Степан Злобин - Степан Разин (Книга 1)
– Здравствуй, боярин Иван Семенович! Здоровы, донские! – приветствовал он, словно не было разницы в чести между воеводой и казаками.
– Здоров, голова! – отозвался Разин, по ратной одежде приняв его за стрелецкого голову.
– Не голова князь Семен Иванович, а воеводский товарищ! – поправил Разина Прозоровский.
– Прости, князь, не ведал тебя в обличье! – сказал Степан, только тут заметив на поясе Львова свою, дареную, саблю и перстень на его пальце. – Стало, я от тебя получил государеву грамоту с милостью. Спасибо за добрую весть.
– Государю спасибо за доброе сердце! – ответил стольник. – Богаты дары, – добавил он.
– Дары хороши, и бунчук атаманский хорош – все ладно! – по-прежнему строго перебил Прозоровский стольника. – Да волен ты, атаман, все дары и вместе со бунчуком со своим унести из палаты назад!..
– Не по-русски, боярин и воевода, дареное уносить! – вставил Разин.
– Ну, как хошь... А ты, без окольных речей, дело сказывай мне: сколько пушек привез? – не смягчившись, по-прежнему резко спросил боярин, который решил, что он возьмет Разина в руки, заставит его покориться.
– Пять медных да десять железных, – ответил Разин.
– Не балуй! Лазутчики есть и у нас. Мыслишь, пушек твоих не считали?.. В государевой грамоте писано как? Все пушки у нас покинуть. Дале – ясырь. Ты мне три десятка привел персиянцев на смех?! Как в грамоте писано, князь Семен?
– Писано, чтобы раздору между державами не чинить, весь ясырь воротил бы, – ответил Львов.
– Слыхал, атаман?! – подхватил Прозоровский. – Ясырь давай до конца, сколько есть. Волжские да морские струги вороти, пушки все привези на площадь – тогда и к хозяйкам в станицы идите.
– Помилуй, боярин-воевода, обида нам будет! – со всем простодушием, какое умел представить, воскликнул Разин.
– Ясырь не отдашь, не отдашь все струги да пушки – и путь тебе на Дон закрыт, – не слушая, подтвердил еще раз Прозоровский. – Дары дарами, а пушки – те по себе.
– Перво – струги, – возразил Степан, внезапно приняв вид расчетливого купца, пригнув один палец. – Без стругов нам не пешим по Волге идти. Доплывем до Царицына, тут и струги оставим – по суше на Дон не потянем. Другое – ясырь, – продолжал атаман, заложив другой палец. – Казаки его с бою брали. Богатые кизилбашцы у нас в полону. Купцы есть, есть два воеводы да княжна персиянская молодая. За тот ясырь казацкая кровь пролита, а я, атаман, тому ясырю не хозяин. Мы за них своих казаков возьмем в выкуп. Нельзя казаков беднить ясырем... Третье – пушки. Сколь можем пушек отдать, и столь отдаем, а как нам идти без пушек степями? Нападут татары, пограбят...
– Как хошь, атаман, а разбойников с пушками я по Руси гулять не пущу, – решительно оборвал Прозоровский.
Разин озлился. Купеческий тон его отлетел, словно не был.
– Нас и шах не хотел-то пустить гулять по Персиде! – окрысился Разин, но вдруг усмехнулся. – А мы умолять тебя станем, боярин. Мыслю, не так-то ты жесток сердцем!
– Дерзок, казак! – легко остановил Прозоровский. – Выше своей головы ладишь мыслить! А ты знай да помни одно: нерушимо царское слово! Надумаешь все, как государь указал, отдать, то пойдешь на Дон, а нет – погости у нас: Астрахань – город славный!
– Ин погостим! – с нарочитой беспечностью ответил Степан. – Нам тоже город по нраву, да чаяли, что воевода не схочет простым казакам дать в городе пристань... А нам-то что! Чем не житье? На Волге шатры раскинем... Прощайте покуда, бояре! – коротко оборвал Степан, выходя из палаты.
Есаулы шумно потянулись за ним. На площади народ встретил их криками радости.
Степан не успел пересечь площадь, как воеводский посланец – стрелец догнал его.
– Воевода Семен Иваныч князь, Львов зовет тебя, Степан Тимофеич, ужо хлеба-соли откушать, – с поклоном сказал стрелец.
– Чегой-то идти медведю на псарню?! – громко заметил Сергей Кривой. – Не дорого и возьмут воеводы его извести отравой! Скажи там своим...
– Скажи – приду! Пироги бы пекли, – коротко бросил Степан, перебив Кривого.
– Тимофеич, неужто польстишься на воеводский харч? Сам шею в петлю? – воскликнул Наумов. – Не пустят тебя казаки!
Степан засмеялся.
– Али худ головой воевода и силы такой не видит? – спросил он, указав на многотысячную толпу астраханцев. – Хоть дорого ценят бояре казачью башку, а своя на плечах-то им все же милей!
Народ провожал Степана от Приказной палаты назад на струги. В толпе кричали ему здравье.
