Пэлем Вудхауз - Том 18. Лорд Долиш и другие
— То-то и оно.
Смолвуд вернулся в зал, радуясь, что помог ближнему. Селии нигде не было, и он предположил, что она на террасе. Сидни, допив на ходу бутылку, решительно прошел мимо него, а сам он стал искать помощницу для своего психологического опыта. Взгляд его упал на Эгнес Флек, которая сидела в углу и била об пол большой ногой.
Вы знакомы с нашей Эгнес? Не помните? Значит, не знакомы, ее забыть невозможно. Она у нас чемпион, и обязана этим не только мастерству, но и телосложению. Красивая такая, веселая, а главное — очень крупная. Смолвуд, отличавшийся стройностью, этим восхищался.
Увидев, что он смотрит на нее, она широко улыбнулась. Он подошел к ней, и вскоре они стали танцевать. Во французском окне показалась Селия, и ее молчаливый взгляд придал танцу особый пыл, что-то такое мексиканское. Селия тяжело задышала, от чего замигали лампы, а примерно через час Смолвуд отправился домой, довольный началом дела.
Когда он ложился, ощущая, что скоро все наладится, зазвонил телефон, и по проводам потек низкий голос Сидни.
— Эй! — сказал он.
— Да?
— Помните, вы мне дали совет?
— Надеюсь, вы его приняли.
— В том-то и дело. Случилась беда. Сам не знаю, как, но я обручился.
— Ай-я-я-яй! — посочувствовал Смолвуд. — Конечно, риск неизбежен. Перегнешь палку, станешь неотразимым… Надо было вас предупредить. А кто она?
— Такая фитюлька, Селия Тодд, — завершил беседу Сидни.
Слова эти поразили нашего героя. Опустив трубку, он кипел, как сыр, плавящийся на сильном огне. Гнев и обида терзали его. Очень хотелось показать Селии, как обстоят дела.
Ему пришла хорошая мысль. Он позвонил Эгнес.
— Мисс Флек?
— Да.
— Простите, что беспокою в такой час. Не выйдите ли вы за меня замуж?
— Конечно, выйду. А кто это?
— Смолвуд Бессемер.
— Не разобрала фамилию.
— Бессемер. Банан, енот, сурок, еще сурок…
— О, Бессемер! Очень приятно. Спокойной ночи.
— И вам того же, мисс Флек.
Бывает так, что, выспавшись, мы видим, как нелепа идея, казавшаяся превосходной. Случилось это и с Бессемером. Проснулся он с неприятным, хотя и смутным ощущением, что наделал глупостей. Потом, за чисткой зубов, он вспомнил, в чем дело. Вчерашние события хлынули в его душу, и он беззвучно застонал.
Почему в этот скорбный час он подумал обо мне, не знаю, мы были едва знакомы. Видимо, он почувствовал, что я пойму его, и позвонил, умоляя повидаться с Эгнес, чтобы разузнать, как смотрит она на произошедшее. Через час я смог сообщить ему все, что нужно.
— Она вас безумно любит.
— Почему? Мы почти незнакомы.
— Так она сказала. По-видимому, вы сражаете с первого взгляда.
Он помолчал, потом — заговорил слегка дрожащим голосом:
— А нельзя объяснить, что это шутка?
— Ни в малейшей мере. В сущности, мы коснулись этого, и она сообщила: если это просто розыгрыш, она знает, что делать.
— Знает, что делать…
— Именно так она сказала.
— Знает — что — делать, — задумчиво повторил он. — О, Господи! Я понимаю. Но почему она меня любит? Наверное, не совсем нормальная.
— Ее пленил ваш ум. Приятная перемена после Сидни Макмердо.
— При чем тут он?
— Они собирались пожениться.
— Да-а… — сказал Бессемер.
Позже он говорил мне, что, повесив трубку, кинулся к бару и выпил портвейна, который хранил для экстренных случаев. Он пил его, когда падал духом, а вышеупомянутый ум подсказал, что падать ниже ему еще не приходилось. За первым бокалом немедленно последовал второй.
Обычно благородный напиток зажигал кровь в его жилах, но сейчас не сработал. Дух где был, там и остался.
Вероятно, это его не удивило. Все-таки не каждый день теряешь ту, кого любишь, и обретаешь ту, которую не сможешь полюбить. Смолвуд восхищался Эгнес Флек, как, скажем, Эмпайр Стейт Билдингом или Большим Каньоном в Аризоне, но на них не женятся.
А тут еще Сидни Макмердо.
Смолвуд, как мы говорили, был с ним едва знаком, но уже заметил, что чувства его сильны. Представив себе могучие плечи и мускулы, грозно, словно питон, перекатывающиеся под свитером, он был вынужден выпить третий бокал вина.
Именно в это время Макмердо появился в дверях. Ясно ощутив, что в нем — не меньше восьми футов роста, Смолвуд едва не упал, но справился с собой и выразил сердечную радость.
