Охота на Церковь - Наталья Валерьевна Иртенина
Догадка пришла внезапно. Невесть откуда вылезла до нелепости странная мысль: вместо него взяли Женю. Вот почему не удался побег. Потому что письмо вернулось непрочитанным.
Это было невозможно, страшно несуразно. Так не могло быть. Так нельзя, нелогично думать. Но… это казалось правдой.
12
В помещении царил бедлам. По полу были раскиданы машинописные листы и гранки, сброшенные сквозняком из открытой форточки. Валялся опрокинутый стул. Раззявил дверцу шкаф, выпятив нутро: всевозможные папки, скоросшиватели и просто горы бумаг. На зеленом абажуре настольной лампы висел картуз. Посреди разложенных на столе газет стояла почти приконченная бутылка водки и блюдце с кружками вареной колбасы. В кресле за столом развалился пьяный главред Кочетов в раздернутом на груди френче.
– Ты как сюда проник? – икнув, осведомился он. – Я сказал, никого ко мне… Я занят!
– Просто вошел. – Морозов пожал плечами, озираясь. – Секретарши нет на месте, Валентин Михайлович.
– Что, уже?! – По лицу Кочетова пробежал испуг.
– Уже – что? – переспросил Морозов.
– Крысы побежали!.. Корабль дал течь… Капитана смыло за борт… Или скоро смоет… А ты почему тут? Ты что, не крыса? Не боишься?
Кочетов попытался встать, но безуспешно. Погрозил Морозову пальцем. Тот собрал с пола листы и положил на стол.
– Да что случилось, Валентин Михалыч?
– Не знаешь? – удивился главред. Он пошарил руками по столу, выдернул газетный лист с первой полосой «Правды». – На, читай. Второй столбец.
Морозов в недоумении прочел заголовок передовицы – «Районная печать и выборы в Верховный Совет СССР». Второй столбец начинался с жирного пятна от колбасы. «…Вот, например, “Муромский рабочий” – большая ежедневная районная газета Муромского района Горьковской области. Совсем недавно в статье о подготовке к выборам газета сообщила, что по району насчитывается три тысячи неграмотных и из-за своей неграмотности они будут лишены права участвовать в выборах. Тем самым редакция газеты чудовищно извратила одно из основных положений советской Конституции. Одним росчерком пера она установила образовательный ценз и объявила антисоветское по духу лишение трех тысяч граждан избирательных прав. Не ясно ли, что поведение главного редактора газеты В. Кочетова безответственно, а положение самой газеты – неблагополучно…»
– В райком вызывали, – откровенничал во хмелю проштрафившийся главред. – Дали три дня на решение вопроса. А не решу – снимут с работы. Дальше – сам знаешь, что будет…
– Что?
– Дураком не прикидывайся. – Кочетов остро зыркнул на него, затем открыл ящик стола. Извлек маузер времен Гражданской войны. – Живым не дамся. В троцкисты не пойду… Что делать, Коля? – Лицо главреда поплыло, жалобно сморщилось.
– Ну… напечатайте опровержение, Валентин Михалыч. – Морозов поднял стул и сел.
– Нельзя, Коля. Нельзя, – паниковал Кочетов, телесно оставаясь совершенно расслабленным. – Как неграмотные будут голосовать в тайных выборах? Это значит… значит признать, что их руками будут водить другие, грамотные. А вдруг на избирательных участках окажутся враги?
Даже пьяный, Кочетов не терял хватку многоопытного советского функционера, наторевшего в изобличении и предвидении вражеских вылазок. Но и на старуху бывает проруха. Положение его было незавидным.
– А вы объявите через газету соцсоревнование школ с шефством над неграмотными, – осенило Морозова. – Пускай школьники обучают их азбуке.
– До выборов два месяца, – недоверчиво смотрел Кочетов, начав трезветь. – У нас все неграмотные – старики и старухи, да темные бабы. Если за всю жизнь не выучились, куда им за два месяца.
– А вам что важнее, Валентин Михалыч, результат или решение вашей проблемы? Газета кинет призыв, школы откликнутся, пионеры и комсомольцы пойдут по домам учить неграмотных. Выучат, не выучат – кто проверять будет и кому это нужно? Выборы пройдут, все об этом забудут.
Морозов, хотя и происходил из антисоветских слоев населения, вывернутую логику советской трудовой жизни и взаимоотношений нижестоящих с вышестоящими усвоил на «ять». Главным принципом этих отношений было вовремя отчитаться в достигнутых и превзойденных показателях, заслужив доверие начальства: все прочее само рассосется.
– Ну ты голова! – восхитился Кочетов, цокнув языком. – Даром что кулацкий сын.
– А каково будет вашему Петьке, Валентин Михалыч, когда он станет сыном троцкиста? – отбил Морозов.
– Ладно-ладно, не обижайся. – Главред примирительно замахал руками. – Если дело выгорит… а думаю, что выгорит… я у тебя в долгу, Морозов. Проси чего хочешь. Только, – он покачал пальцем, – не проси вернуть тебя на работу.
– Как это?.. – оторопел Морозов. – Я что, у вас больше не работаю, Валентин Михалыч?
– Три недели уже. Тебе разве не звонили?
– У нас в доме нет телефона, – упавшим голосом сказал Морозов. – Меня уволили? Почему? За что?
– За что? – вдруг нахмурился и погрознел Кочетов. – А ты забыл, как выклянчил у меня редакционное задание на статью о работе органов госбезопасности? Мне из-за этой истории головомойку устроили, в райкоме припарки ставили. Кто, говорят, у тебя в газете пишет – кулацкие последыши? Совсем ты, Кочетов, говорят мне, сдурел – в райотдел НКВД его шпионить отправил?! Велели из газеты тебя убрать подчистую.
– А я как раз пришел сказать, что статья не получится…
– Слышать больше ничего про это не хочу! – Кочетов подцепил круг колбасы и запихнул в рот. Жуя, продолжил: – Получи расчет в кассе за последний материал… Был бы ты хоть комсомольцем. А так не пойми кто, ни партии свечка, ни черту метла. Хочешь остаться в журналистике, Морозов, мой тебе добрый совет: подавай заявление в комсомол.
– Я, Валентин Михалыч, имею желание быть беспартийным коммунистом, – отоврался Морозов. – В партию и комсомол я рылом не вышел. А беспартийные коммунисты – опора партии.
– Ну-ну, – задумчиво промычал главред. – Твое дело.
– Я, товарищ Кочетов, спросить вас хотел. – Николай ерзнул на стуле, подобравшись к щекотливой теме. – Помните, весной вы мне говорили, что решено усилить антирелигиозную пропаганду в стране? А вы про аресты церковников в городе что-нибудь знаете? Правда, что это связано с выборами? Временная изоляция, а потом их выпустят… Это правда? Говорят, по январской переписи населения вышло много верующих. И у всех теперь по новой Конституции право голоса.
– Ты опять за свое, Морозов, – поморщился Кочетов. – Перепись эту враги делали, читал же в газетах. Так что не поминай ее всуе. Водки выпьешь?
– Нет, спасибо.
– Не компанейский ты мужик, Морозов. Как не советский. Одно тебе оправдание – молодой еще, жизни не знаешь… С попами ты, что ли, связался? Нет, Коля, серьезнее тут дело. – Кочетов посмотрел, закрыта ли дверь кабинета, и продолжил вполголоса: – Берут не только церковников. Членов партии тащат на дыбу. Культработников сажают пачками. Читал небось, какие бои идут в Союзе писателей? Нашу журналистскую
