Адальберт Штифтер - Бабье лето
Всю первую половину третьего дня она отдыхала. На послеполуденное время я нанял карету, и с почтовой дороги мы свернули прямо к горам. Мы ехали в приятном и веселом настроении, беседуя о том и о сем. Когда в ясном, с молочно-зеленоватым отливом воздухе к нам подступали синие горы, взгляд ее светился все радостнее, и весь ее интерес был обращен к местности, в которую мы въезжали. Как у отца, разрумянились после этой трехдневной поездки ее нежные щеки, и в глазах ее появился блеск. Так добрались мы наконец до места, которое я определил для ночлега. Рядом, неся свои горные воды, шумела зеленая Афель, и шум этот еще более усиливала косо пересекавшая русло плотина. Уже поднимались отлогие лесистые склоны, а над темной кромкой совсем уж высокого букового леса виднелась красная вершина озаренной закатом горы, которую уже испещряли полосы снега.
На следующий день я нанял маленькую горскую коляску из тех, что наиболее удобны для езды по тамошним, не почтовым дорогам, лошади этих повозок привыкли к горам и к особенностям горных дорог и потому весьма надежны. Мы разместили кое-как свои вещи и поехали навстречу зеленой Афели, забираясь все глубже в горы. Я называл каждую высокую гору, обращал внимание на формы, старался объяснить краски, освещение, тени. Лиственные леса уже везде начинали багроветь и желтеть, что придавало всем очертаниям приятную мягкость.
Достаточно углубившись в горы, я изменил направление и поехал вдоль их гряды. По прошествии двух дней, на третий, уже за полдень, в глубине долины блеснуло Лаутерское озеро. Мы обогнули широкую лесистую гору, и таких проблесков становилось все больше. Наконец под ветками елок, буков и кленов мы увидели большую часть водного зеркала. Мы стали спускаться в своей колясочке по узкой дороге и часа через два оказались на берегу озера, откуда могли пересчитать все камни в его мелких заливах. Объехав по берегу небольшой участок озера, мы подъехали к тамошнему трактиру. Здесь я расплатился с нашим возницей и остановился на несколько дней. Клотильде досталась та комната, которую я занимал, когда делал замеры озера. Я удовлетворился клетушкой поблизости. Люди восхищались красивой и, как они выражались, благородной девушкой, и я заметно вырос в глазах местных жителей, оттого что у меня такая сестра. Все, кто умел грести, имел опыт с ледовыми крюками и альпенштоком, приходили и предлагали свои услуги. Я говорил, что позову их, когда они понадобятся, и что мы тогда будем очень рады их обществу.
Сначала я немного помог Клотильде устроиться в ее комнате. Я показал и назвал ей наиболее примечательные места, которые были видны из ее окон. Я показал ей, в каких направлениях плавал по озеру, чтобы измерить его глубину, и как нам приходилось бросать якорь то в одном, то в другом месте. Она приготовила краски и рисовальные принадлежности, чтобы попытаться после непосредственного наблюдения из ее комнатки перенести на бумагу что-то из здешних видов.
Следующие дни мы провели в прогулках по окрестностям нашего пристанища, чтобы Клотильда немного вжилась в эти пейзажи. Предсказанная хорошая погода наступила и прочно установилась, и наслаждаться этими прогулками мы могли тем беспрепятственнее, что и состояние нашего здоровья было превосходно, и материнские, а отчасти и мои опасения за Клотильду оказались напрасными. Мы послали письма домой.
Вскоре я стал выводить Клотильду на озеро. Я выводил ее в разные его части, либо красивые сами по себе, либо такие, откуда открывался какой-нибудь замечательный вид. Я помогал ей всем опытом, приобретенным мною в многочисленных походах в горы. Она все глубоко усваивала, и моя помощь избавила ее от всяких окольных путей, которые тот, кто приходит в горы впервые, должен проделать, прежде чем ему откроется их громадность и величавость. В поездках по озеру нам помогали два молодых лодочника, которые постоянно сопровождали меня при моих замерах. Ходили мы и к горам. Я заказал для Клотильды мягкую внутри, но твердую снаружи обувь, которая хорошо защищала ноги от грубой осыпи. На голове у сестры была удобная шляпа с полями, а в руке — специально для нее сделанный альпеншток. Взобравшись на какую-нибудь высоту, мы наслаждались открывавшимся оттуда видом. Наглядевшись, Клотильда пыталась что-то зарисовать или написать красками, но результат бывал еще посредственнее, чем у меня, потому что у нее было меньше необходимого опыта.
