Френсис Фицджеральд - Последний магнат
— Хорошо, пусть войдут.
По окончании встречи, с полседьмого до полвосьмого, он просматривал рабочий материал, отснятый после обеда. Если бы не свидание с девушкой, он провел бы остаток времени в проекционном зале или звуковой лаборатории, но из-за землетрясения ночь выдалась тяжелой, и Стар решил пойти поужинать. В приемной он наткнулся на Пита Завраса с забинтованной рукой на перевязи.
— Вы — Эсхил и Еврипид кинематографа, — просто сказал оператор. — И еще Аристофан и Менандр.
Он поклонился.
— Кто это? — улыбнулся Стар.
— Мои соотечественники.
— Я не знал, что в Греции снимают кино.
— Смеетесь, Монро. Я хотел сказать, вам никто в подметки не годится. Вы меня спасли, стопроцентно.
— Как самочувствие?
— Рука — пустяки: ощущение, как от поцелуйчиков по коже. Ради такого исхода стоило и прыгнуть.
— А почему именно здесь?
— Здесь дельфийский оракул. Эдип, разгадавший загадку. Добраться бы до того подлеца, который пустил сплетню…
— Рядом с вами пожалеешь о собственной необразованности.
— Что проку, — отмахнулся Пит. — Получить диплом бакалавра в Салониках, чтобы оказаться не у дел…
— Ну, пока еще нет.
— Задумаете перерезать кому-нибудь глотку — мой телефон у вас есть.
Стар зажмурился и вновь открыл глаза: силуэт Завраса расплывался в солнечном свете. Опершись сзади о стол, он произнес как можно непринужденнее:
— Удачи, Пит.
Комната резко потемнела; Стар заставил себя в несколько привычных шагов добраться до кабинета и, лишь когда захлопнулась дверь, нащупал таблетки. Стукнул о стол графин, звякнул стакан. Опустившись в кресло, Стар выждал, пока подействует бензедрин, и только тогда пошел ужинать.
На обратном пути он заметил чей-то приветственный жест — и, различив в открытом авто молодого актера с девушкой, проводил их взглядом до ворот, уже сливающихся с летними сумерками. Приятные мелочи радовали его со временем все меньше, ему даже стало казаться, что острота ощущений ушла вместе с Минной: способность к сильным эмоциям притупилась настолько, что сама скорбь по умершей жене грозила вскоре угаснуть. Минна для него по-детски связывалась с небом над головой, и, вернувшись в кабинет, Стар впервые за год велел подать автомобиль с откидным верхом — слишком гнетущим выглядел огромный лимузин, тащивший на себе тяжкую память о бесчисленных совещаниях и усталой дреме.
Выходя со студии, Стар еще чувствовал напряжение, но в открытой машине летний вечер обступил его плотнее, и мало-помалу Стар начал замечать окружающее. Над дальним концом бульвара висела низкая луна — одна из кажущихся многих, словно в знак надежды сменяющих друг друга каждый вечер из года в год. Со смертью Минны голливудские огни горели по-иному: с открытых лотков, полных лимонов, грейпфрутов и зеленых яблок, косыми лучами струилось на улицу туманное сияние; на дороге мигнул лиловый стоп-сигнал передней машины — и на следующем перекрестке мигнул снова. Лучи прожекторов бороздили небо, на безлюдном углу двое загадочных незнакомцев вращали светящийся цилиндр, выписывающий по небесам причудливые дуги.
В закусочной у конфетной витрины стояла женщина — высокая, ростом почти как Стар, и растерянная. Ей явно было не по себе, и не окажись Стар таким серьезным и вежливым, она бы не выдержала. Поздоровавшись и едва обменявшись взглядом, они молча вышли на улицу, и еще чуть ли не в дверях Стар понял: обычная американка. Хорошенькая, но не более. Не красавица. Не Минна.
— Куда мы едем? — осведомилась она. — Я думала, машина с шофером. Впрочем, не обращайте внимания, я умею боксировать.
— Боксировать?
— Невежливое начало, да? — натянуто улыбнулась девушка. — А ведь про вашего брата болтают сущие ужасы.
Мысль о том, что его принимают за злодея, Стара развеселила — но лишь на миг.
— Зачем я вам понадобилась? — спросила она, садясь в машину.
Стар не пошевелился и чуть было не велел ей выйти — однако незнакомка уже расслабилась на сиденье, и он понял, что сам виноват. Стиснув зубы, он обошел машину и сел на водительское место. Уличный фонарь теперь освещал ее лицо, и Стару даже не верилось, что вчерашней ночью он видел ту же девушку. Никакого сходства с Минной.
— Я отвезу вас домой. Где вы живете?
— Домой? — удивилась она. — Я не спешу. Простите, если обидела.
