Исроэл-Иешуа Зингер - Братья Ашкенази. Роман в трех частях
Когда будет введен социалистический строй, тогда и воздастся за проливаемую ныне кровь, многократно воздастся. Тогда не будет больше войн, борьбы, забастовок, революций. Не будет голода и безработицы, кризисов и эксплуатации. Социалистический строй будет беречь народ, он даст ему образование, медицину, чистоту, светлые дома, сады. Работать станут меньше, а отдыхать больше. Смертность сократится до минимума. Новое поколение будет развиваться свободно, расти здоровым, сильным, жизнерадостным. За считанные годы прирост населения перекроет все нынешние потери. Так что значит немного пролитой крови в свете вечной свободы, братства и счастья, которое придет навсегда? Надо только вырезать зло из тела мира, зло, которое не дает прийти добру, а миру — стать раем.
Низкорослый человек с голым черепом видел этот новый мир так же четко, как решенную задачу на доске. Весь земной шар — одна страна, без границ, без барьеров. Земля повсюду обработана, освоена. Все люди живут в покое и благополучии, без тревог о завтрашнем дне, без мучительных мыслей о будущем. Нет моего и твоего, все равны. Люди трудятся с песней на своих рабочих местах, а потом отдыхают в общих садах, парках. Играет музыка. Школы и университеты открыты для всех, кто стремится к знанию. Никто не завидует друг другу, нет войн и армий, нет сабель и ружей, нет казарм и церквей. Только памятники Карлу Марксу стоят повсюду как символ свободы и социализма. Словно шахматная доска, мир представал перед его глазами — равномерный, симметричный, разумный. Ни единая неточность не нарушала этой гармонии.
Для достижения гармонии ничего не жалко. Какое значение имеют кровь и слезы, временные страдания и зло, несправедливость и ложь, убийство и обман, жертвы и ошибки, если в итоге явится огромный, светлый, красивый, безупречный и вечный мир? Ради этой цели можно поступиться чем угодно. Мир будет добрым, здоровым, правильным, гармоничным, сущим раем, только если вырвать его из тисков заблуждений, вылечить его язвы, выпустить отравляющую его дурную кровь, очистить его от горстки паразитов, которые сосут его соки, подобно блохам, цепляющимся к запущенному, грязному телу. И очистить тело мира необходимо насилием. Грязный и завшивленный не хочет чиститься, потому что он несознателен, потому что, пока человек грызет один хрен, он думает, что ничего слаще не бывает. Как только с него снимут паразитов, он поймет, что это благо, он увидит, от какой напасти его избавили. Мир подобен глупому ребенку, который не дает вскрыть себе болячку и выпустить гной, потому что боится скальпеля хирурга. Однако хирург связывает ребенку руки, насильно укладывает его на операционный стол и врачует его язвы.
Большевистскому вождю мир казался больным, отравленным. Он считал, что необходимо вылечить его, пока он не совсем разрушен, разъеден гангреной. Дурные врачи и знахари думают обойтись бабкиными рецептами. Они надеются заговорить мир от дурного глаза, хотят наложить на его болячки пластырь. Одни — потому что они проходимцы, другие — потому что они боятся взять в руки скальпель. Однако он — хирург, который знает, что пластыри и бабушкины рецепты не спасут. Надо пустить в дело скальпель, надо резать. Будет больно, но потом благодаря этой временной боли глупый ребенок будет счастлив.
Для начала надо вылечить одно место, один крупный орган мирового тела, великую Россию, составляющую шестую часть земли. Другие органы ей немедленно позавидуют и последуют по ее пути. Кусок Европы уже отделился и трясет шаткие опоры старого мира. В Германии, Австро-Венгрии, в разных краях и странах угнетенные вылезли из своих щелей, чтобы бороться с поработителями. Пусть они только увидят перед собой великую Россию, освещающую тьму своим революционным огнем, и они сбросят цепи и восстанут против тиранов. Все народы, все страны, люди всех континентов, черной, белой и желтой рас, все рабы и все униженные пойдут вслед за Россией.
