — не появляется ли у вас, особенно во время занятий, этакое… особенное возбуждение? Так что вы даже сбрасываете одежду?

— Нет, — удивленно ответил Бальрих.

Лицо медицинского советника расплылось, оно прямо-таки засияло от радости.

— Однако вас видели нагишом у окна, под утро, когда двери уже были отперты и люди шли на работу.

Бальрих, застигнутый врасплох, сохранял спокойствие; но в душе у него все кипело. «Когда же это было? Ах, да… верно. Уже рассвело, я лежал на подоконнике и думал. Чистая случайность, я сам уже забыл об этом. Откуда же он знает… Ах, вот откуда! От Геслинга! А тот?..» Бальрих оглянулся. Все взоры товарищей были устремлены в одну сторону, на человека, пытавшегося скрыться в толпе. «Ну, конечно, Яунер, кто же еще?..» И Бальрих сказал резким тоном:

— Может, это было, а может, не было, но в моей комнате я сам себе хозяин, и до шпионов мне дела нет.

Тогда советник, насторожившись, опять спросил:

— Вы, видимо, вообще считаете себя здесь равноправным?

— Я заключил добровольный договор, — ответил Бальрих. — И что до меня, я его выполняю.

— А другая сторона?

— Незачем выспрашивать меня, — отрезал Бальрих, осененный внезапной догадкой, и взглянул на советника в упор. — И незачем тут из-за меня разыгрывать комедию.

Медицинский советник заморгал; затем поспешно и даже с некоторым дружелюбием осведомился:

— У вас, верно, много врагов? — И так как Бальрих промолчал, добавил: — Тогда понятно и ваше заявление: «Все должна отдать эта банда, а потом каждый пусть хоть собственной бритвой перережет себе горло».

Бальрих остолбенел. «Все ясно», — подумал он.

Медицинский советник тем временем обратился к старшему инспектору:

— Все ясно. Этот человек сумасшедший. Можете доложить об этом от моего имени господину тайному советнику.

Старший инспектор поклонился, между тем как медицинский советник среди воцарившейся тишины и охватившего всех ужаса, как ни в чем не бывало, даже не понизив голос, продолжал:

— Этот человек страдает манией преследования и все принимает на свой счет. К тому же он зазнался и не желает считаться со здешними условиями. Причины вполне достаточные, чтобы признать его параноиком и посадить под замок.

Услышав ропот, он изумленно оглянулся: у людей были такие лица, что он тут же поставил ногу на место, опустил руки по швам