Пэлем Вудхауз - Том 5. Дживс и Вустер
— Доброе утро, сэр, — ответил он. — Чудесная погода.
— Кое для кого, может быть, и чудесная, — сдержанно возразил я. — Но не для последнего из Вустеров, который по вашей милости угодил в такую передрягу, в сравнении с которой меркнут все предыдущие.
— Сэр?
— Нет смысла говорить «сэр». Вы прекрасно знаете, что я имею в виду. Исключительно благодаря вашим стараниям я теперь должен буду наговорить дяде Перси таких слов, которые что-то такое учинят с его кудрями — что именно, я в данную минуту не припомню.
— Напомаженные завитые кудри рассыплются, сэр, и каждый волосок поднимется, как иглы китовраса.[126]
— Китовраса?
— Да, сэр.
— Тут, должно быть, какая-то ошибка. Такого животного нет. Но, впрочем, не имеет значения. Важно, что из-за вас я оказался перед необходимостью обругать дядю Перси. И я хотел бы знать, зачем вы это сделали? Разве это не жестоко с вашей стороны? Не противоречит духу феодальной верности?
На его лице выразилось недоумение. Легкое недоумение, другого от него не дождешься. Чуть-чуть вздернулась одна бровь, и капельку шевельнулся кончик носа.
— Вы говорите, сэр, о том предложении, которое я выдвинул по просьбе мистера Фитлуорта?
— Да, я говорю именно об этом, Дживс.
— Но ведь ваше согласие на сотрудничество в этом деле диктовалось исключительно движением вашего доброго сердца, сэр. Ваше право было отказаться от какого-либо участия в нашем плане.
— Ха!
— Сэр?
— Я сказал «ха!», Дживс. Потому что именно это я и хотел сказать. Вам известно, что произошло этой ночью?
— Этой ночью многое произошло, сэр.
— Ваша правда. Среди прочего я, например, получил удар по голове скаутским стеком от юного Эдвина, принявшего меня за грабителя.
— Вот как, сэр?
— После чего мы с ним разговорились, и он сообщил мне, что нашел в траве ту брошь, которую мы считали погибшей в огне, и вручил ее леди Флоренс в качестве подарка на день рождения от меня.
— Вот как, сэр?
— Эта вещица оказалась соломинкой, перетянувшей чашу весов. Леди Флоренс жутко переругалась с Сыром и дала ему отставку за неуважительные высказывания о современных прогрессивных взглядах и теперь опять помолвлена с несчастным козлом отпущения, которого вы видите перед собой.
Я опасался, что тут он опять произнесет: «В самом деле, сэр?» — а я бы тогда вполне мог забыть всякие цивилизованные благопристойности и влепить ему раза. Но он все-таки в последнюю минуту сдержался и только озабоченно и сочувственно поджал губы. Уже лучше.
— А согласился я участвовать в вашей затее потому, что Боко, как он сам признался, знает простое и верное средство избавления от помолвки с этой конкретной барышней, но сообщит его мне только после моего разговора с дядей Перси.
— Я понял, сэр.
— Мне бы надо узнать это средство. Метод Сыра: наговорить гадостей насчет современных прогрессивных взглядов — для меня не подходит, я не смогу сочинить ничего подходящего. В моем случае либо средство Боко, либо ничего. Вы случайно не знаете, из-за чего леди Флоренс прервала с ним отношения?
— Не знаю, сэр. Для меня вообще новость, что мистер Фитлуорт был обручен с ее милостью.
— Конечно был, еще бы! В после-Вустеровский и до-Чеддеровский период. Но что-то такое между ними произошло, какие-то нелады, и все немедленно отменилось. Как по волшебству, Боко сказал. Он что-то предпринял, мне кажется. Что бы это могло быть?
— Не рискну выдвигать предположения, сэр. Может быть, вы желаете, чтобы я провел опрос среди слуг в «Бампли-Холле», сэр?
— А что, отличная мысль.
— Не исключено, что кто-то из них осведомлен об этом событии.
— Да там, наверное, много дней об этом только и разговору было. Поинтересуйтесь у дворецкого. Прощупайте повара.
— Очень хорошо, сэр.
— Или можно поспрашивать личную горничную леди Флоренс. Кто-нибудь наверняка знает. Не многое из того, что делается в доме, остается тайной для обслуживающего персонала.
— Ваша правда, сэр. Слуги в доме, как правило, хорошо обо всем осведомлены.