Нет, низкорослый человек с лысым черепом не считал, в отличие от своих оппонентов, что с марксистской точки зрения Россия пока не готова к социалистическому строю, потому что буржуазия здесь еще недостаточно развита и находится в фазе роста, а не упадка. Он смеялся над таким узким пониманием марксизма. Наоборот, именно потому, что в России буржуазия еще не окрепла, что страну зажала в кулак горстка феодалов и капиталистов, здесь можно быстрее ввести социализм, разделить богатства страны между всеми. В других странах, где буржуазия сильна, где средний класс вырос, приходится иметь дело с мощным, крепко держащимся за власть врагом и вести против него тяжелую, ожесточенную борьбу. Слишком трудно резать разросшийся нарыв. Может быть, стоит подождать, пока он сам лопнет? В России, к счастью, враг, не выпускающий из рук миску с жирным куском, держащий огромное большинство во тьме невежества и тем самым порабощающий его, составляет малый, ничтожный процент. Здесь легче, чем где бы то ни было, вырезать болячку из тела народа, стереть ее, чтобы и воспоминания о ней не осталось.
Он смеялся над своими противниками, которые готовы были ждать, пока буржуазия разовьется, чтобы затем уничтожить ее. Бред! Если можно сразу вырезать маленькую болячку, прежде чем она разрослась, безумие давать ей пухнуть в надежде, что нарыв лопнет сам. Зачем лишние страдания и трата времени? Надо вскрыть нарыв заблаговременно, выпустить дурную кровь. Надо стереть злое и ложное, как неправильную цифру, прокравшуюся в правильные расчеты. И низкорослый человек стирал, стирал педантично, прямолинейно и продуманно.
Он видел избавление ясно, как собственную ладонь. Меньшая часть противников разбежится, остальные пролетаризируются. Кто-то сразу смирится с новым строем, а упрямых и непримиримых он вырежет, зачистит, и вопрос о классовой борьбе будет решен. Останется только один класс, рабочие и крестьяне, которым нужен социалистический строй. И человек с лысым черепом резал нарыв и выпускал дурную кровь.
Да, часто вместе с нечистой кровью проливалась и чистая, но низкорослый человек знал, что иначе и быть не может, когда вырезают болячку, это неизбежно и надо принимать это мудро. Нельзя все учесть и предугадать в такие времена, надо видеть ситуацию в целом.
— Чистить, товарищи, стирать с лица земли, — говорил он на заседаниях своим людям. — Революция — это вам не игрушка.
Реализовывал работу по чистке, по «стиранию» людей лодзинский революционер Павел Щиньский, комендант красной столицы, голубоглазый блондин с русой бородкой, напоминавшей бородку ученого еврея. Стройный, даже романтичный, он, как только его единомышленники захватили власть, отбросил книги, которые он прежде читал постоянно, и взял в руки револьвер. Еще в католической семинарии, где он учился в юности, Павел Щиньский усвоил иезуитское учение о том, что цель оправдывает средства. Теперь, ради возвышенной цели, ради счастья всего человечества, он истреблял людей, как насекомых.
Ночь за ночью, на грузовиках, он посылал в город своих ребят, вооруженных револьверами, винтовками и ручными гранатами. Они нападали на богатые дома, разыскивали прежних аристократов, высокопоставленных военных, баронов, графов, крупных чиновников, банкиров, фабрикантов, а также эсеров и прочих вредителей, не принадлежавших к состоятельным классам, но в своей несознательности следовавших за врагами пролетариата. Их заносили в списки, чтобы сразу же «стереть». Судебных процессов Щиньский не устраивал. Его люди на месте допрашивали арестованных, приговаривали, устраняли и в кузовах грузовых машин вывозили их мертвые тела на Смоленское кладбище, чтобы зарыть в больших неглубоких ямах. Многих сажали в подвалы Крестов.
Он, Павел Щиньский, не слишком оглядывался на прошлое своих людей. Он набирал их откуда попало: из бывших жандармов, агентов охранки, — лишь бы «стиратель» был годен для этой работы. Рабочих не арестовывали, хватали только их классовых врагов, которые в любом случае были приговорены самой историей. Щиньского мало волновало то, что «стираемые» люди, возможно, невиновны. Их судьба была предрешена. Павел Щиньский знал историю. Хроники Французской революции показывали, что врагом может оказаться человек, от которого этого меньше всего ожидаешь. И он считал, что лучше «стереть» потенциального противника, чем потом раскаиваться в том, что это не было сделано своевременно. Такому подходу к делу он учил и своих людей.
— Живой может оказаться опасным, — говорил он, — а мертвый — никогда.
Павел Щиньский без счету «стирал» людей в те дни, когда враги поднимали голову, собираясь с оружием в руках идти на красную столицу и захватить ее; когда в городе его ребята разоблачали тайные военные организации, готовившие покушения на вождей революции. В таких случаях не проводились даже ставшие с некоторых пор обычными поверхностные расследования. Их, классовых врагов, сотнями поднимали посреди ночи с постели и тут же «стирали» каждого десятого, чтобы запугать остальных.
