Рафаэль Сабатини - Ночи Истории
— Что я мог сделать? Что я мог сделать? — повторял он. — Ордер привезли за минуту до нашего отплытия. Сначала я хотел сказать тебе, но потом убедил себя, что, сделав это, лишь напрасно тебя встревожу, поскольку все равно не смогу предложить никакой помощи.
Сэр Уолтер понял, что это значило.
— Но разве ты не говорил, — спросил он, — что прежде всего ты — мой родственник и только потом вице-адмирал?
— Да, так оно и есть. И хотя, позволив тебе бежать, я потерял бы должность вице-адмирала, стоившую мне шестьсот фунтов, я без колебания сделал бы это. Если бы не Манури, который не сводит глаз с нас обоих. В конце концов он все равно помешал бы нам. Вот почему я полагал, что вряд ли стоит тревожить тебя, коль скоро я все равно не могу предложить никакого выхода.
— У француза есть глотка, а глотку можно перерезать, — заявил прямодушный Кинг.
— Да, можно. Но потом тех, кто это сделает, могут повесить, — отвечал сэр Льюис, продолжая оправдывать свое поведение с такой железной логикой и очевидной искренностью, что сумел убедить сэра Уолтера. Однако Рэйли в не меньшей степени был убежден и в том, что ему угрожает гибель. Он силился что-нибудь придумать и, как всегда в минуты крайней опасности, нашел выход. Основным препятствием был Манури. В свое время он знавал немало шпионов, лишенных всяких нравственных принципов и готовых ради золота на что угодно. И он не встречал среди них ни одного, которого нельзя было бы перекупить. Поэтому в тот же вечер он пожелал остаться наедине с Манури в отведенной ему наверху комнате, где им никто не мог помешать. Не отрывая взгляда от глаз Манури, сэр Уолтер положил на стол сжатый кулак и внезапно разжал его, ослепив француза блеском лежащего в ладони бриллианта.
— Скажите, Манури, за мою выдачу вам заплатили так же много?
Загорелое лицо Манури немного побледнело. Это был смуглый худощавый и стройный человек, отличавшийся резкими чертами лица. Он посмотрел на зловеще улыбающегося сэра Уолтера, затем снова перевел взгляд на бриллиант, который в пламени свечи играл всеми цветами радуги. Довольно точно оценив его стоимость, шпион покачал головой. Он уже оправился от потрясения, вызванного вопросом сэра Уолтера.
— Пожалуй, что наполовину меньше, — признался он без стыда.
— Тогда, быть может, служение мне вы сочтете более выгодным? — спросил сэр Уолтер. — Этот бриллиант — тому порукой.
Глаза шпиона алчно сверкнули. Он облизал губы.
— Но каким образом? — спросил он.
— Буду краток. Я понимаю, что почти угодил в расставленные сети. Мне нужно время для устройства побега, но его уже почти не остается. Вы знаете толк в зельях, как сказал мне мой родственник. Можете ли вы дать мне такое снадобье, которое введет в заблуждение врачей, и они решат, будто я при смерти?
Манури призадумался.
— Наверное… наверное, смогу, — сказал он после короткого молчания.
— И сохранить мне верность за, скажем, два таких камня?
Продажный плут разинул рот от изумления. Это была не просто щедрость, а расточительность. Наконец Манури овладел собой и поклялся все исполнить.
— Вот, возьмите, — сэр Уолтер пододвинул драгоценный камень поближе к французу, который проворно взял его.
— Считайте это задатком. Второй получите, когда мы их околпачим.
Наутро выяснилось, что сэр Уолтер не может продолжать путь. Когда Котерел пришел помочь ему одеться, он увидел, что хозяина непрерывно рвет и шатает, как пьяного. Слуга побежал за сэром Льюисом и, вернувшись к Рэйли, они застали того на четвереньках, грызущим на полу тростниковую циновку. Лицо его приобрело синевато-лиловый оттенок и было перекошено до неузнаваемости, на лбу блестела испарина.
Стакли, очень встревоженный, велел Котерелу вновь уложить хозяина в постель и поставить ему припарки, что и было сделано. Однако и на другой день никакого улучшения не наступило, а на третий дело приняло еще более угрожающий оборот. Кожа на лбу, руках и груди сэра Уолтера воспалилась, покрывшись ужасными багровыми пятнами. Так подействовала совершенно безвредная во всех других отношениях мазь, которую сэр Уолтер получил от французского лекаря.
