Пэлем Вудхауз - Том 5. Дживс и Вустер
— Ну как, Дживс?
— У меня есть для вас нужные вам сведения, сэр.
— Вы герой, Дживс! Расспросили дворецкого? Прощупали повара?
— На самом деле информацию я получил от мальчика, который чистит ножи и ботинки, сэр. От подростка по фамилии Эрбут.
— Каким же образом он попал в наши специальные корреспонденты?
— Дело в том, сэр, что он оказался очевидцем интересующего нас происшествия, когда, скрывшись за кустом, втайне покуривал сигарету. С этой позиции он мог наблюдать всю сцену.
— Что же там творилось? Рассказывайте, Дживс, и не опускайте ни одной, самой мельчайшей подробности.
— Первым, что привлекло его внимание, было явление мастера Эдвина.
— Значит, без него и тут не обошлось?
— Не обошлось, сэр. Его роль, как вы увидите, была весьма важной. По словам Эрбута, мастер Эдвин пробирался среди кустов, сосредоточенно глядя себе под ноги. Похоже было, что он шел по следу.
— Следопыт. Бойскауты все обожают строить из себя следопытов.
— Именно так, насколько мне известно, сэр. А его действиями с сестринским умилением любовалась леди Флоренс, срезавшая цветы на цветочном бордюре по соседству.
— Наблюдала за ним?
— Да, сэр. С другой стороны в это же время появился мистер Фитлуорт, двигавшийся по следу молодого джентльмена.
— Выслеживал следопыта?
— Да, сэр. Эрбут говорит, что вид у мистера Фитлуорта был сосредоточенный и целеустремленный. Таков, во всяком случае, смысл его слов, хотя сами слова он употребил не эти. Мальчики, которые чистят ножи и ботинки, по большей части не умеют правильно выражаться.
— Я тоже заметил. Словарь у них бедный. Продолжайте, Дживс. Я сгораю от нетерпения. Итак, Боко, вы говорите, шел по следу Эдвина. Зачем?
— Тот же вопрос задал себе и Эрбут.
— Он был озадачен?
— Да, сэр.
— Неудивительно. Я тоже озадачен. Вижу, что интрига закручивается, но провалиться мне, если понимаю, к чему дело идет.
— Однако очень скоро мотивы мистера Фитлуорта стали ясны, сэр. Когда мастер Эдвин приблизился к цветочному бордюру, он внезапно прибавил шагу…
— Эдвин?
— Нет, сэр. Мистер Фитлуорт. Он подскочил к молодому джентльмену и, воспользовавшись тем, что тот, приглядываясь к следу, нагнулся, нанес ему сильный удар ногой по… телу.
— Вот это да!
— Мастер Эдвин подлетел в воздух и упал прямо к ногам леди Флоренс. Ее милость, потрясенная и разгневанная, резко упрекнула мистера Фитлуорта и потребовала, чтобы он немедленно объяснил свой безобразный поступок. Он попытался оправдаться тем, что-де мастер Эдвин ковырялся в его электрической яйцеварке, вследствие чего сырое яйцо вылетело из аппарата и ударило его по носу. Однако ее милость не сочла возможным принять такое оправдание и объявила помолвку расторгнутой.
Я набрал в грудь воздуха. Пелена упала с моих глаз. Мне все стало ясно. Вот, оказывается, какое оно, средство Фитлуорта — пинок в зад юному Эдвину! Не зря Боко назвал его простым и безотказным. Все что нужно — это крепкий башмак и сестринская любовь.
Я услышал вежливое покашливание Дживса.
— Если вы поглядите влево, сэр, то увидите, что на аллею как раз вышел мастер Эдвин и нагнулся над каким-то предметом на земле, чем-то привлекшим его внимание.
ГЛАВА 21
Я его понял. Ясно ведь, что он хотел сказать. Одного того, как он при этом на меня посмотрел, с намеком и призывом, было довольно, чтобы я уловил скрытый смысл его сообщения. Точно так мог смотреть папаша-римлянин, передавая сыну щит и копье и подталкивая его на битву. Последние слова Дживса должны были взбодрить меня, как зов боевой трубы.
И, однако же, я оставался в нерешительности. Конечно, после того как юный Эдвин шарахнул меня ночью стеком по голове, возможность дать ему пинка была заманчива, мальчишка давно уже напрашивался на что-нибудь в подобном роде. Но браться за такое дело на холодную голову все же немного неловко. Как, скажите на милость, подвести к этому в ходе обычного разговора? «Привет, Эдвин, как дела? Прекрасная погода, не правда ли?» И шмяк! Вот видите? Я и говорю — неловко.
В случае Боко все складывалось совсем иначе, он был в состоянии слепого бешенства, которое охватывает человека, получившего по носу сырым яйцом. Это давало ему определенный разбег.
Словом, я стоял и задумчиво теребил подбородок.
— Верно, — говорю, — это он, и действительно, как вы заметили, стоит, нагнувшись. Но, Дживс, вы в самом деле рекомендуете…
— Да, сэр.
