Синклер Льюис - Том 1. Главная улица
— Нет, но…
— Как? Вам непременно надо было побывать там!
Оттуда мы поехали на ранчо, по крайней мере они называли это «ранчо».
Кенникоту удалось рассказать только один существенный эпизод:
— Послушайте, Гарри, я ведь и не знал, что в районе Чикаго машин Кутца не меньше, чем оверлендов. Я никогда не был высокого мнения о кутцах. А вот в поезде я познакомился с одним человеком, это было, когда мы выезжали из Альбукерка. Я сидел на задней площадке открытого вагона, а он — рядом со мной. Он попросил прикурить, мы разговорились, и выяснилось, что он из Авроры. Узнав, что я из Миннесоты, он спросил, не знаю ли я доктора Клемуорта из Ред-Уинга. И в самом деле, хоть мне и не приходилось лично встречаться с доктором Клемуортом, я слышал о нем сотни раз, и тут оказалось, что этот пассажир — его брат! Какое совпадение! Ну, так мы разговорились, позвали проводника — в нашем вагоне был удивительно приятный проводник! — взяли пару бутылок имбирного эля, и я случайно упомянул об этих кутцах. А он, видно, поездил на всяких машинах — теперь у него франклин, — так он говорит, что пробовал кутцы и остался ими во как доволен. Ну, а когда мы доехали до станции — не помню, как она называлась… Кэрри, как называлась та чертова остановка сразу после Альбукерка? — ну все равно, кажется мы набирали там воду. Мы с этим джентльменом вышли размять ноги. И представьте себе-перед самой станцией стоит кутц. Мой попутчик указал мне одну вещь, которой я раньше не замечал, и это было очень интересно. Оказывается, что рычаг скоростей в кутце на целый дюйм длиннее…
Но даже и это повествование Гарри прервал замечанием о преимуществах переключения на шариках.
Кенникот оставил надежду на признание своей славы путешественника и вызвал по телефону такси. Хуанита в это время целовала Кэрол и поспешно — чтобы опередить других — рассказывала последние новости: семь определенных и достоверных сплетен о миссис Свифтуэйт и нечто, ставившее под большое сомнение целомудрие Сая Богарта.
Показался закрытый форд, пробиравшийся по воде и льду, сквозь метель, словно буксир в тумане. На углу шофер притормозил. Колеса забуксовали, машина смешно скользнула вбок, врезалась в дерево и застряла в наклонном положении, со сломанным колесом.
Кенникоты отклонили не слишком настойчивое предложение Гарри отвезти их в своем автомобиле: «…если удастся вывести его из гаража — ужасный день, я даже в магазин не пошел, — но, если хотите, я все-таки попытаюсь».
— Нет, нет, мы, пожалуй, пойдем пешком, — промурлыкала Кэрол. — Так будет скорее, а мне не терпится увидеть Хью!
Подхватив чемоданы, они снова побрели в промокшей насквозь одежде.
Кэрол забыла о своих легкомысленных чаяниях.
Безучастно смотрела она по сторонам. Зато Кенникот восторженно озирался из-под мокрых ресниц, радуясь возвращению домой.
Кэрол видела мокрые стволы деревьев, черные ветви, бурую, похожую на губку, землю среди пятен талого снега на газонах. На пустырях виднелись космы прошлогодней травы. Дома, не осененные летней листвой, глядели уныло — сараи и бараки.
Кенникот восхищался:
— Погляди, погляди-ка! Джек Элдер перекрасил гараж. А тут что? Мартин Мэони поставил новый забор вокруг птичника. Смотри, ведь отличный забор, а? Цыпленку не пролезть, и собаке не перескочить! Шикарный забор! Интересно, почем обошелся ярд? Да, вот как у нас строят, — даже зимой! Тут народ поделовитее этих калифорнийцев! Хорошо очутиться дома, а?
Кэрол заметила, что всю долгую зиму горожане выбрасывали мусор на задние дворы, с тем, чтобы убрать его весной. Недавняя оттепель обнажила груды золы, костей, тряпья, заляпанных жестянок из-под краски. Все это тонуло в полузастывших лужах, наполнявших промоины. Отбросы окрасили воду в мутные цвета: кровянистый, желтый и полосато-бурый.
— Погляди-ка на Главную улицу! — восторженно произнес Кенникот. — Фуражная лавка отделана заново, и вывеска новая — черная с золотом. Это здорово украсит весь квартал.
Кэрол заметила, что из-за скверной погоды на тех немногих пешеходах, которых они встречали, было самое поношенное платье: прямо вороньи пугала из нищего поселка. «Надо же было проехать две тысячи миль, — с недоумением думала она, — оставить позади горы и огромные города, а потом сойти здесь, с тем чтобы здесь и остаться! Не понимаю, что может заставить выбрать именно это место?!»
