Ведуньи из Житковой - Катержина Тучкова
— Брательники, — улыбнулся первый, кивая на остальных.
Под ногами у тех двоих путались дети разного возраста. Была среди них и девочка, уже знакомая Доре.
— Наши дети, — подмигнул ей собеседник.
Наконец из дома выглянула пожилая женщина. Из-под платка, повязанного вокруг головы, выбивались седые волосы, а из одежды на ней был только глухой длинный фартук на застежках.
— Кто это? — спросила она сердито.
— Да вот, говорит, пришла узнать что-то насчет Магдалов, — объяснил мужчина в калитке, не двигаясь с места и как будто совершенно не чувствуя декабрьского холода. Дети и один из его братьев тем временем скрылись в доме.
— Ну так проведи ее внутрь, не буду же я с ней толковать на улице. Пусть подождет в тепле, — сказала женщина и приказала одному из сыновей: — Милош, займись ей, я пойду оденусь.
Мужчина, стоявший в калитке, взял Дору за плечо и мягко направил к дому.
— Я Петер, а это Милош, — кивнул он в сторону младшего брата, который ждал в дверях, протянув руку для приветствия. Как только Дора приблизилась, он схватил ее ладонь и резко встряхнул.
— Вы не замужем? — спросил он, зардевшись, и прибавил, не дожидаясь ответа: — Я — не женатый.
— И я свободна, — растерянно ответила Дора. Старший из братьев тем временем легонько подтолкнул ее внутрь. Она миновала коридор и вошла в комнату, где гомонили дети, а у стола сидели две молодые, но уже располневшие женщины. Сзади кто-то снял с нее пальто и усадил на стул. В тот же момент перед ней очутился стаканчик самогона. Женщины молча на нее таращились.
Дора осмотрелась. В комнате не было ни намека на приближающееся Рождество. Неуютное помещение походило на стройплощадку. Грубо выбеленные стены с грязными пятнами требовали новой покраски. Мебель напоминала офисную, причем все предметы были из разных комплектов. Стул, на котором сидела Дора, был пластмассовый, с выломанными из спинки поперечинами. Когда она оперлась о стол, тот качнулся и накренился в ее сторону. Самогон в стопках, которые стояли перед всеми собравшимися, чуть не расплескался.
— Ну, за Рождество и за знакомство, барышня… э-э, как вас? — услышала она и поспешила представиться:
— Дора, Дора Идесова из Житковой.
Мужчина, назвавшийся Петером, поднял свой стакан; все остальные последовали его примеру. Разглядывая их одного за другим, Дора заметила, что у всех, взрослых и детей, были редкие кривые зубы. Этакая некрасивая фамильная черта.
— Так вы, значит, пришли порасспросить про Магдалов, да? — начала беседу мать семейства. Одевшись потеплее, то есть натянув на себя вытянутую дырявую кофту, она как раз подошла к столу. Перед ней тоже поставили стопку, до краев наполненную самогоном. Она опорожнила ее одним глотком, вытерла рукавом губы и продолжала: — Они здесь уже давно не живут. Магдалка умерла в начале восьмидесятых, ее сын и невестка — несколько лет тому назад, а внуки разъехались. И то, кому охота торчать тут, на краю света, верно?
— Понятно. А куда они уехали? — заинтересовал ась Дора.
— А я и не знаю, мы с ними никогда особо не водились, это, видите ли, была странная семейка. Таких лучше избегать.
— Скорей всего, куда подальше, — добавил Петер. — Где их никто не знал, а то тут они со стыда могли сгореть.
— Почему?
Дора делала вид, что ничего не знает.
— Ну, не очень-то честными делами они занимались, понимаете? Старая Магдалка была ведьма, как ее здесь называли. Колдунья. И когда-то, говорят, якшалась с немцами, но ей за это ничего не было, да и потом она всегда выходила сухой из воды. Только, бывалоча, приедут за ней легавые, на пару дней заберут, а потом назад привозят, как будто она ни в чем не виноватая. А ведь она стольким людям навредила — и не сосчитать. Сказывали, был у нее сильный покровитель где-то в Градиште. Да и как иначе, если эти ее фокусы всякий раз сходили ей с рук? А может, на них закрывали глаза за то, что она стучала, ведь сколько всего она могла порассказать про местных — такого, чем люди сами не хвастают. Как бы то ни было, после революции, когда старуха уже померла, люди перестали бояться и оставшемуся семейству за все это сполна отплатили. Нечего и удивляться, что ее внуки убрались отсюда подальше.
Милош, подвинув свой стул ближе к Доре, опять наполнил ее стопку самогоном.
— Спасибо, мне хватит, — воспротивилась она, но окружающие только презрительно махнули рукой.
— Ничего, привыкнет, — бросила с кривой усмешкой одна из женщин, которая в самом начале представилась ей как Мария, жена Петера.
— А зачем вы их разыскиваете? Раньше, когда кто-то искал тут Магдалку, добром это никогда не кончалось, — искоса взглянула на Дору старшая из обитательниц дома, и ее невестки тоже смерили ее подозрительными взглядами.
— Из-за моей тети… Понимаете, они из-за чего-то рассорились. Фамилия тети была Сурменова, и она, как и я, тоже была из Житковой. Вам это ни о чем не говорит?
Женщина закрыла глаза, и на лице ее изобразилось раздумье.
— Уж не та ли это была проклятая, а? Толковали, будто Магдалка прокляла свою родню в Житковой, когда от них сбежала. Всех женщин, которые тоже могли стать колдуньями.
Ясное дело, хотела избавиться от конкуренток, гы-гы! — расхохоталась она, одновременно кивая Петеру, чтобы тот подлил ей самогону.
— Если это была она, то проклятие, думаю, еще действует. Имеет силу над всеми женщинами из этой семьи. Так что, коли вы ее из-за этого искали, то я вам, девочка, не завидую. Лучше бы вам еще раз как следует выпить, — посоветовала она и красноречивым жестом предложила Доре влить в себя содержимое стопки, которую та вертела в пальцах.
Дору настолько ошеломило это попадание в самое яблочко, что она машинально выполнила ее указание. Тонкий согревающий аромат разлился у нее в горле, постепенно перемещаясь к желудку. Петер сразу же снова наполнил ее стопку.
— Да ладно, не принимайте все это так близко к сердцу. Может, это одни пустые разговоры. И вообще, что кому на роду написано, то и сбудется, что толку из-за этого переживать. Только жизнь себе укоротите — разве не так?
И комната огласилась гомоном остальных членов семейства, которые принялись наперебой рассуждать о силе проклятий и способах, как отвратить их от себя.
— Надо в полнолуние произнести это проклятие с конца к началу, а потом точно так же «Отче наш»,
