Бен Кейн - Ганнибал. Враг Рима
— У нас есть приказ, — жестко бросил юноша. — Но тебя и твоего отца мы отпускаем.
Он дал отрывистую команду, и фаланга позади него расступилась, открывая проход к броду.
Квинта осенила идея.
— Тут еще один член нашей семьи.
— Кто? — спросил Ганнон, глядя на него с подозрением.
Квинт показал на Флакка.
— Он обручен с Аврелией. Пощади и его.
Ганнон метнул быстрый взгляд на Флакка, с запозданием узнав его, и гневно раздул ноздри.
— Если они еще не женаты, он не член семьи.
— Ты же не лишишь Аврелию мужа, правда? — с надеждой взмолился Квинт.
Ганнон с удивлением понял, что его охватило негодование.
— Ты слишком многого просишь, — сквозь зубы прошипел он.
— Тем не менее я прошу, — продолжал настаивать Квинт, пытаясь не отвести взгляда от гневного лица бывшего друга.
Ганнон подошел ближе к Флакку. По правде, ему вовсе не хотелось отказывать в одолжении другу и навеки разрывать дружбу, но он был уверен, что этот самодовольный римлянин был врагом.
И тут, к его изумлению, Флакк смачно плюнул ему под ноги.
Ганнона охватила ярость, и его рука упала на рукоять меча. Но прежде, чем он успел его выхватить, подскочил Сафон, крепко сжимая в руках копье. Не говоря ни слова, он вонзил наконечник копья в живот Флакку, ниже нагрудника, и тут же выдернул. Римлянин с воплем упал на землю, а Сафон резко обернулся к Ганнону и наставил на него окровавленное копье.
— Мы здесь не для того, чтобы водить дружбу с этими шлюхиными детьми! — рявкнул он. — Ты и Бостар и так пошли против меня, отпуская двоих, но больше никто из римлян не покинет это место живым!
Ганнон мрачно махнул рукой в сторону брода.
— Уходите.
Квинт беспомощно поглядел на Флакка, который лежал на земле, прижав руки к ране. Меж его пальцев струилась кровь, очень много крови. Мы не можем оставить беднягу так просто умирать, подумал Квинт. Но можем ли мы сделать что-то еще?
Фабриций взял дело в свои руки.
— Да встретитесь вы в Элизиуме, — тихо сказал он кавалеристам. — Я сообщу твоей семье, что ты умер достойно, — добавил он, обращаясь к Флакку, и, более не оглядываясь, тронул коня пятками и поехал к реке. — Давай же! — прошипел он, обращаясь к Квинту.
Думая, что же сказать на прощание, юноша в последний раз взглянул на Ганнона. Карфагенянин демонстративно смотрел сквозь него. Прощания не будет. Стиснув зубы, Квинт двинулся следом за отцом. А за его спиной волной накатывали предсмертные хрипы римлян и радостные вопли ливийцев.
Отец и сын беспрепятственно доехали до реки и вошли в воду.
Лишь когда они оказались на противоположном берегу, то окончательно осознали, что спаслись.
Квинт протяжно, с дрожью, выдохнул. «Пусть я больше никогда не встречусь с Ганноном!» — взмолился он. Его бывший друг точно убьет его, в этом не было никаких сомнений. И тут же понял, что сам сделает то же самое. Сердце сжало холодом и болью, и он оглянулся. Ливийцы уже маршировали прочь, оставив после себя на берегу скрюченные тела римлян. Стыд охватил Квинта с новой силой. Каждый из них заслуживает того, чтобы его сожгли на погребальном костре.
— Может, сможем завтра попытаться забрать тела, — пробормотал он.
— Должны попытаться, иначе я не смогу смотреть в глаза Аврелии, — ответил ему отец. «А как только проклятые заимодавцы узнают, что Флакк мертв, то тут же накинутся на меня», — подумал он и взглянул на сына. — Это я во всем виноват. Флакк и тридцать отличных кавалеристов мертвы только потому, что я согласился возглавить этот проклятый патруль. Мне надо было отказаться.
— Не в твоей власти, отец, принимать такие тактические решения, — с горячностью возразил Квинт. — Если бы ты так поступил, Публий вполне мог разжаловать тебя в рядовые, если не хуже.
Фабриций с благодарностью поглядел на Квинта.
— Я жив только благодаря тебе. Выходит, решение помочь карфагенянину бежать и дать ему вольную было правильным. Я обязан тебе жизнью.
Квинт печально кивнул. Может, его дружба с Ганноном и спасла их от смерти, но он не хотел, чтобы она окончилась именно так. Впрочем, уже ничего не изменить. Квинт собрался с духом. Теперь Ганнон — один из врагов.
