Жены и дочери. Мэри Бартон [сборник 2023] - Элизабет Гаскелл
— Молли, какой больной вид у вашей сестры! Что с ней? Она обращалась за врачебным советом? Вы должны извинить меня, но очень часто бывает, что люди, живущие вместе, в одном доме, не замечают первых проявлений болезни.
Любовь Молли к Синтии была крепка и неизменна, но если что и испытывало ее на прочность, так это усвоенная Роджером привычка, говоря с нею, постоянно называть Синтию ее сестрой. Услышав от кого-нибудь другого, она не придала бы этому ни малейшего значения и даже едва ли заметила бы, но, когда это выражение использовал Роджер, оно оскорбляло ее слух и сердце, и в словах и тоне ее ответа прозвучала неприязненная краткость:
— Просто она переутомилась на бале. Папа уже осмотрел ее и сказал, что скоро все будет в порядке.
— Я вот думаю, не нужна ли ей перемена воздуха? — задумчиво сказал Роджер. — Я бы хотел… я очень хотел бы, чтобы мы могли пригласить ее в Хэмли-Холл, и вас и вашу матушку тоже, конечно. Но я не вижу, как это можно было бы сделать, а как было бы чудесно!
Молли подумала, что визит в Холл при таких обстоятельствах был бы совсем иным, чем все ее прежние, и что она едва ли может сказать, хотелось бы ей этого или нет.
Роджер продолжал:
— Вам вовремя привезли наши цветы? Вы представить себе не можете, как часто я думал о вас в тот вечер! И вы получили от него удовольствие, правда? И у вас было много приятных кавалеров и все, что делает первый бал восхитительным? Я слышал, что ваша сестра танцевала все танцы до одного.
— Там было очень приятно, — спокойно ответила Молли. — Но все же я не думаю, что мне вскоре снова захочется поехать на бал. Слишком много беспокойства с ним связано.
— А, вы имеете в виду сестру и ее нездоровье?
— Нет, не это, — откровенно ответила Молли. — Я имею в виду платье, приготовления и усталость на другой день.
Пусть, если хочет, считает ее бесчувственной — самой ей казалось, что она как раз слишком много чувствует сейчас, и это заставляет ее сердце странно сжиматься. Но он, по своей прирожденной доброте, не усмотрел никакой бесчувственности в ее словах. Перед самым уходом, на глазах у всех, держа ее за руку и прощаясь с ней, он сказал тихо, чтобы не слышали окружающие:
— Не могу ли я что-нибудь сделать для вашей сестры? Вы знаете, у нас много книг, если она любит читать. — Не получив от Молли в ответ утвердительного взгляда или слова, он продолжал: — Или цветы? Она любит цветы. Да! Наша ранняя клубника как раз поспевает. Я привезу завтра.
— Я уверена, ей понравится, — сказала Молли.
По той или иной причине, неизвестной Гибсонам, между визитами Осборна случился непривычно долгий перерыв, тогда как Роджер приезжал едва ли не каждый день, всякий раз с каким-нибудь свежим приношением, с помощью которого открыто пытался, по мере сил, облегчить недомогание Синтии. Ее манера обращения с ним была такой мягкой и благосклонной, что миссис Гибсон встревожилась, как бы, несмотря на свою «неотесанность» (как она это предпочитала называть), он не оказался предпочтен Осборну, который, по мнению миссис Гибсон, так странно пренебрегал собственными интересами. Она исподтишка изобретала множество способов выказывать Роджеру оскорбительное пренебрежение, но мотивы ее поведения были непостижимы для его великодушной натуры, и потому проявления этой враждебности не достигали своей цели, а стрелы ее попадали в Молли. В детстве ее часто называли непослушной и вспыльчивой, и теперь она думала, что начинает понимать, какой у нее и в самом деле неистовый нрав. От того, что вроде бы не досаждало Роджеру и не раздражало Синтию, у Молли вскипала кровь, и, раз обнаружив стремление миссис Гибсон делать посещения Роджера более краткими и менее частыми, она была постоянно настороже, подстерегая проявления этого ее желания. Она читала мысли мачехи, когда та упоминала о слабости здоровья сквайра: каково ему, когда Осборна нет в Хэмли-Холле, а Роджер так часто проводит дни с друзьями.
— Мы с мистером Гибсоном были бы в восторге, если бы вы смогли остаться обедать, но мы, конечно, не можем быть настолько эгоистичны, чтобы удерживать вас, мы ведь помним, что ваш отец остался один. Мы как раз вчера говорили о том, каково ему переносить свое одиночество, бедному старому джентльмену!
Или, как только Роджер появлялся с букетом ранних роз, сейчас же оказывалось, что Синтии следовало бы пойти к себе и отдохнуть, а Молли должна сопровождать миссис Гибсон за какой-нибудь срочно придуманной надобностью или в гости. Все же Роджер, чьей целью было доставить удовольствие Синтии и который с мальчишеских лет был уверен в дружеском расположении мистера Гибсона, не спешил понять, что его визиты нежелательны. Если ему не удавалось увидеть Синтию, это лишь означало, что ему не повезло, и, во всяком случае, он узнавал, как она себя чувствует, оставлял для нее какую-нибудь приятную мелочь в надежде порадовать ее и был готов попытать счастье, зайдя еще четыре или пять раз, в надежде один раз ее увидеть. И наконец настал день, когда миссис Гибсон вышла за пределы своего обычного уклончивого недоброжелательства и в несвойственном ей приступе раздражения, столь непохожего на ее привычную безмятежность, позволила себе откровенную грубость.
Синтии было уже гораздо лучше. Микстура помогла «удалить из памяти следы гнездящейся печали», хотя признавать это Синтии не хотелось. Ее очаровательный румянец и в значительной степени беззаботность вернулись, и повода для тревог более не существовало. Миссис Гибсон сидела в гостиной за своим вышиванием, а девушки поместились у окна, и Синтия хохотала над усердными стараниями Молли подражать ее французскому произношению, с которым она читала страницу из Вольтера: обязанность — или фарс — введения в обиход «серьезного чтения» продолжали соблюдать, хотя лорд Холлингфорд, способствовавший, сам того не ведая, возникновению этой идеи, вернулся в город, не предприняв, вопреки ожиданиям миссис Гибсон, никаких попыток вновь увидеться с Молли. Это видение Альнасхара [64] разбилось о землю. Было еще довольно раннее утро свежего, очаровательного июньского дня, воздух был напоен ароматом цветов, и половину
