Избранные произведения - Пауль Хейзе
— Домой! — крикнул полковник кучеру, задавая кулаком темп presto con fuoco.[93]
Из окна залы лился мерцающий свет, и прежде чем сани остановились, Николай Иванович спрыгнул, сбил с ног дворника, который хотел ему услужить, накричал на всех, кто попался ему по пути. Гремя шпорами, он приступом взял лестницу и, фыркая, меча искры гнева, ворвался в залу.
Ольга Алексеевна, его жена, сидела там с книгой в руке, внешне спокойная, но в душе глубоко взволнованная опасностями, которые ей угрожали. Она даже не замечала, что смотрит на одну и ту же страницу. Ольга Алексеевна не только знала о заговоре, но и была одной из его вдохновительниц. Честолюбие и женское тщеславие, иными словами, страстное желание блистать красотой и умом, по возможности править другими и устраивать интриги руководили ею, а зеркало, ежедневно напоминавшее о том, что возраст приближается к тридцати годам, призывало к спешке и решительности. Правда, вдруг ею овладели тревожные сомнения насчет того, удастся ли заговор, ибо она рано распознала незначительность его вождей. Но что ей еще оставалось делать? Она была столь же бедна, сколь честолюбива, и никак не могла соперничать с блестящим придворным обществом, не говоря уж о том, чтобы затмить его. Если бы она обрела семейное счастье, имела ребенка или могла любить мужа, то утешилась бы. Достаточно умная и образованная, она могла понять, что женщина, намеревающаяся променять счастье любви на славу, похожа на торговца, который отдает золото за бумажные банкноты. Наконец, какое-то время она уже надеялась, что обрела любовь и счастье, а именно когда возомнила, будто нашла в одном из немногих гостей, в Федоре Карловиче, родственную душу, сердце, бьющееся в унисон, верность, почитание, страсть — все, что составляет рай для женщины. Но мечта развеялась, она ошиблась. Как она ни поощряла капитана, как ни давала понять, что он не должен сомневаться в ее душевном расположении, Федор Карлович постоянно отвечал с холодной сдержанностью. А теперь, после того как напрасно открыла сердце, она решила прочно запереть его и сосредоточить мысли на славе и блеске, богатстве и удовольствиях. Так она стала заговорщицей, отдавшись всей душой идее, собирая в своей квартире товарищей мужа по убеждениям и приготовив в своем будуаре тайное укрытие — один из тех сложных стенных шкафов, что открываются и закрываются, если на них нажмешь пальцем. То было произведение итальянского механика, который оказался достаточно хитер, чтобы не выдавать тайну, оплаченную вдесятеро больше против цены. Впрочем, пока ей еще не представился случай воспользоваться укрытием, ибо в последние годы правления Александра I администрация несколько расшаталась, и руководители полиции, не уверенные в будущем и недовольные тем, что одна из многочисленных фракций заговорщиков в скором времени может взять власть в свои руки, остерегались скомпрометировать себя и вмешиваться в дела провидения, по крайней мере в том, что касалось лиц известных и влиятельных.
— Ты знаешь Федора Карловича? — крикнул полковник жене, еще не переступив порога залы.
Ольга Алексеевна, ошеломленная неожиданностью этого вопроса, невольно густо покраснела и в смятении забыла ответить мужу.
— Представь себе только, — продолжал полковник, с тайной радостью отметив замешательство жены, — этот сукин сын — сторонник императора.
С этими словами он презрительно бросил ей письмо. — Вот, прочти его писанину!
Письмо так глубоко взволновало Ольгу Алексеевну, что она не смела поднять глаза.
— Ну что? — властно спросил Николай Иванович.
— Что? — в свою очередь неуверенно переспросила Ольга Алексеевна.
Тогда полковник, все еще помня сцену на углу Офицерской улицы, а также желая на ком-нибудь отыграться, пришел в ярость.
— Что «что»? — громовым голосом крикнул он. — Надеюсь, понимаешь, что ты должна сделать?
Ольга Алексеевна, которая никак не могла взять в толк, что имеет в виду муж, ибо, с одной стороны, приписывала его гнев ревности, а с другой — подозревала совсем иной ход мыслей, удовлетворилась ничего не значащим мимолетным отрицанием, чтобы заставить Николая Ивановича раскрыть карты. Он не заставил себя ждать.
— Нет? Дура! Ты что, совсем из ума выжила? Неужели ты не соображаешь, что мы должны любой ценой заполучить его для нашего дела? Он командует первой ротой, его люди слепо преданы своему командиру, а так как мы вынуждены были удалить большую часть офицеров и теперь нас всего шестеро, может статься, что он увлечет за собой и другие роты. Устранять его, сукина сына, физически нельзя из-за его товарищей, этих идеалистов, мечтателей-недорослей. Значит, мы должны заполучить его на свою сторону. Должны любой ценой, понятно тебе?
Тогда Ольга Алексеевна подняла голову, пристальным и колючим взглядом посмотрела в глаза мужу.
— Ну, и как же мы должны его заполучить?
Полковник ехидно рассмеялся.
— Красивая женщина спрашивает, как ей перетянуть на свою сторону влюбленного в нее мужчину. Пригласи его к себе, а остальное, думаю, тебе не надо объяснять. Я не стану спрашивать отчета. Делай что хочешь, но требую от тебя одного: ко времени моего возвращения он должен быть нашим.
Ольга Алексеевна так подскочила, что стул опрокинулся от резкого движения. Охваченная негодованием и отвращением, она с трудом прошипела в ответ короткое, но решительное «нет».
— Что «нет»? Как «нет»? — задыхался от гнева полковник. Кто требует от тебя чего-то неподобающего? Разве я тебе предписал, как далеко ты должна заходить? Разве я тебе вообще что-либо приказывал? Я тебе только сказал: пригласи его сюда. Это тебя ни к чему не обязывает. Сентиментальный осел достаточно глуп, чтобы удовольствоваться поцелуем ручки, так что ради глаз, подернутых влагой, наобещает тебе все, что ты захочешь. Вперед! У меня нет времени. Неужели из-за какой-то дуры мы должны терять время, когда наша жизнь зависит от каждой секунды? Вперед, тебе говорят! Мне еще надо проехать через Адмиралтейскую площадь, чтобы подсчитать силы противника, а на Васильевском острове разведать, что намечается там и в крепости. Вот бумага и перо. Пиши!
Ольга Алексеевна, принуждаемая таким образом, вдруг подумала, не позволено ли ей при подобных