Фабриций прямиком поскакал к лагерю, а добравшись до него, сразу же направился к шатру консула. Спрыгнув с коня, он бросил поводья одному из часовых и пошел к входу. Квинт грустно глядел на него, не спешиваясь. Публию нет нужды говорить с рядовым кавалеристом, таким как он.
Отец остановился у полога палатки.
— Ну?
— Хочешь, чтобы и я был с тобой?
Фабриций рассмеялся:
— Еще бы. Ведь ты единственная причина того, что мы до сих пор дышим. И Публий точно захочет узнать почему.
Воспряв духом, Квинт спрыгнул с коня и присоединился к отцу. Часовые у полога шатра — четверо дюжих триариев, ветеранов, в отполированных до зеркального блеска шлемах с навершиями и бронзовых нагрудниках — стали по стойке смирно, когда они прошли мимо них. Квинту распирало грудь от гордости. Сейчас он наконец будет говорить с консулом! До сих пор его общение с Публием ограничивалось стоянием по стойке смирно и подобающим ответом на приветствие.
Младший командир спешно повел их через внутренние отделения шатра, и наконец они оказались в последнем. Пол был покрыт коврами, по углам стояли бронзовые светильники, стол был завален пергаментами, гусиными перьями и искусными чернильницами. Вокруг него были обитые железом сундуки. По краям — несколько роскошных лож, на самом большом из которых возлежал Публий. Его лицо все еще было нездорового серого цвета, а раненая нога была перевязана толстой повязкой. Его сын находился рядом, заботливо поглядывая на отца и читая наполовину развернутый свиток. Фабриций и Квинт приблизились и отдали честь, как только Публий открыл глаза.
— Приветствую, Фабриций, — тихо произнес он. — Это твой сын?
— Да, командир.
— Еще раз, как его зовут?
— Квинт, командир.
— А, да. Значит, вы вернулись из патруля. Все прошло успешно?
— Нет, командир, — жестко доложил Фабриций. — На самом деле совсем наоборот. Мы не смогли даже близко подобраться к лагерю карфагенян, как наткнулись на засаду. Силы врага многократно превосходили наши, командир. Они преследовали нас до самого берега реки, а там поджидал большой отряд копейщиков. — Фабриций кивнул в сторону сына. — Остались в живых только я и мой сын.
— Понимаю, — ответил Публий, постукивая пальцами по краю ложа. — Как же получилось, что вас не убили?
Фабриций бесстрашно встретил пронизывающий взгляд консула.
— Потому, что со мной был Квинт.
Публий с удивлением уставился на Фабриция:
— Объясни.
Когда отец толкнул его в бок, юноша принялся рассказывать о том, как его узнал бывший раб их семьи, с которым он был дружен. Едва не упал в обморок, когда пришло время открыть обстоятельства освобождения Ганнона, но, ободренный кивком Публия, рассказал все.
— Невероятная история, — признал консул. — Боги были к вам очень милостивы.
— Да, командир! — пылко ответил Квинт.
Публий поглядел на своего сына.
— Не ты один, оказывается, в состоянии спасти отца, — пошутил он.
Младший Публий густо покраснел.
Лицо консула сделалось серьезным.
— Значит, уничтожена целая турма кавалеристов, а мы знаем о диспозиции Ганнибала не больше, чем вчера.
— Это так, командир, — признал Фабриций.
— Я не вижу смысла снова посылать патрули за Требию. Их может постичь та же участь, а у нас и так кавалерии немного, — сообщил Публий, в задумчивости прижал палец к губам и сокрушенно покачал головой. — Наша главная цель сейчас — перекрыть путь на юг, и этого мы уже достигли. Карфагеняне не станут атаковать нас здесь, из-за неровной местности. Ничего не изменилось. Будем ждать Лонга.
— Да, командир, — тут же поддержал консула Фабриций.
— Очень хорошо. Можете идти, — разрешил Публий, махнув рукой.
Отец с сыном тихо вышли.
Квинт сдерживал свое разочарование до тех пор, пока они не отошли от шатра консула на достаточное расстояние.
— Почему Публий ничего не предпримет? — яростно прошептал он.
— Ты хочешь отомстить за то, что случилось у брода, да? — сухо улыбнувшись, спросил Фабриций. — Я тоже. — Он наклонился к уху Квинта. — Я уверен, что Публий обязательно выступил бы снова против Ганнибала, если бы он не был… так тяжело ранен. Безусловно, он никогда не сознается в этом таким, как мы. Пока что нам придется с этим смириться.
— А станет ли Лонг сражаться с Ганнибалом?
— Я бы сказал, что да, — с ухмылкой ответил отец. — Победа еще до окончания года показала бы местным племенам, что Ганнибал уязвим. И снизила бы количество воинов, собирающихся присоединиться к нему. Намного лучше было бы нанести ему поражение сейчас, чем откладывать это до весны.