Увидев кузена обезображенном и неподвижно лежащим на кровати, Стакли пришел в ужас. Вице-адмиралу и прежде доводилось видеть страшные проявления бубонной чумы. Не мог он ошибиться и теперь. Он постарался как можно быстрее удалиться, чтобы не дышать отравленным воздухом комнаты своего родственника, и вызвал врачей, в надежде выслушать их диагноз и предписания. Врачи — их было трое — пришли, но не выказали никакого желания приближаться к больному. Взглянув на него издали, они сразу же сделали вывод, что у несчастного бубонная чума в исключительно заразной форме.
Один из них настолько расхрабрился, что решил проверить пульс метавшегося в бреду больного. Слабость пульса подтвердила диагноз. Более того, рука сэра Уолтера распухла и была холодна. Разумеется лекарю было невдомек, что Рэйли туго обвязал предплечье шнурком от своего кинжала.
Поставив диагноз, врачи удалились, после чего сэр Льюис послал донесение о болезни Тайному совету. Вечером того же дня капитан Кинг, глубоко огорченный известием, пришел проведать своего хозяина. В комнату его впустил Манури, который, как лекарь, ухаживал за больным. К изумлению моряка, он застал сэра Уолтера сидящим на кровати и исследующим при помощи ручного зеркала свое лицо, ужасный вид которого не поддавался описанию. При этом он улыбался как человек, вполне довольный своей наружностью. Никаких признаков лихорадочного безумия не было и в помине. В смеющихся глазах сверкали ум и лукавство.
— А, Кинг! — радостно приветствовал Рэйли капитана. — Пророк Давид изображал безумие, «пуская слюну по бороде своей», чтобы только не попасть в руки врагов. И Брут, и другие знаменитые люди опускались до хитростей.
И хотя сэр Уолтер смеялся, было ясно, что он ищет оправдания своему не очень-то достойному поведению.
— Хитрость, — промолвил пораженный Кинг. — Так это хитрость?
— Да. Преграда на пути моих врагов, которые устрашаются приблизиться ко мне.
Кинг присел у ложа своего господина.
— Лучшей преградой, сэр Уолтер, было бы море, разделяющее Англию и Францию. Стоило вам последовать моему совету, и ноги вашей уже не было бы на этой неблагодарной земле.
— Это упущение еще можно исправить, — сказал сэр Уолтер.
Чувствуя приближение опасности, он вновь и вновь обдумывал слова де Чесни, утверждавшего, что милордам Эранделу и Пемброку ничто не угрожает в случае его побега, и пришел к выводу, что де Чесни был прав, и нарушение слова — не такой уж большой грех при данных обстоятельствах. И вот теперь, когда было уже слишком поздно, Рэйли уступил настояниям капитана Кинга и дал согласие на побег во Францию. Кинг должен был, не теряя времени, заняться поисками корабля. Однако вскоре выяснилось, что нужда в большой спешке отпала, поскольку в Брентфорд пришло распоряжение короля доставить сэра Уолтера в его собственный лондонский дом. Весть принес Стакли, добавив, что видит в этом знак королевского благоволения. Однако сэр Уолтер не обманывался. Он понимал, что истинная причина такого распоряжения заключается в страхе перед бубонной чумой, которую он мог занести в Тауэр.
Итак, путешествие было продолжено, и сэра Уолтера привезли в Лондон, в его собственный дом, где и оставили на попечении любящего друга и родственника. Поскольку Манури сыграл свою роль, и цель была достигнута, сэр Уолтер исполнил свое обещание, пожаловав французу второй бриллиант. На другой день Манури исчез, он был уволен со службы за помощь, оказанную сэру Уолтеру.
Стакли сам сообщил об этом Рэйли. Наш хорошо осведомленный и очень обиженный Стакли, пришедший к сэру Уолтеру, чтобы узнать, чем же он обманул его рыцарское доверие настолько, что кузен стал предпринимать шаги к побегу за его спиной. Неужели сэр Уолтер совсем не верит ему?
Рэйли глубоко задумался. Глядя на тощую лукавую физиономию Стакли, он размышлял о недоверии, которое неизменно испытывал к нему Кинг, вспоминал о постоянной нужде родственника в деньгах, возвращался мысленно к событиям прежних лет, проливавшим истинный свет на поступки и характер вице-адмирала. Наконец он понял, насколько двуличен и лицемерен этот человек. Поэтому сэр Уолтер решил держать себя с ним точно так же, как прежде держался с Манури. Малый корыстолюбив, а значит, продажен. Если он настолько подл, чтобы продать родственника, то его можно перекупить, и тогда он продаст с потрохами тех, кто купил его раньше.
— Нет? нет, — непринужденно бросил сэр Уолтер. — Это не потому, что я не верю тебе, друг мой. Но ты — на службе, и, зная о твоей кристальной честности, я боялся поставить тебя в двойственное положение, посвятив в дела, одно только знание о которых вынудило бы тебя сделать выбор между мной и твоим служебным долгом.