Бен Кейн - Ганнибал. Враг Рима
— Что все это значит? — прищурившись, спросил Сафон.
— Прекратите! — крикнул Ганнон. — Вам должно быть стыдно, обоим. Ганнибал поручил нам дело, не забыли? Так что, будьте добры, давайте им и займемся.
Надувшись, как дети, братья демонстративно стали смотреть по сторонам, а потом и вовсе, храня молчание, разошлись в стороны, каждый к своей фаланге. Ганнон немного подождал и вдруг понял, что первым командовать ему.
— В колонну по шесть, становись! — приказал он. — За мной!
И с удовольствием отметил, что воины мгновенно выполнили приказ. Многим из них явно нравилось происходящее, что добавило в его действия уверенности.
Три фаланги выстроились у брода в свободном строю. Когда они сомкнут ряды, спереди карфагеняне будут представлять собой сплошную стену перекрывающих друг друга щитов, ощетинившуюся лесом копий. Ни один римский всадник в здравом уме не пойдет в атаку на такое препятствие, иначе будет пронзен, как дикий кабан на охоте.
Ганнон расхаживал вперед-назад, подбадривая своих воинов. Он мысленно поблагодарил отца за совет знать в лицо как можно больше людей из своей фаланги. Простая уловка, но ни один воин не смог удержаться от улыбки, когда Ганнон обращался к нему по имени.
Маневр не занял много времени, и вскоре снова потянулись часы ожидания. Но если сначала, при построении, они не чувствовали холода, то теперь, когда оставалось лишь ждать римлян, почувствовали всем телом пронизывающий ветер и холод. С реки дул влажный ветер, пробирая воинов до костей. Позволить им погреться или затянуть песню, чтобы поднять настроение, сейчас было нельзя.
Оставалось лишь ждать.
Постепенно начало светать, но солнце скрывали низко нависающие облака. Единственным признаком жизни были мелкие птицы, иногда пролетавшие меж оголенных осенью ветвей деревьев. Единственным звуком был шум реки за спиной. Потом у Ганнона заурчал живот, и он задумался, не надо ли отдать команду, чтобы воины могли подкрепиться перед атакой. Но прежде чем он успел подойти к братьям и обсудить это, все услышали грохот копыт лошадей, идущих галопом. И все как один уставились на дорогу, ведущую на запад.
Из-за поворота, не обращая внимания на шум, появились двое нумидийцев. Все дружно вдохнули.
— Они идут! — крикнул один из всадников, подъезжая ближе.
— И полтысячи наших братьев у них на хвосте! — радостно крикнул второй.
Ганнон уже едва слышал вторую фразу.
— Ряды сомкнуть! — заорал он. — Копья к бою!
Глава 22
ЛИЦОМ К ЛИЦУ
Квинт надеялся, что беспокойство оставит его, когда они отъедут от Требии. Куда там… Каждый шаг, который делал его конь по занятой врагами земле, казался ему последним, будто он пересек Стикс и двигался вглубь Гадеса. Воодушевление, подогретое вином, испытанное им в палатке отца, растворилось в холодном влажном воздухе. Квинт ничего не говорил, но, глядя по сторонам, убеждался, что он не одинок в своих чувствах. Лица других кавалеристов говорили сами за себя. Многие с омерзением поглядывали на Флакка. Все знали, что именно он ответственен за их опасный поход.
Находясь впереди, Фабриций понятия не имел или просто делал вид, что не знает, что происходит среди воинов. Скорее, второе, подумал Квинт. Эти люди были одни из самых опытных воинов его отряда. И все равно они угрюмы. Почему отец вообще согласился на эту операцию? Квинт выругался. Ответ прост до безобразия. Как будет выглядеть в глазах Публия отказ Фабриция от такого задания? Ужасно. Квинт мрачно поглядел на Флакка. Если бы этот дурак не подал идею консулу, сейчас они были бы в безопасности, на другой стороне реки. Но вскоре гнев сменило чувство вины. Проявив излишнее рвение, он, возможно, подтолкнул отца к тому, чтобы согласиться на эту самоубийственную вылазку. В том, что она именно такой и является, Квинт не сомневался, несмотря на то, что нигде не было и намека на присутствие врагов.
Терпения юноши на долго не хватило. Он подбодрил коня и выехал вперед, поравнявшись с отцом. Флакк ехал там же и даже попытался незаметно подмигнуть Квинту. Но это совершенно не успокоило его. Он тоже перепуган, подумал Квинт. Все понятно.
Фабриций внимательно вглядывался в окружающую местность. По его напряженной спине тоже все было понятно. Квинт сглотнул.
— Может, то была плохая мысль — отправиться в этот патруль, отец? — сказал он, не обращая внимания на изумленного Флакка. — Нас на несколько миль видно.
Фабриций медленно перевел взгляд на Квинта.
— Знаю. Как думаешь, почему я так внимательно смотрю по сторонам?