Разин останавливался на пути, расспрашивая астраханцев об их нуждах, а его есаулы, по щедрости и от сердца, раздавали деньги тем из толпы, кто был больше оборван и изможден.
Разинцы жадно вызнавали у горожан, что творится в родной земле, в которой не были они больше года.
Наумов, не слушая возражений Степана и видя, что он пойдет к воеводе «отведывать хлеба-соли», подтолкнул Сергея Кривого, И вот тихомолком от Разина, говоря с астраханцами, Кривой и Наумов их зазывали:
– Ваш воевода Степана Тимофеича звал на ужин, а батька не хочет без вас. Валите вы все во двор к воеводе...
– Не смеем мы к воеводе, честной есаул! – возразил посадский бедняк.
– Кто больше-то: воевода аль ваш атаман? – спросил Наумов.
– Воеводы по всем городам, а Степан Тимофеич один на всю Русь! – бойко крикнул мальчишеский голос.
Наумов засмеялся.
– Иди-ка сюда, – поманил он мальчишку.
Босоногий веселый курносый парнишка лет тринадцати вылез вперед.
– Ты чей? – спросил есаул.
– Звонаря от Миколы, Федька, – готовно ответил курносый.
– Звонить-то любишь?
– А то! В пасху с утра и до ночи!
– Красным-то звоном! Я тоже, бывало, любил, когда был босоногим, – сказал есаул. – Так, слышь-ка, Федюнька, беги по торгам, по церквам, к кабакам – повсюду звони, зови народ: мол, Степан Тимофеич велел приходить к воеводе Львову, его хлеба-соли покушать...
– И я побегу! – подхватил второй парнишка, вынырнув из толпы.
– Что ж, и ты беги тоже.
– С дубьем? – неожиданно спросил Федька.
– Чегой-то – с дубьем? – переспросил Наумов.
– К воеводскому дому с дубьем идти хлеба-соли откушать?
– А ты прыток, Федюнька! – заметил, смеясь, Еремеев. – Нет, с дубьем ныне рано...
– И то, я гляжу, с дубьем бы – к тому воеводе, с большой бородищей! – сказал второй паренек.
– К Прозоровскому, – подсказали в толпе.
Мальчишка кивнул.
– Ага, вот к нему бы, к тому, и с дубьем. А Львов Семен – только бражник, не злой...
– Ну, гайда! – послал Наумов.
Мальчишки помчались.
Возле разинского каравана, у волжской пристани, толпа не рассеивалась до самого вечера. Иные из астраханцев успели побывать на казачьих стругах и от того почитали себя счастливыми. Догадливые бежали в кабаки и тащили вино на струги. За услуги разинцы кидали им пригоршни серебра. Сюда волокли поросят, барашков, гусей, катили пиво, бузу...
Воеводский гость
Двое казачьих есаулов постучались в двери воеводского товарища. Отставной стрелец без одной руки, бывший у Львова вместо дворецкого, отпер сени.
– Спрошает наш атаман, каким обычаем станет его принимать воевода. Чести бы не уронить атаманской.
– Не с указкой ли вы ко князю, как гостей принимать! У нас всякие гости бывают, и всем по чинам дается, – сказал старик.
– Степан Тимофеич не «всякий» гость, а большой атаман. Сколь городов воевал у шаха! – сказал кривой есаул. – Мы за честь его встанем, коль князь твой его обидит.
– А, полно брехать-то, казак! – возразил стрелец. – Кто кого в гости кличет, пошто же бесчестить?! Не басурман наш-то князь – православный! Я в сечах с ним был и его обычаи знаю... Кто гостя бесчестит – сам чести не имеет...
Есаулы ушли.
Степан Тимофеевич на коне подъехал к дому Львова. Стольник встретил его на крыльце, повитался с ним за руку и повел в столовую горницу.
Как вдруг перед окнами загудела толпа.
– Кто там? Что за народ? – обратясь к дворецкому, спросил воевода и, не дожидаясь ответа, распахнул окно на улицу.
Ватага в сто человек казаков да еще сот в пять астраханской голытьбы запрудила неширокую улочку.
– Здрав будь, атаман Степан Тимофеич!
– Здрав будь, князь воевода Семен Иваныч! – раздались крики в толпе, когда их увидели вместе.
– Тереша! – позвал воевода дворецкого, быстро закрыв окно. – Вели во двор выкатить бочку вина. Будет мало – прибавишь. Да бычка пожирнее на вертел, да штук пять барашков... А то и десять... Коль гости пришли – угощай!.. Зря ты не веришь мне, атаман, – сказал князь, когда скрылся безрукий дворецкий. – Позвал я тебя для душевной беседы, ан ты привел с собой целое войско...
Разин мигом понял, что это забота его есаулов.
– Не гневись, князь Семен Иваныч! И все-то бояре с мужиками душевно беседуют, да от вашей душевности нам, простым мужикам, всегда лихо! – сказал Степан.
– Ты не мужик, Степан Тимофеич, а воин великий! – возразил воевода. – Да и с тобой мы стары знакомцы. Не помнишь меня? С панами мы с тобой вместе бились, и ты меня, молодого сотника, в бою выручал. А я признал тебя сразу.
