Озорные рассказы - Оноре де Бальзак
— Эти дети порой тако-ое сказанут! — воскликнул парижанин. — Вот послушайте, как сын моего соседа открыл тайну отцовских рогов. Однажды вечером, дабы выяснить, как в школе учат богословию, я спросил мальчишку: «Что есть надежда?» — «Это толстый королевский арбалетчик, который к нам приходит, когда отец уходит», — отвечал мальчик. И ведь в самом деле так в королевской гвардии прозвали одного сержанта его приятели. Сосед мой, заслышав таковые слова, поражен был донельзя, однако же справился с собою, посмотрел в зеркало и сказал, что рогов у себя не видит.
Барон заметил, что слова мальчика прекрасны, ибо надежда — это бабенка, что вопреки всему спит с нами, даже когда жизнь идет наперекосяк.
— А как вы полагаете, рогатый муж, что, тоже слеплен по образу и подобию Божьему? — поинтересовался бургундец.
— Нет, — отвечал парижанин. — Господь наш был мудр, жены себе не завел и потому пребывает в вечном блаженстве.
— Неправда, — вмешалась служанка. — Мужья сделаны по образу и подобию Божьему, пока не обзаведутся рогами.
Тут все трое пилигримов прокляли женщин, заявив, что от них все зло на земле.
— У них головы пустые, точно пробки, — сказал бургундец.
— Душа у них кривая, точно серп, — заявил парижанин.
— Почему среди пилигримов так много мужчин и так мало женщин? — вопросил немецкий барон.
— Эти проклятые бабы греха не ведают, — продолжал парижанин. — Они не признают ни мать, ни отца, ни заповедей Божьих и церковных, ни законов земных и божественных. Они не знают ни вероучений, ни ересей, и потому винить их неможно. Они чисты, как младенцы, и смеются, как дети, ума у них ни на грош, и потому они мне отвратительны и я их презираю всем сердцем.
— Я тоже, — сказал бургундец. — И я склонен согласиться с толкованием, кое дал один богослов тем стихам из Библии, в которых говорится о сотворении мира. Так вот, в этом толковании, которое у нас в Бургундии называется «Новейшим», объясняется, почему, в отличие от всех других земных созданий женского пола, естество женщин несовершенно: от него так несет дьявольским огнем, что ни один мужчина не может с его помощью утолить свою жажду. В этом «Новейшем толковании» говорится, что, как раз тогда, когда Господь создавал Еву, в райский сад впервые забрел осел. Господь отвернулся, дабы на него взглянуть, а дьявол воспользовался сим мигом и пронзил своим пальцем это божественное творение, нанеся Еве жгучую рану. Господь заботливо наложил на рану стежок: так появились девственницы. С помощью сей перепонки женщина должна была оставаться закрытой, а детей надлежало мастерить тем же способом, каким Господь создавал ангелов, и получать при этом удовольствие, которое так же далеко от плотского, как небо от земли. Завидев сию заглушку, дьявол, разозлившись, что его оставили в дураках, подкрался к спящему господину Адаму и, ущипнув его, потянул, желая сотворить подобие своего дьявольского хвоста. Но поелику праотец наш лежал на спине, сей придаток получился у него спереди. И вот эти два изделия дьявольских страстно устремились друг с другом соединиться по закону подобия, установленному Господом для управления вселенной. И не кто иной, как дьявол, виноват в первородном грехе и страданиях рода человеческого, понеже Господу, когда Он увидел, что натворил дьявол, стало любопытно, что из этого выйдет.
Служанка согласилась, что в сих словах много правды, ибо женщины суть твари дрянные, и она сама знает таковых, каковым лучше бы быть под землей, чем на ней. Тут пилигримы заметили, как служанка сия хороша, и, убоявшись нарушить свой обет, пошли спать. Девица же поспешила к своей хозяйке, дабы доложить, что у них на постоялом дворе остановились не иначе как еретики, и пересказала ей все, что пилигримы говорили о женщинах.
— Эх, да какая мне разница, что у постояльцев на уме! — отвечала ей хозяйка. — Главное, чтобы у них в карманах ветер не гулял.
Тут служанка поведала ей об их драгоценностях.
— А вот это уже касается всех женщин! — взволновалась хозяйка. — Пойдем-ка вразумим их. Я беру на себя господ, а тебе поручаю парижанина.
Хозяйка, бывшая самой бесстыжей распутницей во всем герцогстве Миланском, заявилась в комнату, где спали сеньор де Лавогрёнан и алеманский барон. Она похвалила их за обеты, сказав, что женщинам от этих обетов ни холодно ни жарко, однако же, дабы не нарушать клятвы, неплохо было бы испытать, сумеют ли они устоять против самых сладких из искушений. Для сей проверки она попросила дозволения лечь между ними, ибо ей страсть как любопытно узнать, неужели ее никто не взнуздает, чего не случалось с нею ни в одной постели,