— Что? Прямо сейчас?
— Прямо сейчас, сэр. «В делах людских прилив есть и отлив, с приливом достигаем мы успеха, когда ж отлив наступит, лодка жизни по отмелям несчастий волочится».[127]
— Да-да. Конечно. Тут двух мнений быть не может. Но…
— Если вы имеете в виду, сэр, что необходимо еще присутствие леди Флоренс в качестве свидетельницы происходящего, как это было в случае мистера Фитлуорта, то я с вами совершенно согласен. Я могу пойти и сообщить ее милости, что вы ждете ее в аллее и были бы рады перемолвиться с нею несколькими словами.
Но я все еще колебался. В делах такого рода, бывает, полностью разделяешь общую идею, но когда доходит до практического осуществления, все-таки как-то не можешь решиться. Я объяснил это Дживсу, и он сказал, что примерно то же самое было с Гамлетом.
— Ваша нерешительность вполне понятна, сэр. «Меж выполненьем замыслов ужасных и первым побужденьем промежуток похож на морок иль на страшный сон. Наш разум и все члены тела спорят, собравшись на совет, и человек похож на маленькое государство, где вспыхнуло междоусобье».[128]
— Вот именно, — согласился я. Он хорошо умеет формулировать такие вещи.
— Если это поможет вам разжечь кровь и напрячь жилы,[129] сэр, позвольте напомнить вам, что уже почти десять часов и только спешное исполнение предложенного вам мною плана избавит вас от необходимости явиться в кабинет его сиятельства.
Он избрал верный подход. Я больше не колебался.
— Вы правы, Дживс. Сколько, по-вашему, времени я должен буду занимать Эдвина разговором, пока вы не вышлете на сцену леди Флоренс?
— Не долее нескольких минут, сэр. Мне известно, что ее милость сейчас находится в своих апартаментах и занимается литературными трудами. Так что она явится, так сказать, по первому зову.
— В таком случае — вперед!
— Очень хорошо, сэр.
Он, мерцая, уплыл выполнять поручение, а я, слегка мобилизовав нервы и напрягши жилы, насколько это осуществимо прямо так, с бухты-барахты, расправил плечи и отправился туда, где посреди дороги сидел на корточках Эдвин. Утро было по-прежнему погожее, солнце сияло, и черный дрозд, помню, свистал в близлежащем кустарнике. Да и что бы ему не свистать? Я просто упомянул о нем, желая подчеркнуть царившее кругом безоблачное спокойствие. Признаюсь, у меня тогда мелькнула мысль, что для такого дела более подходящей сценой был бы пустынный верещатник в полночь, а над ним чтобы выл холодный ветер, и три ведьмы произносили бы свои реплики над кипящим котлом.
Ну, да что поделаешь, приходится выбирать одно из двух. Посторонний наблюдатель, я думаю, не заметил бы ничего особенного в выправке Бертрама, шагающего к своей жертве. Может быть, он подумал бы про себя, что Бертрам сегодня в превосходной форме.
Подойдя к юнцу, я остановился.
— Привет, юный Эдвин, — говорю я ему.
Он смотрел в землю, но при звуках знакомого голоса поднял на меня пару глаз в покрасневших веках — настоящий хорек, ищущий общества себе подобных.
— Привет, Берти. Знаешь, Берти, я сегодня утром совершил еще одно доброе дело.
— Да?
— Кончил наклеивать в альбом Флоренс все отзывы на ее роман. Теперь у меня заполнено все до прошлой среды.
— Молодчина. Нагоняешь. А тут ты что делаешь?
— Изучаю муравьев. Ты знаком с муравьями, Берти?
— Только на пикниках с ними встречался.
— А я читал про них. Интересные.
— Не сомневаюсь.
Я был рад предложенной теме, ее нам с лихвой хватит до прибытия Флоренс. Было видно, что юный негодник до макушки полон знаниями об этих трудолюбивых букашках и только того и жаждет, что поделиться со мной.
— А ты знал, что муравьи умеют разговаривать?
— Разговаривать?!
— На свой лад. Между собой, понятное дело. Они колотят головой о листок. Да, Берти, как твоя голова сегодня? Я чуть не забыл справиться.
— Еще чувствительно.
— Я так и думал. Надо же. Ну и смеху было ночью, правда? Я от хохота потом никак уснуть не мог.
Он звонко расхохотался, и от этого пронзительного звука всякие угрызения начисто испарились из моей груди. Мальчишка, для которого шишка на макушке Вустера, размером с мяч для гольфа, является предметом бессердечного осмеяния, заслуживает любого, самого свирепого пинка. Теперь задача, которую мне предстояло выполнить, не внушала мне больше ничего, кроме злорадства и упоения. Святое дело, можно сказать. Только подумать, как много пользы принесет этому ребенку хороший, основательный пинок в зад! Он может послужить для него началом новой жизни.