Камила - Станислава Радецкая
Вначале мне показалось, что в кабинете никого нет, и я осмотрелась. Половину стены напротив широких окон, выходящих во двор, занимала большая и подробная карта Четверти, склеенная из нескольких листов, и каждый дом на ней был аккуратно подписан: номер, владелец, и мелким почерком внизу краткие примечания о происшествиях — пожары, пропажи, кражи, убийства с датой. Я так увлеклась разглядыванием карты, что забылась и подошла к ней ближе. Кроме большой карты, на шкафу стоял глобус на бронзовой ножке, из шкафа торчали большие свернутые листы, а за казенным столом на стене висела картина с османским щитом, на котором восседал хмурый лев в имперской короне, попирая лапой черный конский хвост и бледный лошадиный череп.
— Интересно? — послышался голос из-за моей спины, и я вздрогнула. Капитан стоял за моей спиной с оловянной стопкой в руке и без стеснения рассматривал меня с головы до ног. В ушах у меня застучало, и я сделала книксен, чтобы не открывать лишний раз рта.
— Ты не боялась так в прошлый раз, — заметил он и подошел ближе. Он по-хозяйски снял с меня чепец, распустив ленты, и бросил его на стол. Я сжалась, потому что не могла ему сопротивляться, как будто вернулась в тот год первой встречи. — Может быть, вино тебе поможет. Пей.
Он дал мне стопку в руки, и я не осмелилась ослушаться. Вино было очень крепким и сладким до приторности, такого мне еще не приходилось пробовать. Старый шрам на лице то и дело притягивал мой взгляд; с последней нашей встречи он точно увеличился в размерах. Капитан постарел и стал еще более хмурым, чем был — теперь бы он точно не стал за мной гнаться по лесам самолично. По-прежнему он напоминал сторожевого пса, попробуй только зазевайся, и он откусит руку. Вблизи он казался еще страшней и неприятней.
Я протянула ему стопку назад, и он взял меня за запястье и притянул к себе. От него пахло приторными духами и притиранием, и запах этот тоже был злым. Капитан без улыбки заглянул мне в лицо, и я вспомнила давнишние слова Аранки о его жестокости. Чепчик упал со стола на пол, и я глубоко вздохнула, повторяя внутри себя слова, которые наказал сказать Йоханнес.
Сказать я ничего не успела. Он поцеловал меня, очень властно, и не останавливался, пока у меня не закружилась голова. Это совсем не было похоже на поцелуи с Иштваном, здесь никто не спрашивал, чего я хочу, и не заботился об этом. По ногам неожиданно прошел холодный ветерок, и капитан стянул с моих плеч платок и наклонился к груди. Он замер, глядя туда, а потом перевел на меня взгляд.
— Что это? — требовательно спросил он и отпустил меня.
— Простите, господин, — залепетала я. Притворяться мне не пришлось, я боялась его до полусмерти. — Я хотела сказать вам сразу… Потому не осмеливалась явиться…
— Это дурная болезнь?
Я очень натурально всхлипнула и кивнула. Он брезгливо взглянул на мою грудь, где в ложбинке виднелся краешек розочки из теста, изображавшей язвочку Венеры. Я боялась, что она расплывется от тепла тела, но та стала лишь натуральней выглядеть. Капитан сунул мне в руки косынку и тщательно вытер руки о кружевной платок.
— Пошла вон, — коротко велел он. — И чтобы я тебя больше не видел.
Я почтительно присела, обрадовавшись, что слухи о его брезгливости были вовсе не преувеличены, и когда он дал мне дорогу, хотела выйти прочь, но остановилась. У дверей стоял новый посетитель и внимательно глядел на меня. Он был одет строго и скромно, очень неброско, и его немолодое лицо было почти гладким, без морщин. Единственное, что привлекло мое внимание, его манжеты. Я видела такие кружева у баронессы, и стоили они как целая деревня с крестьянами, пусть и выглядели достаточно просто.
Я покраснела под его цепким взглядом и закуталась в платок, чтобы скрыть свой обман. Капитан недовольно приподнял бровь.
— Кто вы такой и почему вошли без разрешения?
— Я не знал, что вы заняты, — по-простецки сказал незнакомец, как будто воспитывался где-то на заднем дворе кабака. — В приемной никого не было, и я посчитал, что могу к вам заглянуть. Не думал застать такую амурную картину.
Капитан хмуро взглянул на меня. Я ему мешала и поспешила уйти прочь, чтобы не злить лишний раз.
В приемной я присела на стул отдышаться и только здесь заметила, что напрочь забыла о своем чепчике. Я задумчиво поерзала на неудобном деревянном стуле, размышляя, хватит ли у меня смелости вызволить его, но в этот миг вернулся офицер, который звал меня на прием, и недовольно осведомился, что я здесь делаю? С перепугу я наплела ему, что жду корзинку, которую у меня забрали, и что меня заругают дома, если оставлю ее здесь. Он недоверчиво слушал мою сбивчивую речь, а потом велел ждать здесь и ушел. Не возвращался он долго, и я измочалила себе кончик платка и уже собиралась уйти, когда передо мной поставили мою потрепанную и пустую корзинку. Я наклонилась над ней, и в этот момент дверь комиссарского кабинета отворилась, и на пороге появился давешний незнакомец. В руках он держал мой чепчик.
— Это твое, — коротко сказал он и положил его рядом со мной. Я вскочила и сделала книксен, чтобы поблагодарить его, но незнакомец посмотрел на меня, затем на корзинку, и уголок его рта дернулся, будто он хотел усмехнуться, но не мог.
— Дурная болезнь убежала? Хитро.
Несчастная розочка, должно быть, выпала из моего лифа, пока я неосторожно наклонилась, и я застыла, тревожно посмотрев на дверь. Собеседник поймал мой взгляд и равнодушно заметил:
— Мне это безразлично. Можешь не трястись.