Двуликий Хасен - Мухтар Омарханович Ауэзов
- Могут ведь работать... Так нет - только и смотрят, как бы схитрить! Дармоеды! Навалились, как во время джута...
- Что, Жамиля, уже родные стали в тягость? - Салим язвительно рассмеялся.
- Да, в тягость! - вспыхнула Жамиля.
- Кормить приходится? Разорились вконец, так, что ли?
- Может быть, в этом доме ты за все платишь? -отпарировала Жамиля, подбоченясь. - Говори дальше!.. Послушаем.
- Конечно, ты уверена, что найдешь повод избавиться от лишних ртов?
Жамиля сорвалась на крик:
- Хватит болтать! Ты, что ли, мне советчик?!
- До чего ты дошла, Жамиля! - обронил Салим. -Какими ничтожествами вы стали.
- Не тебе судить старших! Недоросль! Дармоед! Сам ни на что не способен, на нашем иждивении...
- Неправда! - сказал Салим, горячась. - Я не иждивенец!
- Не иждивенец? Зачем же ты тогда живешь здесь?
- Вот оно что! Так знай - отныне я считаю для себя позором кусок хлеба съесть в твоем доме!
- Посмотри, какой гордый стал! - Жамиля смерила его презрительным взглядом.
Из гостиной на шум выскочил Хасен, набросился на Салима.
- Что ты городишь тут? Ты!.. Возомнил себя человеком?
- Я говорю правду
Салим уже не горячился, говорил спокойно, твердо, уверенный в своей правоте. Это взбесило Хасена. Судорожно дергаясь и вращая глазами, он некоторое время не мог произнести ни слова. Наконец, сжав кулаки и заикаясь от бессильной ярости, закричал:
Салим остался невозмутимым.
Салим принялся собирать свою постель. Хасен опомнился, на лице его выразилось смятение. Видимо, он не ожидал такого резкого оборота дела.
Но решение Салима было бесповоротно.
Независимость младшего брата подхлестнула Хасена.
- Я вижу, ты набрался ума-разума в своем никчемном институте! И это все, чему тебя научили?
- Тебе этого не понять, это выше твоего ума. Лучше не касайся этого вопроса, - усмехнулся Салим.
- Ишь, как тебя напичкали!
Хасен почувствовал, что ненависть к Салиму охватывает его все сильнее. Да, это была ненависть ко всему новому, которая родилась давно и таилась глубоко внутри. Исподволь разрастаясь, она охватывала все его существо и обернулась теперь против брата, окончательно разделив их. Теперь он уже не казался ему родным. Хасен скорее расстанется с братом, чем позволит новому войти в свой дом. Им овладело желание сейчас же найти такие уничтожающие слова, нанести Салиму такой удар, от которого тот не смог бы опомниться. И он бросил, не задумываясь:
- В таком случае, - Хасен ткнул пальцем в сторону старшего брата, - забирай и их с собой! Пусть я для всех буду плохой брат!.. Это ты хотел доказать?
Старики заплакали.
- Милый Салим, маленький наш, - стали умолять они, - уступи хоть ты... О господи, что за напасть!..
- Не надо плакать. Зачем вы плачете? - рассердился Салим. - Боитесь, что есть будет нечего?
- Есть нечего? - передразнил Хасен. - Начинаете задумываться ?
- Не плачьте. Он хотел наказать нас, но просчитался, - успокоил стариков Салим. Он двинулся к выходу. - Я отнесу вещи и вернусь за вами. Вы всегда умели неплохо работать, - не пропадем.
Хасен круто повернулся и ушел к себе.
Салим сдержал свое слово. В тот же вечер он увел стариков в общежитие. Хасен лежал в гостиной и слышал, как они собирались. Он не вышел попрощаться. Жамиля сказала, что он спит. Через некоторое время она, радостная, вошла в комнату.
- Чего тебе? - недовольно хмуря брови, буркнул Хасен.
- Ушли!
- Ушли... - тихо повторил за ней Хасен. - Разозлился я на Салима. Ему-то так и надо... А тех... жалко их...
- По мне, пусть хоть сдохнут! Посмотрим, как он справится. Ни квартиры, ни продуктов. Даже посуды нет! Гол как сокол. - Жамиля победно рассмеялась. -Посмотрим теперь на него!
- Оставь! - отмахнулся Хасен, отчужденно взглянув на нее. - Нашла кому мстить! О господи, как переменилось время. Куда мы идем? Разве мы не были одной семьей? - печально проговорил он.- Чья тут вина?
- Вечно вы переживаете. - Жамиля с беспокойством посмотрела на мужа. - Мы всегда заботились о людях, а кто сейчас вспомнит об этом? Да, вас называли«ак- журек» - «сердобольный», и что? Вон как поступил с нами даже Салим. А ведь мы его на руках носили, вывели в люди.
Слово «сердобольный» Жамиля услышала впервые от аульных аткаминеров и всегда употребляла его с особым удовольствием. Раньше, в ауле, это слово воспринималось супругами как безраздельно принадлежащее только им. В последние годы Хасена никто уже не называл сердобольным, но любимое слово еще жило в их доме. Вернее, доживало свой век.
Хасен поднялся и стал натягивать тужурку.
- Сердобольный... да-а, сердобольный... - тоскливо пробормотал он. - Делай людям добро, а благодарности не жди! Воспользуются твоей добротой и тебя же потом обольют грязью. Так, что ли, получилось у нас, Жамиля?
- Ладно уж, - заметила Жамиля, довольная, что удалось успокоить мужа. - Немало мы прожили на свете.Что сделано, того не вернешь!
Хасен, одевшись, задумался.
- В общем-то, ты права, - сказал он. Голос его звучал уже увереннее, хотя был по-прежнему тих. - Ну что же, раз так получилось, пусть никто из них больше сюда и глаз не кажет, - закончил он, направляясь к выходу.
Закрыл дверь плечом, шагнул во двор.
- Выгнал сам... Наделал дел и терзаюсь... - глухо пробормотал он.
Гора выросла перед ним внезапно. Так внезапно, что показалось, что лицо обдало огнем. Он в смятении приостановился.
- Это правда. Теперь сам мучаюсь... - пробормотал он снова, как будто некто обличающий стоял на его дороге.
Поднял голову, посмотрел на пик. От гранита, покрытого серой тенью, веяло ледяным холодом. Хасену вдруг почудились грозно опущенные брови, лицо в черных трещинах морщин... Откинувшись назад, пик смотрел на него пронзительным взглядом... Глаза в прищур... В двух шагах от него... Хасен испуганно передернул плечами.
- О господи, что за наваждение? - отмахнулся он рукой и быстро зашагал к калитке.
- Вы идете туда, куда собирались? - громкий, грубый голос Жамили донесся до него точь-в-точь как утром, когда он очнулся от кошмарного сна. - А мне что делать?
Хасен остановился, оглянулся по сторонам. И во дворе и на улице никого не было видно, но все же он счел нужным быть осторожным.
Хасен не дослушал жену, толкнул калитку и вышел на улицу.
Аманбай уже сидел у