— И вот еще что. Имейте в виду, необходима быстрота. Если вам удастся снабдить меня информацией до того, как я двинусь на дядю Перси, — то есть до десяти часов, это предельный срок, — тогда я смогу не обращаться к дяде со словами, при мысли о которых у меня, честно признаюсь, мурашки по спине бегут. А что касается счастья Боко и его дамы сердца, то я, конечно, рад буду им посодействовать, но, наверное, это можно сделать каким-нибудь другим, менее убийственным способом. Словом, Дживс, не теряйте времени, идите и проведите опрос.
— Очень хорошо, сэр.
— Встреча — у ворот, начиная с половины десятого. Я там буду и жду вас с донесением. Постарайтесь не подвести меня, Дживс. Сейчас такой момент, когда люди доброй воли должны сплотиться и прийти человеку на помощь. Если бы я показал вам составленный Боко список слов и выражений, которые от меня требуется бросить в лицо дяде Перси, — к сожалению, он остался у меня в комнате, выпал из моих похолодевших пальцев, — ваши завитые напомаженные кудри рассыпались бы, как миленькие, можете мне поверить. Вы точно помните, что там написано «китоврас»?
— Точно, сэр.
— Поразительно. Хотя Шекспир, он вообще, наверное, по большей части совал в свои сочинения что под руку подвернется.
Поскольку я собирался в ванную, когда прочел сочинение Боко и побежал его разыскивать, на мне все еще было обычное ночное одеяние английского джентльмена плюс халат, так что пока я вернулся к себе, переоделся и явился в столовую, прошло еще некоторое время. Боко был уже там и уминал утреннюю яичницу. Я спросил у него, кто такой китоврас. Но он ответил, что к черту всех китоврасов, а видел ли я инструкцию, и если видел, то каково мое мнение.
На это я ему ответил, что еще бы не видеть, видел, и она меня потрясла до глубины души. Нет на свете такой силы, добавил я, которая бы заставила меня пересказать дяде Перси, даже в общем и целом, кошмарное содержание этого документа.
— Кошмарное содержание?
— Да. Мои слова.
Боко обиженно пробормотал что-то насчет художника и убийственной критики.
— По-моему, это отличная проза. Упругая, плотная, выразительная. Тема меня вдохновила, и на мой взгляд, я справился с ней неплохо. Но, конечно, если тебе кажется, что личная нота несколько слишком подчеркнута, можешь кое-где внести небольшие поправки — разумеется, сохранив суть.
— Кстати сказать, — вставил тут я, чтобы его немного подготовить, — не удивляйся, если в последнюю минуту я все-таки переменю свои планы и выйду из игры.
— Что?!
— Я подумываю об этом.
— Ну, знаешь ли! И это говорит…
— Да.
— Но ты же еще не слышал, что я хотел спросить.
— Я знаю: «И это говорит Бертрам Вустер?»
— Верно. И что же?
— Да.
Дальше его застольные речи приняли довольно язвительный критический уклон и коснулись так называемых старых товарищей, которых он до сих пор считал надежными и верными, а они, к великому его разочарованию, оказываются трусливыми ничтожествами, малодушными, как зайцы.
— Где же внуки английского бульдога, я спрашиваю? — горько заключил он на высоких тонах. — Ну, что ж. Ты, конечно, понимаешь, что отсюда следует. Подведешь меня — и не видать тебе тайного средства Фитлуорта.
Я хитро улыбнулся и положил себе на тарелку кусок ветчины. «Много ты знаешь», — подумал я.
— Я буду смотреть, как ты идешь к алтарю об руку с Флоренс Крэй, и даже пальцем не шевельну, чтобы спасти тебя. Мало того, ты услышишь в хоре один голос, который будет петь «О, высшая любовь» громче всех, и это будет мой голос. Лучше выбрось это из головы, Берти, я тебе советую.
— Я же не говорю, что отказываюсь сыграть свою роль, — возразил я. — Я говорю только, что, может быть, откажусь.
Это его немного успокоило, он слегка размяк и высказался в том духе, что когда настанет миг, он уверен, лучшая сторона моей натуры возьмет верх. А еще немного погодя мы расстались, обменявшись взаимными наилучшими пожеланиями.
Между нами было заранее условлено, что в «Бампли-Холл» мы придем порознь. Ему, считал Боко, и не без основания, лучше пробраться в дом тайно, а то еще на него набросятся и выставят вон. Поэтому он сказал, что пойдет в обход, отыщет где-нибудь прореху в изгороди и подкрадется к окну кабинета, держась под прикрытием кустов и ступая с осторожностью, чтобы не хрустнула ветка под ногой.
Ну, а я пошел сам по себе и у ворот увидел дожидающегося Дживса. С первого же взгляда я понял, что у него есть для меня добрые вести. Я умею определять. Он не то что улыбается в таких случаях, улыбаться он не умеет, но уголки губ у него слегка вздрагивают, и взор исполнен благорасположения.
Я поспешил с вопросом: