Ведуньи из Житковой - Катержина Тучкова
Ее разбудило тихое, ритмичное постукивание в оконное стекло. Должно быть, раздавалось оно уже не в первый раз — Дора как будто слышала его сквозь дремоту, пока наконец совсем не проснулась. Она встала, впотьмах подошла к окну и увидела за ним бледное лицо Янигены под огромной ушанкой с опущенными ушами. Удивленная Дора быстро очнулась, накинула на плечи пальто и пошла открыть дверь. Прежде чем Янигена, громко топая, вошла внутрь, Дора успела еще подбросить в печку поленьев и вдохнуть тем самым новую жизнь в угасающий огонь.
Янигена смущенно стояла в дверях, сжимая в руке ушанку. Ее щеки раскраснелись от ночного мороза: в золотистой полутьме комнаты это еще больше подчеркивало ее грубоватую красоту. Дора подошла поближе и помогла ей стащить отсыревшее пальто, которое тут же повесила сушиться на палку над печкой.
— Я ждала тебя в Копрвазах, — нарушила тишину Янигена.
Дора молчала. Ей все еще было не по себе из-за того, что Янигена здесь, в ее доме, посреди ее микромира.
— Несколько раз туда ходила, — добавила Янигена без тени упрека.
Дора кивнула и, чтобы скрыть неловкость, принялась готовить чай. Янигена бессильно опустилась на скамью у печки. Только через какое-то время она вновь подала голос:
— В магазине говорили, что сегодня ты опять приехала одна.
Дора кивнула:
— Да. Якубек все так же в больнице.
Янигена, откашлявшись, пробормотала, что ей очень жаль.
— Ирма умерла, — продолжала Дора.
Янигена с удивлением взглянула на нее.
— Ну да, — растерянно ответила она. — Ее уже и похоронили. Я не знала, что она для тебя что-то значила.
— Значила.
— Ну… — пожала плечами Янигена, раздумывая, что сказать. — Ведь она была уже немолода.
— Да, конечно.
Беседа явно не клеилась. Раньше они друг с другом особо не разговаривали, да и не о чем было… Их встречи имели четкую цель, так что они обходились без лишних слов.
Однако Дора уже довольно давно поняла, что дальше так дело не пойдет. То ли из-за прошлой истории в Копрвазах, то ли из-за случившегося с Якубеком. Внезапно очень многие вещи потеряли для нее прежний смысл, поэтому и их отношения с Янигеной пора было выяснить. И изменить.
— Я больше не хочу ходить в Копрвазы, — сказала она наконец.
Янигена огорошенно молчала.
— Хочу продать тот дом, — продолжала Дора, — чтобы больше туда не возвращаться, я должна наконец-то сбросить с себя все это. Незачем держать два дома. Все равно и Якубеку он бы не пригодился…
Ее голос дрогнул. Стараясь справиться с нахлынувшим на нее чувством горечи, она отвернулась и до боли закусила губу.
Вдруг — неожиданно для нее — Янигена встала, подошла к ней сзади и обняла. В Дорины виски ударило ее пропитанное алкоголем дыхание. Закрыв глаза, она сжалась, словно хотела слиться с могучим телом Янигены. Именно это Доре и требовалось. Чье-то участие. Она уже не могла справляться со всем в одиночку.
— Мне больше не будут отдавать его на выходные, — выжала она из себя. — Так он плох.
Янигена зашептала ей в волосы:
— Он поправится, вот увидишь.
— А если нет? — выдохнула Дора, и по щекам ее заструились слезы, первые за последние несколько недель. Теперь, вырвавшись наружу, они текли уже потоком, который Дора никак не могла унять. Ее тело сотрясалось от плача, а Янигена только беспомощно гладила ее по плечам.
Через какое-то время она подвела Дору к столу, усадила на стул, а сама шагнула к плите и заварила чай. Затем она устроилась напротив Доры и молча сидела до тех пор, пока та не успокоилась.
— Как твой муж? — спросила ее Дора, приходя в себя.
Почему спросила — она и сама не знала. Может, просто на смену благодарности за то, что Янигена в эту трудную минуту оказалась рядом, пришло горькое осознание, что через пару часов ее тут уже не будет. С Дориной стороны было довольно бездушно коснуться того, о чем они никогда не говорили.
— Все так же, — Янигена ответила не сразу, шепотом и нехотно.
— Лучше уже не будет?
— Нет.
— Он лечится?
— Уже не хочет. Сломанный позвоночник не поправишь, незачем тешить себя иллюзией.
— А как это переносят дети?
Янигена с нескрываемой досадой откинулась на стуле, скрестила руки на груди и нервно заморгала, словно стараясь ресницами отмахнуться от назойливого вопроса. Но Дора не отставала — ей больше не хотелось обходить молчанием семейные дела Янигены. Глядя на нее в упор, она ждала ответа.
— Хуже моего. То есть так было поначалу. Мужской руки им недоставало больше, чем моей. Сейчас уже получше, и скоро они выпорхнут из гнезда… к счастью.
На этом, казалось, Янигена готова была прервать явно тягостный для нее разговор. Но вместо этого она сделала глубокий вдох и с силой выкрикнула:
— Они бы никогда не простили меня, если бы узнали! А я бы этого не пережила…
Дора никак не ожидала такого взрыва от тихой, суровой Янигены, однако, раз уж он случился, воспользовалась возможностью.
— Но так тоже больше продолжаться не может! — решительно произнесла она. — Для меня это уже стало невыносимо. Вечный страх, игра в прятки, угрызения совести… я тоже ужасно боюсь, но неужели мы будем скрывать это всю оставшуюся жизнь? Встречаясь время от времени на пару часов где-то в конуре?
До этого момента Дора даже не подозревала, что ее самое это так тяготит. Все заглушала забота о Якубеке. Но теперь это внезапно вырвалось наружу: облекаясь в слова, ее желания приобретали наконец четкие контуры. Что, если им перестать скрываться? Перестать лицемерить? Просто пожить вместе?
В ответ Янигена только повторяла:
— Нет, ты же знаешь, о нас никто не должен догадаться! Скажи, что знаешь!
Ее голос дрожал от волнения.
— Ну а как жить дальше? Вечно вот так? Ты хочешь до конца жизни выносить судно за паралитиком, которого ты никогда не любила? Лишь бы люди чего не подумали?
Янигена хлопнула ладонью по столешнице.
— Хватит! Прекрати, слышишь? — закричала она. — Тебе хорошо говорить! Ты в воскресенье уедешь, у тебя есть второй дом, а мне — мне нигде не спрятаться! Ведь на меня тут будут смотреть как на животное, будут в меня плевать! Собственные дети от меня откажутся…
Янигена представила себе это так наглядно, что слова вдруг застряли у нее
