Заколдованная усадьба - Валерий Лозинский
- Навсегда? - дрогнувшим голосом спросила Ядзя.
- Дитя мое,- возразил ей отец с грустной улыбкой,- умершие себе не принадлежат, сердечные привязанности, любые земные узы - это уже не для них.
- Я не понимаю тебя, отец,- испуганно пролепетала девушка.
Миколай Жвирский выпрямился во весь рост, лицо его приняло удивительное выражение - грустное и торжественное, глаза загорелись странным огнем.
- Я уже сказал вам, мои дорогие,- твердо и с сильным ударением заговорил он, помолчав,- что я умер для света, для самого себя, для вас и для всех, кто меня знал. Староста Миколай Жвирский мертв. Лучшая часть его души, его истинной сущности возродилась к новой жизни, посвященной, преданной одной-единственной идее. На могиле молодого старосты был миропомазан кум Дмитро.
Эта торжественная речь была прервана громким возгласом. На пороге уже добрую минуту стоял никем не замеченный Юлиуш, а вместе с ним Костя Булий, который, как мы знаем, услышав во дворе свист, вышел из комнаты. Все обернулись к ним.
Ядзя затрепетала, как пойманная пташка, и бледное лицо ее залилось румянцем. Юлиуш стоял как вкопанный.
- Покойный староста,- пробормотал он в изумлении.
Миколай Жвирский подбежал к нему и, схватив за руку, воскликнул, как бы продолжая свою речь:
- Да, покойник! Покойник в полном смысле этого слова. Будучи живым, Миколай Жвирский пришел к убеждению, что вся и единственная надежда на наше возрождение зиждется на согласии и единении с народом. Но чтобы вдохновить народ единой идеей, чтобы указать ему единую цель и единый путь к этой цели, нельзя говорить с ним, принадлежа к сословию, к которому он испокон веков относился с неприязнью и недоверием. Если мы хотим, чтобы народ нас услышал и послушался нас, надо спуститься к народу, усвоить его нравы и образ мыслей и обращаться к его сердцу на понятном ему языке. Староста Миколай Жвирский, душой и телом отдавшись идее возрождения отчизны, хотел собственным примером доказать правоту своего убеждения. В прежней своей ипостаси он умер, но ожил в новой, более полезной людям.
Забудьте о старосте Жвирском, сохраните только память и привязанность к куму Дмитро, который вскоре покинет вас, но снова явится в вашем кругу.
Все в глубоком молчании окружили дегтяря и с благоговейным восторгом вглядывались в его лицо, озаренное высоким светом вдохновения.
- Отец! - вскрикнула Ядзя и бросилась ему на грудь.
- Брат! - воскликнул граф с сияющими глазами,- ты превзошел наших великих предков.
Юлиуш, дрожа как в лихорадке, стоял сбоку. Лицо у него пылало, глаза горели благородной решимостью.
- Пан Миколай,- произнес он взволнованным, но твердым, уверенным голосом,- твои великие замыслы требуют и средств немалых! Узнав о целях твоих, я ни в коей мере не могу принять твой дар. Возвращаю его тебе, пусть он лучше послужит победе твоей идеи.
Миколай Жвирский посмотрел на юношу с радостным и теплым чувством. Он сердечно пожал ему руку и, заметно растроганный, сказал:
- Оставь его себе, благородный юноша, и распоряжайся им в сфере своей деятельности. Средств у меня достаточно. Кроме значительной суммы наличными, которую я себе оставил, есть у меня и другой богатый источник. В одну из своих светлых минут покойный отец мой доверил мне тайну: оказалось, что в усадьбе спрятаны фамильные сокровища,- золото, которое еще мой дед предназначал исключительно для общественного блага. Как в свое время мой отец деду, так и я должен был поклясться отцу, что никогда не трону эти сокровища, разве только pro publico bono! И, кажется мне, что, распорядясь ими теперь, я не нарушу присяги.
Юлиуш покачал головой, отнюдь не убежденный.
- Но помилуйте, я вам совсем чужой, а у вас дочь!
В глазах Миколая Жвирского зажегся загадочный огонек. Он быстро взглянул на юношу, который в это время с восхищением и обожанием пожирал глазами юную красавицу. Лицо старосты посветлело, и странная улыбка тронула его губы. Одной рукой он обнял Ядвигу, другой притянул к себе Юлиуша.
- Да, у меня есть дочь, единственная, обожаемая; брат мой Зыгмунт обещал быть ей отцом, а ты, Юлиуш, сын мой, кем ты хочешь стать для нее!… Братом или мужем? - добавил он после краткого молчания.
Ядзя вскрикнула и дрожа спрятала зардевшееся личико на груди отца.
В первую минуту Юлиуш онемел, внезапное счастье оглушило его, казалось, он вот-вот лишится сознания.
- Отец мой! - воскликнул он наконец, почти обезумев от радости, и, приникнув устами к его руке, не слишком понимая, что делает, опустился на колени перед девушкой.
И какую дивную группу вдруг увидела в своих стенах эта мрачная, тускло освещенная комната! Как прекрасен был наш «дегтярь», его вдохновенное, озаренное как бы неземным сиянием лицо, между двумя юными пригожими существами, трепетавшими от прилива взволнованных чувств и надежд! Сбоку стоял граф, серьезный, осанистый и тоже взволнованный, у него блестели слезы на глазах, а за ним старый слуга на коленях, заливаясь счастливыми слезами и сложив на груди руки, шептал в простоте своей славной и благородной души:
- Боже! Дай им то, чего они достойны!
XV
ПОСЛЕДНЯЯ ГЛАВА
Узнав тайну Заколдованной усадьбы, мы подошли к концу романа. Почти обо всем, что осталось еще сказать, читатель и сам мог бы догадаться.
Верный своим планам, Миколай Жвирский, помирившись с братом и убедившись, что судьба его дочери в надежных руках, на следующий же день навсегда покинул родные места. Несмотря на тщательное расследование, так и не удалось установить, каким образом появился на пожаре покойник; тайна смерти старосты Жвирского осталась нераскрытой. Благодаря счастливому стечению обстоятельств он сумел очень ловко ввести всех в заблуждение; его смерть в Дрездене была подтверждена многочисленными неопровержимыми свидетельствами.
Проезжая через Германию после длительного пребывания в Париже, Миколай Жвирский для вящей осторожности обменялся платьем со своим слугой Олексой Паньчуком. Так они прибыли в Дрезден. И тут переодетый слуга неожиданно заболел и, несмотря
