Портрет леди - Генри Джеймс
– Возможно. Но любовь никогда не руководствуется разумом.
– Я с вами не согласен. Мне нравится руководствоваться разумом – всегда.
– Естественно. Но если бы вы были влюблены по-настоящему, это бы вас не занимало.
– О, по-настоящему… быть влюбленным по-настоящему… – задумчиво протянул лорд Уорбартон, сложив руки на груди, отклонив назад голову и слегка вытянувшись в кресле. – Вы должны помнить, что мне сорок лет. Я не тот, что был.
– Ну, если вы уверены, – сказала Изабелла, – тогда все прекрасно.
Лорд ничего не ответил. Он сидел, откинув голову назад и глядя в пространство. Затем он вдруг резко изменил позу и быстро повернулся к собеседнице.
– Почему вы так скептически настроены?
Их глаза встретились. Если Изабелла хотела удостовериться в чем-то, то она удостоверилась. Она увидела по глазам лорда, что он догадывался о ее озабоченности, возможно, даже о ее страхе. В них была не надежда, а подозрение. Но именно это Изабелле и хотелось узнать. Лорду вовсе не полагалось подозревать, что она догадалась о том, что его стремление жениться на падчерице было вызвано желанием быть поближе к мачехе. Взгляды, которыми сейчас обменялись собеседники, таили в себе гораздо больше, чем они в данный момент осознавали.
– Мой дорогой лорд Уорбартон, – с улыбкой произнесла Изабель. – Что касается меня, то вы можете поступать так, как вам угодно.
С этими словами она встала и направилась в смежную комнату, где столкнулась со своими знакомыми. Беседуя с ними, Изабелла почувствовала сожаление, что так поспешно покинула лорда Уорбартона, – это выглядело бегством. Тем более он не последовал за ней. Однако Изабелла была рада: она, по крайней мере, удостоверилась – настолько, что, когда возвращалась в танцевальный зал и заметила Эдварда Розье, словно приросшего к порогу, остановилась и снова заговорила с ним:
– Вы правильно сделали, что не ушли. Могу вас немного успокоить.
– Мне это так необходимо, – пробормотал молодой человек, – ведь я вижу вас рядом с ним!
– Не надо о нем. Я сделаю для вас все, что смогу. Боюсь, немного, но все, что смогу.
Розье мрачно смотрел на нее.
– Что вдруг заставило вас изменить свои намерения?
– Потому что вы постоянно торчите на пороге и не даете пройти! – с улыбкой ответила Изабелла, минуя его.
Полчаса спустя они с Пэнси направились к выходу и задержались внизу у лестницы в ожидании экипажа. Когда его подали, появился лорд Уорбартон и, проводив их до кареты, спросил Пэнси, как ей понравилось на балу. Отвечая ему, девушка с утомленным видом слегка откинулась назад. Изабелла, глядя на него из окошка, тихо сказала:
– Не забудьте отправить письмо ее отцу!
Глава 44
Графиня Джемини частенько скучала – скучала, по ее словам, до изнеможения. Однако она все же не изнемогла и отважно боролась со своей судьбой, а именно с семейной жизнью с непокладистым флорентинцем, который не желал покидать родной город, где получал удовольствие от возможности относить себя к людям, чей талант проигрывать в карты не относился к добродетелям второстепенного характера. Графа Джемини не любили даже те, кто у него выигрывал, и если его имя еще ценилось во Флоренции, то его можно было сравнить с монетой, которая имела хождение в родном городе и больше нигде. В Риме его считали неотесанным флорентинцем, и неудивительно, что он не стремился часто ездить в столицу, где, в отличие от его родного города, чтобы оправдать сию неотесанность, требовались основания более веские, чем он мог предъявить. Графиня Джемини постоянно стремилась в Рим, и одно из главных несчастий ее жизни заключалось в том, что там у нее не было своего дома. Она стеснялась говорить, как редко ей позволялось ездить в столицу, и то, что некоторые представители флорентийского света вообще ни разу там не были, вряд ли могло ее утешить. Она уезжала туда, как только предоставлялся случай, – вот все, что она могла сказать. На самом деле графиня Джемини могла сказать гораздо больше и иногда объясняла, почему ненавидела Флоренцию и хотела окончить свои дни в тени собора Святого Петра. Впрочем, эти причины к нашей истории не относятся и обычно сводились в ее речи к тому, что Рим был Вечным городом, Флоренция всего-навсего милым ординарным захолустьем. Очевидно, графине хотелось осенить свои развлечения идеей вечности. Она была убеждена, что римское общество гораздо более интересное и в течение зимы на приемах там можно встретить различных знаменитостей. Во Флоренцию же знаменитости не приезжали, по крайней мере, такие, о которых бы все слышали. После женитьбы брата раздражение графини Джемини заметно усилилось – она была уверена, что его жена вела более блестящую жизнь, чем она. Разумеется, она не так умна, как Изабелла, но уж ее ума хватило бы, чтобы оценить Рим – если не развалины и катакомбы и, возможно, даже не церковные церемонии и пейзажи, то уж все остальное. До нее доносились слухи об Изабелле, и она точно знала, что та процветает, – ей и самой пришлось это видеть, представилась возможность насладиться гостеприимством палаццо Рокканера. Графиня Джемини провела там неделю в первую зиму после женитьбы брата, но больше не получала приглашения. Озмонд не хотел видеть сестру у себя. Графиня отлично осознавала это, но поехала бы в гости все равно, поскольку мнение брата ее нисколько не интересовало, – но мешало, как всегда, отсутствие денег и невозможность добиться согласия мужа.
Изабелла была в тот раз очень мила с ней. Графиня Джемини, которой сразу понравилась сноха, не была ослеплена завистью к ней. Графиня Джемини всегда отмечала, что легче уживалась с умными женщинами, чем с такими же глупыми, как она сама. Глупые никогда не понимали степень ее мудрости, а умные – по-настоящему умные – были способны оценить всю глубину ее глупости. Ей казалось, что, какими бы разными внутренне и внешне ни были, но они с Изабеллой всегда могли найти общий кусочек почвы под ногами. Этот кусочек, может быть, невелик, но зато почва эта твердая. И потом, графине Джемини было приятно находиться рядом с Изабеллой. Она постоянно ожидала момента, когда Изабелла взглянет на нее свысока, но этот момент постоянно откладывался. Она спрашивала себя, когда же это произойдет, и не понимала, почему ничего не происходит. Ее сноха относилась к ней спокойно и не выражала по отношению к ней ни презрения, ни восхищения. На самом деле Изабелле и в голову не приходило осуждать