— Заходите, заходите! — бодро воскликнул он. — Вы-то мне и нужны. Помните, вчера вы хотели продать мне полис? Я поразмыслил и решил купить его.
— Правильно, — одобрил Макмердо, — надо думать о будущем.
— Вот именно!
— Никогда не знаешь, что тебя ждет.
— То-то и оно. Поедем в ваш офис?
— Не стоит. Я один прихватил.
— Сейчас мы его подпишем.
Когда Смолвуд это сделал и дал чек за год, зазвонил телефон.
— Здравствуй, лапочка, — произнес голос, который сразу узнали и Смолвуд, и Сидни. Второй из них окаменел, лицо его вспыхнуло. Когда Эгнес говорила по телефону, ее слышали все, кто находился в комнате.
Смолвуд судорожно глотнул, кажется — два раза.
— Доброе утро, мисс Флек, — выговорил он.
— Какая «мисс Флек»? Называй меня Эгги. Вот что, я в клубе. Иди сюда. Хочу поучить тебя гольфу.
— Хорошо.
— Ты хотел сказать: «Хорошо, душенька»?
— Э-э-дэ… Хорошо, д-д-душенька.
— Так-то лучше, — одобрила его Эгнес.
Он положил трубку и обернулся. Гость пристально смотрел на него. Он был малиновый, глаза у него горели, и вообще он напоминал чудище из Апокалипсиса.
— Это Эгнес, — хрипло произнес он.
— Д-да, — подтвердил Смолвуд. — Я думаю, вы правы.
— Она назвала вас лапочкой.
— Д-да…
— Почему?
— Я как раз хотел вам сказать. Мы обручились. Вчера, после танцев.
Сидни повел плечами, и мускулы под свитером затанцевали адажио. Взгляд, и без того неприятный, стал еще хуже.
— Та-ак, — сказал он. — Подлые козни.
— Ну, что вы!
— Именно — подлые, — повторил Макмердо, отламывая угол каминной доски. — Вы посоветовали мне заняться другой девушкой, чтобы Эгнес досталась вам. Если уж это не подло, я не знаю… Ну, посмотрим, что можно сделать.
К счастью, Смолвуд успел укрыться за столом. Устраняя препятствие, Сидни заметил полис и остановился, словно зачарованный.
Бессемер с легкостью читал его мысли. Сидни Макмердо был не только влюбленным, но и вице-президентом страховой компании, которая почти болезненно ненавидела финансовый урон. Если в результате его действий ей придется выплатить большую сумму, она будет недовольна. Быть может, разжалует его из вице-президентов, выстроившись каре. А надо сказать, что после Эгнес и большой клюшки, он больше всего любил свое место в компании.
Смолвуд очень долго смотрел на духовную борьбу сильной личности. Наконец кризис миновал. Сидни опустился в кресло и засел там, скрежеща зубами.
— Ну, что ж, — сказал Смолвуд, чувствуя себя примерно так, как Седрах, Мисах и Авденаго,[51] — мне пора. У меня первый урок гольфа.
Сидни вздрогнул.
— То есть как — первый? Вы никогда не играли в гольф?
— Вот именно. Сидни глухо застонал.
— Нет, это подумать! Моя Эгнес выходит за такого человека!
— Если на то пошло, — сказал Смолвуд, — моя Селия выходит за неуча, который не отличит Эдну Сент Винсент Милле[52] от комикса про Страшилу.
Сидни удивился.
— Ваша? Вы что, собирались жениться на этой козявке?
— Она не козявка.
— Козявка. И вообще, она читает стихи.
— А то как же? Я счел своим долгом познакомить ее со всем лучшим и…
— Она говорит, я тоже должен их читать.
— Это принесет большую пользу. Простите — спешу, спешу.
— Минуточку, — сказал Сидни, вчитываясь в полис. Увы, там все было правильно. — Ладно, идите.
Мне кажется (продолжал Старейшина), нет ничего печальней, чем любящие сердца, размешенные крест-накрест. Можно сказать, что они перепутались, как спагетти, и я испытывал жалость. Дамы не исповедовались мне, а вот кавалеры прибегали что ни час. Они страшно страдали. Не знаю, кому я сочувствовал больше — Смолвуду, которого ни свет, ни заря будила звонком Эгнес, или Сидни, который описывал мне, как читает У. Х. Одена.[53] Собственно говоря, оба разрывали мне сердце.
Так обстояли дела к началу женского матча.
Участвовали в нем почти все наши женщины, от огнедышащих тигриц до нежных крольчих, которые занялись гольфом, чтобы пощеголять в спортивных нарядах. Предполагалось, что выиграет Эгнес, у нее гандикап равнялся нулю, тогда как у некоторых участниц доходил до сорока восьми. Кубок доставался ей в прошлом и в позапрошлом годах и, выиграв его в третий раз, он могла оставить его себе. Говорю об этом, чтобы показать, как важно было для нее это событие.