По прошествии недели с лишним мы с Клотильдой, на такой же повозке, какая была у нас в горах дотоле, поехали в Лаутерскую долину и в дом «У кленов». Там мы нашли лучшее, чем в приозерном трактире, пристанище, получив две соседние просторные и приятные комнаты, окна которых выходили на стоявшие перед домом клены и через их желтые листья глядели на синеватые вершины на юге. Я показал сестру хозяйке, показал ее старому Каспару, который тотчас же прибыл, узнав о моем приезде, показал и прочим, которые тоже явились во множестве. Ликование было здесь еще больше, чем в приозерном трактире, всех радовало, что в горы явилась такая девушка и что она — моя сестра. Люди предлагали ей свои услуги и приближались к ней с некоторой робостью. Клотильда рассматривала всех этих людей, которых я представлял ей как своих проводников и помощников в работе, она говорила с ними и слушала их рассказы. Она все более вникала в нрав этих людей. Я спросил о своем учителе игры на цитре, потому что собирался показать Клотильде этого человека и хотел, чтобы она услышала его необыкновенную игру собственными ушами. Для этого мы взяли в свой багаж обе наши цитры. Но мне поведали, что с тех пор, как я рассказал, что он ушел с моих работ, о нем ни в ближайших, ни в дальних долинах никто ничего не слышал. Поэтому я сказал Клотильде, что послушать ей удастся только обыкновенных местных музыкантов, каких она уже слыхивала и которые занимали ее больше, чем городские умельцы и чем я, представляющий собою, наверное, нечто среднее между умельцем и музыкантом-горцем. Мы устроились в своих комнатах и зажили примерно такою же жизнью, какою жили у озера. Я сводил Клотильду в Эхерскую долину, к мастеру, изготовившему наши цитры. У него все еще была третья цитра, совершенно такая же, как обе наши. Он сказал, что ее хвалили приходившие покупатели, но это были местные жители, у которых не было денег на такой инструмент. Другие, имеющие средства, главным образом путешественники, предпочитают цитры с пышными украшениями, хотя они и дороже, и не берут тех, достоинств которых оценить неспособны. Он поиграл немного на ней, играл он с большим умением; но в той буйной и мягкой манере, в какой играл мой бродячий егерь и которая так идет именно этому инструменту, ни этот мастер, ни кто-либо, кого мне доводилось слышать, играть не умел. Я сказал старику, что эта девушка — моя сестра и что у нее тоже есть одна из тех трех цитр, которые он назвал лучшими из сделанных им за всю жизнь. Он очень обрадовался этому, дал Клотильде связку струн и сказал:
— Это лучшие мои цитры, и, наверное, останутся лучшими.
Мы побывали в долинах и некоторых горах вокруг дома «У кленов», и Каспар или еще кто-нибудь служил нам проводником и носильщиком.
Сводил я Клотильду и в тот домик, где купил для отца резные панели, сводил ее в каменный замок, где они первоначально, видимо, находились, сводил и в Ротмоор, где она могла взглянуть на работы из мрамора.
В доме «У кленов» мы пробыли дольше, чем в приозерном, и все здесь были приветливее, доверчивее и любезнее, чем там. Хозяйка не уставала предлагать моей сестре всяческие услуги. К концу нашего пребывания здесь наступили прохладные и дождливые дни. Мы проводили их тихо в веселой уютности дома. Но по состоянию листвы на деревьях, по виду осенних растений на горных лугах, по поведению животных и состоянию их шерсти я заключал, что длительная пора холода и ненастья еще не пришла и еще наступят теплые и ясные дни. И поэтому, когда опять разгулялось, я покинул с Клотильдой дом «У кленов» и отправился в Карграт.
В своих предположениях я не ошибся. После двух пасмурных и прохладных дней, проведенных нами в езде, над заснеженными вершинами снова заиграл очень ясный, с утра, правда, холодный, но быстро потеплевший день, за которым последовала череда ясных и теплых дней, убравших снег и с вершин, и со льда глетчеров и обнаживших лед на всем протяжении, на каком он вообще виден был этим летом. На второй из этих ясных дней мы достигли Карграта. Путешествие длилось так долго потому, что мы делали короткие дневные поездки и ехали по горам довольно медленно. Мы поселились в убогом бедном жилье, которое величественные и пустынные окрестности делали еще более убогим. На второй день по приезде, поскольку все было подготовлено, Клотильда последовала за мною на лед Зимми. С нами были проводники, носильщики съестных припасов и прочего, что могло пригодиться в таком путешествии, в том числе и носилок. В первый день мы дошли до привала у кара. Там мы остановились на ночлег в деревянном домике, срубленном для тех, кто совершает восхождение на гребень кара, развели огонь из принесенных нами дров и приготовили себе ужин. На заре следующего дня мы двинулись дальше и в предполуденном сиянии дошли до выпуклости глетчера. О восхождении на гребень кара, естественно, нечего было и думать. Мы осмотрели все, что удавалось осмотреть, и, озябнув, отправились в обратный путь. На привале снова перекусили, а потом спустились совсем. Когда мы вернулись, Клотильда почти без сил прижалась ко мне.