— Но никого же не видно! — тут же запротестовал Флакк. — Даже птиц!
— Во имя Юпитера, какая разница! — отрезал Фабриций. — Карфагенянам не нужно ничего, кроме одного-единственного внимательного часового. Если в пределах пяти миль отсюда есть нумидийцы, они поскачут за нами в течение дюжины ударов сердца после того, как подымут тревогу!
Флакк вздрогнул.
— Но мы же не можем вернуться с пустыми руками.
— Нет, если не хотим выглядеть дураками или трусами, — мрачно согласился Фабриций.
Несколько мгновений они ехали молча.
— Но ведь должен быть какой-то выход… — неуверенно пробормотал Флакк.
Квинт со стыдом понял, что эти слова заронили в нем надежду.
Фабриций резко и зло усмехнулся:
— Теперь тебе эта идея не кажется столь блестящей, как сначала, не так ли?
— Ты сомневаешься в моей отваге? — спросил Флакк, возмущенно глядя на него.
— Не в отваге, — рыкнул Фабриций. — А в способности оценить ситуацию. Ты еще не понял, насколько смертоносна кавалерия Ганнибала? Если мы сейчас с ними столкнемся, то все окажемся в гостях у Гадеса.
— Ведь не все же так плохо, а? — вместо того чтобы возмутиться, опять повторил свой вопрос Флакк.
— Мне следовало отказаться от этой операции, вне зависимости от того, как это будет выглядеть в глазах Публия. И позволить тебе ее возглавить. Не говоря уже о том, что я не знаю тех, кто согласился бы с тобой отправиться.
Флакк погрузился в мрачное молчание.
После гневной отповеди отца Квинт не мог поверить, что отец позволил себе так выйти из себя, да к тому же отчитывать Флакка у него на глазах.
Но прошло совсем немного времени, и Фабрицию удалось взять себя в руки и спокойно продолжить беседу.
— И что? У тебя опять появилась очередная блестящая идея? Говори уж теперь.
— Мы можем сообщить, что вражеской кавалерии столько, что мы не смогли далеко уйти от Требии, — с виноватым видом произнес Флакк. — Это не трусость, а желание избежать позорного поражения. Кто нас в таком случае может осудить? Твои кавалеристы вряд ли станут о таком болтать, а других дураков ездить за реку наверняка не найдется.
— Твоя способность хитрить меня всегда поражала, — проворчал Фабриций.
— Я… — замялся Флакк.
— Но ты прав. Лучше спасти жизнь тридцати воинам, воспользовавшись твоим планом, чем потерять их из-за глупой гордости. Немедленно поворачиваем назад.
Фабриций дернул поводья, останавливая коня, и повернулся, чтобы отдать приказ остальным.
Из Квинта будто вытащили железный стержень, и он смог спокойно вздохнуть. Но охватившее его облегчение продлилось не дольше удара сердца. Вдалеке послышался хорошо узнаваемый стук копыт.
Все воины турмы оглянулись назад.
В четверти мили от них из рощи волной выкатывались всадники.
— Нумидийцы! — заорал Фабриций. — Кругом! В галоп, спасайтесь!
Этот приказ не нужно было повторять дважды.
Стараясь не впасть в панику, Квинт последовал примеру остальных. У него еще оставалась надежда. Возможно, враги рановато выскочили из засады. Пока еще римляне были уверены, что они успеют достичь Требии раньше, чем их нагонят всадники Ганнибала.
Но вскоре стало ясно, что до реки они не доберутся. Нумидийцы были миниатюрнее воинов Фабриция, к тому же их кони двигались быстрее. А еще они действовали по плану. Одни продолжили преследовать римлян напрямую, в южном направлении, а другие рассыпались в стороны, чтобы затем пройти вдоль Требии и отрезать путь к отступлению. Римлянам пришлось скакать на север. К броду. Другого выхода не было. Это единственный брод на несколько миль в обе стороны.
— Держитесь впереди! — крикнул Фабриций Квинту и Флакку. — Не останавливаться ни перед чем!
Флакк подчинился приказу без разговоров, но Квинт немного сдержал коня.
— А как же ты?
— Я поеду замыкающим, чтобы отступление не превратилось в бегство, — отрезал Фабриций. — Вперед!
Его стальной взгляд ясно дал понять Квинту, что спорить бесполезно.
Сдерживая слезы, юноша пустил коня в карьер. Вскоре он оторвался от остальных кавалеристов. Никогда еще Квинт не был так благодарен отцу за совет. Тот настоял, чтобы он выбрал себе самого лучшего коня. Но юноша чувствовал и стыд. Он не хотел умирать, словно заяц, загнанный стаей псов. Эта мрачная мысль грозила поглотить его целиком, но Квинт все еще пытался сопротивляться. Он наклонился вперед, прижимаясь к конской шее, и постарался сосредоточиться лишь на одном — ему надо остаться в живых. А если им повезет, то и кому-нибудь еще это удастся.
