Житие маррана - Маркос Агинис

— Выходит, губернатор включил тебя в кружок избранных? — спросил Родригес, проводя ногтем по лезвию ножа. — Благодарный пациент. Но будь осторожен.

— Почему?

— Амбиции, друг мой, амбиции. Для него все средства хороши, лишь бы пробиться к власти.

— Так он уже пробился.

— Подумаешь, временный губернатор. Просто «губернатор» звучит куда привлекательнее. А там и до вице-короля недалеко.

— Дон Кристобаль прекрасно образован и любит общаться с культурными людьми. — Я взял с блюда ломтик сыра. — Он производит впечатление человека открытого, как говорится, душа нараспашку. Так что, думаю, ты ошибаешься.

— Вот как? Нараспашку, значит… — Цирюльник разлил по кружкам вино.

— Ну да. Рассказал нам о своем новом указе и вполне искренне предрек ему провал.

— Это ни для кого не секрет. Но держу пари, что о делишках иного толка этот скопидом не обмолвился ни словом.

— Скопидом?

— Еще какой! Городской-то казны ему не жалко: построил огромную дамбу и множество зданий, на которых сам же и наживается. А из собственного кармана не даст ни гроша. Даже епископ не может вытрясти из него церковную десятину. На кого его преосвященство намекал, когда говорил о «грешниках, управляющих нами»? На губернатора, разумеется.

— А дон Кристобаль как отреагировал?

— Сделал вид, что это не имеет к нему никакого отношения. Только на богослужения с некоторых пор начал опаздывать. Назло, конечно, но всегда под благовидными предлогами. Хотя епископа не так раздражает губернаторская скупость, как его талант взяточника. Деньги гребет пригоршнями, а с церковью не делится.

— Надо же, никогда бы не подумал.

— О, тут дон Кристобаль не знает себе равных. Набил руку, еще когда служил в суде. Люди ему подношения, а он им за это услуги.

— Не может быть! Ведь губернатор сам выступал за суровые наказания для тех, кто пытается подкупить власть имущих.

— И в этом он весь. Одно на языке, другое на уме. Задаром и пальцем не шевельнет, вот и приходится людям раскошеливаться.

— А что еще о нем говорят?

— Что, когда дону Кристобалю приносят взятку, он и ухом не ведет. Делает вид, будто совершенно ни при чем. Но денежки падают в его бездонный карман и, если подношение достаточно щедрое, дело как бы само собой сдвигается с мертвой точки.

— Да, досадно.

— Ты разочарован? — Родригес подлил в кружки вина.

— Разумеется.

— Да ладно тебе, Франсиско. В Лиме небось и того хуже.

— Может быть. Но там я в высоких кругах не вращался.

— Понятно. Здесь правит без пяти минут губернатор, а в столице — вице-король. Все равно своя рука владыка. Неподкупность нынче почитается за глупость. В нашем развращенном обществе честный человек — не предмет для подражания, а докучливая собака на сене: и сам не ам, и другим не дам.

— Да, нет в мире совершенства…

— Давай-ка поговорим о чем-нибудь более приятном. Удалось повидать губернаторскую дочку?

— Так, издали.

— Издали! Жениться тебе надо, вот что. Чаще будешь улыбаться.

— До всего-то тебе есть дело, сплетник ты эдакий! — Я легонько щелкнул его по носу. — Неизвестно, захочет ли она за меня пойти.

— Еще как захочет! — Цирюльник сдержанно рыгнул. — А если заартачится, так папаша заставит.

— С какой это стати?

— Сам посуди. — Он подвинул к себе подсвечник. — Во-первых, Исабель Отаньес не родная дочь дону Кристобалю, что, с одной стороны, хорошо, а с другой — плохо. Хорошо потому, что скупость отчима красотка явно не унаследовала. А плохо потому, что и денег она тоже не получит. И женишься ты на бесприданнице.

— Это не имеет ровным счетом никакого значения.

— Непростительное легкомыслие! Но дону Кристобалю оно на руку. Как раз такой зять ему и нужен. Почему? Во-первых, сэкономит на лечении. А во-вторых, хороший врач как член семьи может принести и пользу иного рода.

— Какую же?

— Будь я на твоем месте, — цирюльник ухмыльнулся, — непременно передавал бы тестю все городские толки и пересуды. Через меня губернатор бы намекал, как лучше ему потрафить, чтобы дельце выгорело, и косвенно влиял бы и на королевских чинуш, и на церковников.

— Знаешь, это уже не смешно. Это просто нелепо.

— И помяни мое слово: когда речь зайдет о приданом, он непременно постарается обвести тебя вокруг пальца.

— Да что там приданое! Сначала надо руки попросить.

— Считай, что уже не только попросил, но и получил.

♦ ♦ ♦

Алонсо де Альмейда, квалификатор инквизиции, задумчиво смотрит на обвиняемого. В грязном, заросшем космами человеке трудно узнать врача, который когда-то пользовался уважением в знатных семействах. Франсиско Мальдонадо да Сильву ценили за учтивость и широкую образованность. Но, видимо, избыток знаний и особенно чтение крамольных еретических произведений помутили его рассудок. Пока не поздно, надо открыть несчастному глаза, показать, как глубоко он заблуждается.

Опыта инквизитору не занимать. Дабы вразумить грешника, следует сразу взять самый суровый тон, начать с укоров и обличений. Алонсо де Альмейда готовится обрушить на арестанта беспощадную отповедь. Он велит закрыть дверь камеры, устремляет на Франсиско пристальный взгляд и произносит первую фразу.

97

Поскольку дона Кристобаля иногда беспокоила боль в груди, я регулярно его осматривал. Однажды после очередного осмотра он пригласил меня отведать вина, присланного неким энкомендеро. Мы уселись в кресла напротив друг друга. Чернокожая служанка поставила на стол из орехового дерева тяжелый керамический кувшин и два бокала из толстого стекла.

— Доктор, меня предали, — без всяких предисловий сказал губернатор.

Я изумленно посмотрел на него.

— Не будете ли вы добры наполнить бокалы? — попросил хозяин. — Ужасный удар заставляет искать утешения в вине.

Я откупорил изящный кувшин, и по комнате разнесся восхитительный аромат.

— Иезуиты подговорили вице-короля назначить губернатором какого-то восьмидесятилетнего старикашку, настоящее посмешище.

— Как же так! Ведь в Сантьяго все активно поддерживали именно вашу кандидатуру.

— Да. — Дон Кристобаль принял из моих рук бокал, посмотрел на свет, с наслаждением вдохнул терпкий запах. — За меня горой стояли городские советы Сантьяго, Консепсьона и Чильяна, военные, настоятели францисканцев, мерседариев, доминиканцев и августинцев, даже наш вспыльчивый епископ. Но все напрасно.

— Невероятно… В чем же причина?

— А причина, друг мой, очевидна: Луис де Вальдивия[70] и его Общество Иисуса сильнее самых достойных мужей, его воля сильнее голоса разума.

Мы отпили вина. Оно действительно было выше всяких похвал.

— Отличный подарок сделал мне этот энкомендеро, — улыбнулся дон Кристобаль. — Надо же, каков хитрец: теперь потребует от меня ответных услуг.

Мой пристальный взгляд заставил его сменить тему.

— Знаете, чего хочет вице-король? — спросил дон Кристобаль и почесал нос. —