Кэрол увидела человека в порыжелом пальто и суконной кепке.
— Смотри-ка, кто идет! — воскликнул Кенникот.
Ведь это Сэм Кларк! Ишь как вырядился по такой погоде!
Мужчины без конца жали друг другу руки и, по западному обычаю, орали:
— Го-го-го, старый пес, как же вы поживаете?
— Ах, старый конокрад, до чего же я рад вас видеть!
Сэм кивнул Кэрол через плечо Кенникота, а она в это время подумала: «Пожалуй, лучше мне было бы совсем не выезжать отсюда! Я разучилась лгать. Хоть бы они скорей кончили! Еще один квартал — и я увижу малыша!»
Наконец дома! Кэрол проскользнула мимо распростершей объятья тетки Бесси и опустилась на колени перед Хью. Когда он пробормотал: «Мама, мама, не уезжай! Оставайся со мной, мама!» — она воскликнула:
— О нет, я больше никогда не оставлю тебя!
Хью продолжал:
— Это папа.
— Ишь ты, он узнал нас, будто мы вовсе и не уезжали! — сказал Кенникот. — В Калифорнии не найти таких умных ребят его возраста!
Когда пришел багаж, любящие родители нагромоздили вокруг Хью деревянных человечков, входивших один в другого; миниатюрную джонку и восточный барабан из китайского квартала Сан-Франциско; резные кубики работы старика француза в Сан-Диего; лассо из Сан-Антонио.
— Ты простишь маму за то, что она уезжала от тебя? Простишь? — шептала Кэрол.
Поглощенная Хью, она задавала сотни вопросов о нем: не простужался ли он, не капризничал ли, кушая овсянку, не случается ли с ним к утру беда? В тетке Бесси она видела только источник сведений и без раздражения пропустила мимо ушей намек, подкрепленный наставительно поднятым пальцем:
— Ну, я надеюсь, что после такой чудной и долгой поездки, когда истрачено столько денег, ты будешь сидеть на месте и не станешь гнаться за…
— Он все еще любит морковку? — перебила ее Кэрол.
Когда снег прикрыл отвратительные грязные дворы, Кэрол повеселела. Она говорила себе, что в такую погоду в Нью-Йорке или Чикаго улицы так же безобразны, как и в Гофер-Прери. И поспешно отогнала мысль, что там зато есть чудесные уютные квартиры. Усердно перебирая одежду Хью, она напевала.
Спустились холодные сумерки. Тетушка Бесси ушла домой. Кэрол взяла ребенка в свою комнату. Пришла служанка и стала жаловаться, что негде достать на ужин молока. Хью хотел спать, и Кэрол успела заметить, что тетушка Бесси порядочно избаловала его. Он хныкал без конца, пытался схватить серебряную щетку Кэрол и оказался слишком утомительным даже для только что возвратившейся матери. Шумливость Хью и звуки, доносившиеся из кухни, только подчеркивали бесцветную тишину дома.
За окном Кенникот здоровался с вдовой Богарт. До Кэрол долетели те же самые слова, что он говорил всегда, каждый снежный вечер: «Пожалуй, так будет валить всю ночь!» Кэрол ждала. Вот они, неизбежные вечерние печные звуки: выгребается зола, засыпается уголь.
Да, она опять дома! Ничего не изменилось. Она никогда не уезжала. Калифорния? Да разве она видела ее? Разве была хоть одна минута, когда бы она не слышала, как жестяной совок скребет в зольнике? Кенникот, по-видимому, воспринимал все иначе. Для нее эта поездка уже отодвинулась в туманную даль, а ему казалось, что они только что вернулись. Она чувствовала, как сквозь стены к ней просачивается дух тесных домишек и добродетельных соседей. В эту минуту она поняла, что, убежав отсюда, она просто старалась забыть о своих сомнениях в суете путешествия.
— Боже, неужели снова начнется эта пытка? — воскликнула она.
Хью тоже заплакал.
— Подожди маму одну минутку! — сказала она и побежала вниз, в подвал, к Кенникоту.
Он стоял перед топкой. Как ни был запущен остальной дом, Кенникот всегда заботился о том, чтобы в этом подвале, составлявшем основу здания, было свободно и чисто. Квадратные столбы были оштукатурены, ящики для угля, для картофеля и для дров отлично устроены. Отблеск из топки падал на гладкий серый цементный пол к ногам Кенникота. Он тихонько насвистывал, глядя на печь глазами, видевшими в черном чудовище символ домашнего уюта и привычной рутины, к которым он теперь возвратился. Его скитания окончились, его долг полюбоваться «видами», и «достопримечательностями» был достойно исполнен. Не замечая вошедшей Кэрол, он наклонился и уставился на синие огоньки, плясавшие среди углей. Потом быстро закрыл дверцу и взмахнул правой рукой — просто от удовольствия.
Увидев жену, он воскликнул:
