Паулина Гейдж - Дворец грез
Может, надиктовать прошение, которое будет вручено ему лично? Стоило попытаться. Но я не хотела, чтобы писцы гарема знали о моих унизительных попытках. Поэтому я потребовала принести папирус, взяла изысканную дощечку, подаренную мне Гуи много месяцев назад, и, тщательно обдумывая каждое слово, сама написала царю почтительное прошение об аудиенции. Как только мои слова воплотились в черные иероглифы, меня охватил внезапный приступ тоски, я вдруг заскучала по Паари. Вот кому я смело могла бы надиктовать это послание. С ним можно было бы обсудить мое положение, найти понимание и поддержку; хотя я знала, что с тех самых пор, как Гуи прибыл в храм Вепвавета, брат не одобрял моих жизненных устремлений. Закончив, я запечатала свиток, вызвала вестника гарема и попросила его доставить письмо.
Через три дня я получила ответ. Фараон очень занят государственными делами. Он не может посвящать свое время интересам наложницы. Он советовал мне обратиться со своими проблемами к Хранителю дверей. Сообщение было передано мне устно. Выслушивая жестокие слова, я сгорала от стыда и унижения. Итак, Рамзес не хотел меня видеть. Хорошо, тогда я не оставлю ему выбора. Наверняка можно добраться до его покоев в обход стражников. Я не признала поражения.
В конце концов решение оказалось простым. Умащенная, накрашенная, в парике, я снова завернулась в старый шерстяной плащ Дисенк, вышла со двора и направилась по дорожке, что вела к помещениям слуг. Дорожка заканчивалась пыльной земляной площадкой перед рядом келий, там стояли стражники; они едва взглянули на меня: что им за дело до служанки, которая идет с поручением своей госпожи. Никем не замеченная, я повернула направо, потом еще раз направо, прошла в другую калитку и ступила на вымощенный камнем проход к резиденции управителей. По обе стороны от него группами стояли стражники, но мимо них постоянно сновало множество слуг, поэтому меня никто не окликнул.
Я уже была здесь однажды, очень давно, когда приходила сказать Амоннахту, что готова взойти на ложе фараона; несмотря на волнение, я улыбнулась про себя, припомнив свою тогдашнюю решимость и тревогу. Может быть, под коварным влиянием гарема мое тело и изнежилось, но воля была по-прежнему неукротима. Проходя мимо кабинета Хранителя, я глубже надвинула капюшон, чтобы ненароком не заглянуть внутрь. Из кабинета доносилась неторопливая речь — наверное, он диктовал писцу.
Дорожка сделала резкий поворот, и внезапно я оказалась перед еще более широким проходом, с одной стороны засаженным пальмами. По другую сторону возвышался ряд громадных колонн, поддерживавших массивную каменную крышу деловой приемной фараона. Внутри двигались тени, а у подножия каждой колонны стоял на страже воин в полном боевом снаряжении. Я в нерешительности укрылась за кустами: из приемной торопливо вышел писец с кипой свитков и исчез в направлении зала для пиршеств.
Я быстро сбросила плащ, свернула его и положила на землю под пальмой. Пригладив парик с серебряными вплетениями и надев сандалии, которые несла в руках, чтобы их белая кожа и ремешки, украшенные драгоценными камнями, не привлекли внимания, я отважно шагнула вперед. Если Рамзес не занят сегодня государственными делами, я обречена; приближаясь к солдатам, я лихорадочно молилась, чтобы в соответствии с обычным дневным распорядком он сидел за рабочим столом. Я ступала с самоуверенностью, которой на самом деле не испытывала, старательно глядя прямо перед собой. Один из стражников сделал движение остановить меня. Его копье нерешительно дрогнуло. Я улыбнулась ему с беспечным видом, поздоровалась, проплыв между колоннами в манящую прохладу кабинета.
Там было полно людей. На полу, со скрещенными ногами, колено к колену, сидели в ряд четыре писца с дощечками наготове. Управитель в белом одеянии стоял, прислонившись к стене, скрестив руки на груди, другой управитель томился в ожидании рядом. Еще двоих я заметила по обе стороны от стола, за которым сидел фараон, а прямо перед столом возвышалась внушительная фигура смотрителя города, визиря То, закрывавшая фараона. Тончайший лен, скрывавший его тело от подмышек до щиколоток, был отделан золотой бахромой, золотые обручи охватывали руки выше локтя, парик, доходивший до плеч, тоже был украшен золотом. Когда я вошла, он что-то убежденно доказывал фараону, жестикулируя накрашенной рукой.
— …и он, по крайней мере, демонстрирует свою честность, мой повелитель. Иначе я бы его не рекомендовал. Мы должны искать причины в другом. Я подозреваю не ошибку в расчетах, а хищение зерна, но я не могу быть уверенным, пока…
Он почувствовал, что окружающие его больше не слушают, и умолк. Повернувшись, чтобы посмотреть на меня, он открыл моему взгляду фараона.
Рамзес сидел, неуклюже развалившись в кресле, опираясь головой на руку. По тусклому взгляду подведенных глаз и особенному изгибу губ я сразу поняла, что он утомлен. Свободной рукой он перебирал тяжелое нагрудное украшение. Окружающие несколько неуверенно поклонились мне. Визирь То отошел от стола, я шагнула вперед, остановилась перед Рамзесом и опустилась на пол в глубоком ритуальном поклоне.
Прошло некоторое время, прежде чем я услышала глухое: «Поднимись!» — и встала. Во взгляде больше не было тусклости, он напрягся и подался вперед всем телом. Глаза его гневно сверкали.
— Я уже отказал тебе в аудиенции, госпожа Ту! — рявкнул он. — Как тебе удалось пробраться сюда без разрешения — выше моего понимания, и я скажу начальнику дворцовой стражи, что его солдаты никуда не годятся. Я слишком занят, чтобы выслушивать твои жалобы. Выскажи их Амоннахту. Убирайся вон!
Я не сдвинулась с места, сердце глухо колотилось в груди, я старалась встретится с ним глазами, с болью сетуя на присутствие застывших управителей. Я надеялась, что, увидев меня, Рамзес выгонит всех из кабинета и, в гневе или нет, выслушает меня. Тогда я могла бы свободно выговориться, подольститься и убедить его, надуть губки и расплакаться, подойти ближе и прикоснуться к нему так, как я умела, и знала, что он не устоит перед моими руками. Но что я могла сделать при таком количестве людей вокруг? Он никогда не смягчится в присутствии своих министров, и я не смогу соблазнить его. Взглянув ему в лицо, я поняла, что он не выгонит их, потому что нуждается в их молчаливой поддержке. «Очень хорошо, — подумала я. — Я не могу сбросить одежду и обвиться вокруг него, но я ничего не теряю, высказав свое мнение, и я сделаю это».
— Ты не пришел взглянуть на своего сына, Великий Гор, — сказала я. — Ты не пришел навестить меня, женщину, которой открыто признавался в любви. Это обижает меня. Я живу в печали и одиночестве. Ты разорвал наши отношения без предупреждения и отказался удостоить меня своим царственным вниманием. Ты лишил меня всякой надежды.
Он чванливо надул накрашенные губы.
— Если я буду ходить в гарем каждый раз, когда одна из моих наложниц рожает или желает моего тела, у меня не хватит времени на более важные дела! — раздраженно заявил он. — Ты забыла свое место, госпожа Ту. Ты не жена мне. Твои права ограничены привилегиями обитательниц гарема. Согласно условиям соглашения, которое подписал твой отец, я обязан предоставить тебе кров, пищу, одежду и другие необходимые условия существования. Больше ничего. Твой царь обходился с тобой с исключительной добротой, и я боюсь, это повредило твой разум. Я понимаю, как ты страдаешь, поэтому не стану наказывать тебя. Ты свободна.
Я задумчиво смотрела на него. Если я попытаюсь в присутствии его управителей напомнить ему интимные подробности наших отношений, он сразу же прогонит меня. Я не могла поверить, что этот резкий, безразличный человек и есть мой фараон, который сажал на колени и ласкал меня, прижимался ко мне всем телом и запускал руки в мои волосы, засыпая, в темноте шептал мне в ухо страстные бесстыдные слова. «Ты старый лицемер, — с отвращением подумала я. — Как могло случиться, что я почти полюбила тебя? Это все. Все кончилось. Теперь я понимаю, что ты уже никогда не возьмешь меня назад. Я уже ушла для тебя в темную историю гарема, осталась звездой, что промелькнула на твоем небосклоне и погасла незамеченной».
— Полагаю, что я исполнила обязанности наложницы с умением, достойным всяческих похвал, — холодно возразила я, и наградой мне был резкий прилив крови к его щекам. — В конце концов, это была другая сторона заключенного соглашения, не правда ли, Могучий Бык? И ты однозначно признал исключительное качество моих услуг, даровав мне титул и маленькое поместье. — «Осторожнее, — сказала я себе. — Не заходи так далеко». — Ясно, что мой царь не желает больше иметь со мной ничего общего теперь, когда я оказала ему высшую честь, произведя на свет царственного сына, — продолжала я, — но мои чувства подсказывают мне, что исполненное мной заслуживает большей награды, чем золотая безделица, усыпанная лунными камнями. Разве не так?