— Вовсе нет. Спасибо, что пришли. Просто я осел. Вчера мне померещилось сходство между вами и одной женщиной из прошлого. Ночь, глаза слепило прожектором…
Девушка почувствовала себя задетой: ей попеняли, что она не похожа на другую.
— И всего-то? — бросила она. — Надо же!
С минуту они ехали молча.
— Вы ведь были женаты на Минне Дэвис, да? — осенило ее. — Извините, что спрашиваю.
Он гнал машину как мог, стараясь лишь, чтобы это не бросалось в глаза.
— Мы внешне разные, если вы о ней, — продолжила девушка. — Вы, наверное, имели в виду мою подругу, она больше похожа на Минну Дэвис.
Ему было уже безразлично, хотелось лишь поскорее отделаться и забыть.
— Может, она вам и нужна? — не отступала его спутница. — Мы живем по соседству.
— Вряд ли. Я запомнил ваш серебристый пояс.
— Значит, то была я.
Они уже свернули к северо-западу от бульвара Сансет и теперь взбирались вверх по каньону среди холмов. Бунгало по краям петляющей дороги светились огнями, электричество просачивалось в вечерний воздух, как радиосигналы.
— Видите огонек на вершине, самый последний? Дом Кэтлин. А я живу на той стороне. — Девушка помолчала минуту и добавила: — Остановите здесь.
— Вы же сказали — на той стороне.
— Хочу зайти к Кэтлин.
— Боюсь, я…
— Мне нужно сюда, — сказала она нетерпеливо.
Стар вышел из машины и безотчетно шагнул за ней к небольшому новому домику, почти скрытому под ветвями одинокой ивы. Позвонив в дверь, девушка обернулась попрощаться.
— Простите, что разочаровала.
Ему сделалось ее жаль — и себя вместе с ней.
— Я сам виноват. Доброй ночи.
В открывшемся дверном проеме возник треугольник света, женский голос произнес: «Кто здесь?» — и Стар поднял глаза.
В дверях стояла она: лицо, фигура, улыбка на фоне льющихся из двери лучей. Лицо Минны — та самая кожа, светящаяся, словно фосфоресцирующая, и горячий изгиб дерзких губ, и разлитая поверх всего та ликующая радость, что пленяла целое поколение зрителей.
Сердце рванулось из груди, как прошлой ночью, только в этот раз не спешило возвращаться, омытое благословенным умиротворением.
— А, Эдна, ко мне сейчас нельзя, — прозвучал тот же голос. — Я делала уборку, весь дом пропах нашатырем.
Эдна громко расхохоталась.
— Кэтлин, он тут явно по твою душу.
Глаза Стара и Кэтлин встретились и схлестнулись, на секунду замерев в любовном слиянии — неповторимом, возможном лишь в первый миг встречи. Взгляд длился, медлительный как объятие и требовательный как зов.
— Он мне позвонил, — объявила Эдна. — Похоже, решил…
Стар прервал ее, шагнув в полосу света.
— Я опасался, что вчера на студии мы обошлись с вами невежливо.
Подлинно сказанное не вмещалось ни в какие слова. Она слушала без стыда, жизнь пылала в обоих ярким пламенем — Эдна казалась частью сумрака где-то вдалеке.
— Вовсе нет, — ответила Кэтлин. Прохладный ветер играл каштановыми локонами над ее лбом. — Мы ведь зашли без спроса.
— Приглашаю вас обеих на студию — пройтись, посмотреть.
— Кто вы? Важная персона?
— Он муж Минны Дэвис, продюсер, — колко вставила Эдна, словно пересказывая редкостную шутку. — Он много чего мне наговорил. Уж точно положил на тебя глаз.
— Замолчи, Эдна, — резко оборвала ее Кэтлин.
Словно устыдившись собственной грубости, Эдна пробормотала: «Позвони мне, ладно?» — и шагнула к дороге, унося с собой тайну — замеченную ею искру, мелькнувшую между двоими во тьме.
— Я вас помню, — сказала Кэтлин Стару. — Вы нас спасали из наводнения.
Что дальше? Эдны теперь не хватало — слишком ничтожна была вещественная опора, слишком многое между ними произошло. Оба парили в небытии: его мир остался где-то вдалеке, ее мир и вовсе вмещал лишь голову идола и полураскрытую дверь.
— Вы ирландка? — попытался он выстроить мир для нее.
Она кивнула.
— Я долго жила в Лондоне. Не знала, что это заметно.
На дороге показался зеленоглазый автобус; они подождали, пока он проедет.
— Вашей подруге я, кажется, не понравился. Наверное, из-за слова «продюсер».
— Эдна здесь тоже недавно. Глупышка, но беззлобная. Уж я-то не стала бы вас бояться.
Она вгляделась в его лицо и, как все, заметила усталость, но тут же о ней забыла — из-за исходящего от Стара ощущения тепла, каким веет от яркой жаровни в прохладную ночь.
