Две недели на Синае. Жиль Блас в Калифорнии - Александр Дюма
Поскольку вблизи области высокого атмосферного давления хамсин не должен был причинить особенно страшных бед, мы сошли на берег, взяв с собой ружья, и пустились на поиски голенастых птиц; мы двигались по берегу реки, словно настоящие охотники с равнины Сен- Дени, привыкшие идти вдоль канала; различие, однако, состояло в том, что эта местность была куда богаче дичью. Нам удалось подстрелить несколько цапель и множество жаворонков и горлиц.
К вечеру призывные крики матросов, сопровождаемые песнями, привели нас назад к судну, где мы обнаружили весь экипаж в состоянии ликования: хамсин был на исходе, так что матросы прыгали от радости и окунали лицо и руки в воду Нила, чтобы освежить их. Поскольку привычка к такому европейскому способу омовения входит в число моих слабостей, мне не хотелось, чтобы праздник завершился без моего участия. В одно мгновение я остался в одеянии сантона, а затем, разбежавшись по палубе судна, перепрыгнул через его борт и лихо нырнул в воду головой вниз, словно гусар, внезапно демонстрирующий всем свои красные штаны. Всплыв на поверхность, я увидел, что весь экипаж занят тем, что с величайшим вниманием смотрит на меня; мне было известно, что крокодилы водятся в Ниле лишь выше первого порога, и потому, не испытывая никакого страха, не мог объяснить интерес, проявляемый зрителями к моей персоне, иначе как причинами, весьма лестными для моего самолюбия. От этого моя ловкость и проворность только возросли, и все стили плавания — от простого брасса до двойного кульбита — были с возрастающим успехом исполнены мною на глазах у моих смуглолицых зрителей. Демонстрируя плавание на спине, я вдруг получил в правое бедро удар, похожий на электрический разряд, причем настолько сильный, что у меня парализовало половину тела; я немедленно перевернулся на живот, чтобы плыть к судну, но в то же мгновение понял, что без посторонней помощи мне на него не взобраться. Улыбаясь и при этом глотая воду, я попросил опустить мне багор, а сам при этом высовывал из воды правую руку и пытался удержаться на поверхности левой рукой; что же касается моей правой ноги, то она полностью онемела, и я не мог ею пошевелить. К счастью, Мухаммед, словно предвидя только что случившееся со мной происшествие, стоял на борту джермы, держа в руке веревку, которую он тотчас бросил мне; я ухватился за один ее конец, меня подтянули вверх за другой, и я поднялся на судно куда менее триумфально, чем покинул его. Однако по той почти насмешливой беспечности, с какой окружили меня наши арабы, я рассудил, что в этом злоключении нет ничего особенно опасного; тем не менее мне захотелось узнать, что же со мной произошло, хотя бы для того, чтобы впредь оградить себя от подобных неприятностей. Мухаммед объяснил мне, что, помимо множества рыб, весьма приятных на вкус и чрезвычайно любопытных для изучения, в Ниле водится разновидность электрического ската, чья опасная сила настолько хорошо известна арабам, что они, опасаясь болевых ощущений вроде тех, какие испытал я, довольствуются тем, что осторожно ополаскивают в реке лица и руки, как это происходило у меня на глазах. Самым понятным из всего этого для меня стало следующее: если самим арабам электрические разряды крайне неприятны, то видеть, какое действие они оказывают на европейцев, вовсе не вызывает у них неудовольствия; впрочем, боль утихла еще до того, как были закончены объяснения, и рука и нога у меня обрели привычную подвижность.
Ветер совсем стих. Мы решили отведать дичи, добытой нами на охоте, и сделали это на борту джермы, чтобы наверняка избавить нас от визита какой-нибудь новой сантоны; затем мы отправились осматривать наши ковры, опасаясь, как бы у какого-нибудь скорпиона не появилось желания сыграть с нами злую шутку вроде той, какую позволил себе электрический скат, а это оказалось бы далеко не так забавно; впрочем, на этот раз принять подобную меру предосторожности нам посоветовали арабы. Покончив с осмотром, мы заснули в сладкой надежде увидеть на следующий день Каир, от которого нас отделяло всего лишь семь или восемь льё.
V. КАИР
На следующее утро, едва рассвело, мы подняли якорь и стали быстро приближаться к пирамидам, которые, со своей стороны, словно шли нам навстречу и нависали над нашими головами. У подножия голой и безжизненной цепи Ливийских гор, сквозь пелену песчаной пыли, сгущавшей воздух, стали виднеться башни и купола мечетей, увенчанные бронзовыми полумесяцами. Мало- помалу эта завеса, гонимая впереди нас северным ветром, который двигал вверх по течению наше судно, поднялась, исчезая, над огромным Каиром, и нашим глазам открылись зубчатые высоты города, нижняя часть которого еще оставалась невидимой за высокими берегами реки. Мы быстро продвигались вперед и находились уже почти на уровне пирамид Гизы. Чуть поодаль, на этом же берегу Нила, изящно раскачивалась на ветру пальмовая роща, поднявшаяся на том месте, где некогда стоял Мемфис, и тянущаяся вдоль того берега, где прогуливалась дочь фараона, когда она спасла из вод младенца Моисея; над верхушками этих пальм, в дымке — но не тумана, а песка, — мы различали красноватые вершины пирамид Саккары, этих далеких предков пирамид Гизы. Навстречу нам проплыло несколько лодок с невольниками: в одной из них находились женщины. Как только наш капитан увидел их, он тотчас вонзил нож в грот-мачту и бросил в огонь щепотку соли: то и другое имело целью обезвредить влияние дурного глаза. Заклинание оказалось действенным: час спустя мы благополучно причалили в Шубре, на правом берегу Нила. Нам издали показали летнюю резиденцию паши: это было прелестное строение, которое стояло в окружении зелени, таившей в себе прохладу.
Мы снова увидели здесь ослов с погонщиками, причем первые были
